Наследник 2 - Дмитрий Шимохин
— Да он же пьян, — вырвалось из меня.
— Григорий это, младший брат царицы, — тихо произнес Иван Малой.
Вот мне совсем не понравилась такая встреча, а морда Гришки так и просила кирпича.
Не успели мы ничего сказать, как хлопнула дверь и на веранде появился еще один мужчина, одетый также в дорогой кафтан нараспашку и богато вышитую рубаху.
Он был по старше Гришки, в бороде уже поблескивали седые волосы, да и ростом повыше, немного более прямой нос и широкий лоб с залысинами, но общее сходство было.
— Охолони, брат, ты чего такое говоришь? Люди пришли к нам знатные да родовитые, только отрок мне незнаком, — произнес вышедший мужчина.
— А чего это они кланяться не хотят, царевым родичам, — буркнул Григорий и скривился.
«Не только пьянь, но и дурак к тому же», — промелькнула у меня мысль.
— Здрав будь, Михаил Федорович, — заговорил Хованский и немного склонил голову. — И ты будь здрав, Григорий Федорович, — уже совсем другим тоном сказал Иван Андреевич, следом и мы поприветствовали Нагих.
— Прав ты, Михаил Федорович, по делу пришли, да непростому. Самого царя оно касается, оттого и к вам пришли, что вы царевы родичи и сможете верно рассудить, — включился в беседу Иван Большой Одоевский.
— Ох ты ж, — со смешком произнес Григорий и скривил лицо, тут же заработав недовольный взгляд Федора.
— Непростые ты слова произнес, Иван Никитич, — задумчиво произнес Федор. — Понимаешь же, что до царя донести нам придется.
— На то и рассчитываем, — кивнул Хованский, и Федор Нагой повел рукой в сторону дома.
Пройдя внутрь, мы разместились в одной из светлиц и уселись за стол, Гришка себе сразу налил вина в кубок и тут же осушил.
— Так что у вас за дело, да еще и царево? — тут же поинтересовался Федор, не став ходить вокруг да около.
Хованский тут же посмотрел на меня, а следом и братья Одоевские, и, вздохнув, достал из сумки грамоту Марии, что предназначалась Нагим, протянул ее Хованскому, а тот уже и Федору, у которого от такого действия брови взлетели удивленно, а Григорий тут же нахмурился, но промолчал.
Внимательно оглядев грамоту, Федор только хмыкнул.
— Чего там? — буркнул Гришка, смотря на грамоту.
— Печать Старицких на грамоте, — непонятным тоном протянул Федор и, сломав печать, начал читать ее.
Читал он по слогам и медленно, так что у меня уши вяли.
— Мария Владимировна о родиче своем пишет, о племяннике. Только я в толк не могу взять, откуда он взялся. Она ж последняя, — нахмурился Федор.
— Ну, это да, Василька-то последний был из Старицких. Может, она и про кого другого ведет речь, — нагло ухмыльнулся Гришка.
«Василька», — пронеслось в голове, меня даже злость начала разбирать. Как это пьянь смеет так о деде говорить?
— Василий Володимирович он! — твердо произнес я. В руке же серебряный кубок, который я держал, начал сминаться.
— Хах, — осклабился Гришка, явно готовый что-то ляпнуть, но тут ему на плечо положил руку старший брат. Который внимательно на меня смотрел, и он явно был поумней младшего, хотя, как по мне, недалеко ушел.
— Так это о тебе, что ли, писано в грамоте? — задал он вопрос.
— Обо мне, — кивнул я.
— Так кто же ты такой? Что, Мария Владимировна называет тебя племянником, — веско спросил Нагой.
— Андрей Володимирович Старицкий. Мой отец, Владимир Васильевичи, был родным сыном Василию Владимировичу, рожденным в честном браке. Только о том мало кто ведал до сего дня! — чеканя каждое слово, произнес я.
Гришка же, что в этот момент пил из кубка, аж подавился и расплескал вино, во все глаза уставившись на меня.
— Брешешь, — тут же вылетело из него.
— Это на торге брешут, — рыкнул я, не выдержав его хамского поведения.
— То правду Андрей Володимирович говорит, мы подтверждаем, как и Мария Владимировна. Грамоты мы видели и другое тоже. Он родной внук Василия Старицкого и родич царю, как и вам. Ведь матерью Василия была Евдокия Нагая, что вам теткой приходится, — произнес Хованский.
— Знаю, кем нам Евдокия приходится, — огрызнулся Федор и вновь на меня уставился. Гришка же только и пучил глаза, вся его напускная важность куда-то подевалась.
В дальнейшем разговор фактически был похож на тот, который был у меня с тетушкой Марией и Иваном Никитичем Одоевским, вновь пришлось показывать грамоты и объяснять, как так вышло. Нагие же не спешили признавать во мне родича.
Да и, если честно, я не особо бы был рад таким родственничкам, Гришку и вовсе притопить где-нибудь хотелось.
Разговор шел долго и местами даже напряженно, за меня активно говорили как братья Одоевские, так и Хованский, и они таки дожали Нагих, так что те назвали меня родичем и обещали все правильно доложить поутру царю и своей сестре, а также похлопотать за меня, дабы представить самому Дмитрию Ивановичу.
Под самый вечер я вернулся к деду на подворье, внутреннее напряжение нарастало, я нервничал, ведь дальнейшее не от меня зависело, и как все повернется, неизвестно.
Вечером передал все имеющиеся деньги деду, выделил часть Прокопу и приказал, чтобы он прямо с утра ехал на мое подворье вместе со всеми моими послужильцами и ждал вестей и внимательно слушал слухи.
С утра мы спокойно сходили в церковь, и вот ближе к обеду в ворота требовательно застучали и раздался крик, повеление царским именем открыть ворота.
Ворота тут же открыли, за ними оказался большой отряд, не менее сотни, из них половину составляли стрельцы, остальные были, судя по всему, иноземцы, одетые в фиолетовые и зеленые камзолы с красными бархатными плащами, в руках же у них были копья. Впереди на конях стояли двое иноземцев, один уж точно шляхтич, а второй был одет, как и иностранные войны, в фиолетовый камзол с плащом.
Они въехали на подворье, внимательно осматриваясь.
— Нам нужен тот, кто называет себя Андрей Старицкий, — акцентом заговорил шляхтич. — Царь его видеть желает.
Меня ужасно царапнуло слово «называет».
— Ты-то кто таков? — крикнул дед.
— Я, как у вас сказать-то, писарь его царского величества. Так где этот человек, или нам все обыскать? — нахмурился шляхтич.
