Физрук-10: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

насилию, а все остальное — юридические тонкости. Однако сейчас речь не об этом. Как бы то ни было, дело свое ты сделал. Сумел сочинить нечто, что донесло философию этих «насекомьих сволочей» до сознания подрастающего поколения. Ты сам знаком с мальчиком-молнией и мог убедиться, что для таких как он твои рассуждения — это не просто набор красивых фраз, а руководство к действию. Они готовы часами упражняться, например, в концентрации вокруг себя грозового разряда, пусть и чрезвычайно слабого. Как они это делают, не знает никто. А ведь это лишь одна из целого веера сверхспособностей, которым обладают детишки, воспринявшие «Процесс».

— Ну не я один приложил к этому руку, — бурчит Философ. — Вот всяком случае, игрушки сделаны не мною.

— Не тобою, верно, — соглашается Тельма, — но и без твоего участия не обошлось. Например, «злой волчок» — это реализация твоего тезиса о свертывании внутреннего пространства, а «трескучка» у тебя описана, как «убивающее нас чувство вины за совершенные и даже — несовершенные поступки», или взять, к примеру, «шар-свирель»…

— Стоп-стоп-стоп, что-то ты разогналась! — тормозит ее словоизлияния он. — Ну «злой волчок», ладно, видел и даже имел сомнительное удовольствие прикосаться. Про «трескучку» хотя бы слышал… А что за «шар-свирель» такой?

— Это то, что тебе подарил Мастер, а ты его легкомысленно потерял.

— Потерял — каюсь, но причем здесь мои бредни? Как можно фразы, изложенные на бумаге, превратить в эти дьявольские игрушки?

— В этом суть мышления инсектоморфов, они воплощают абстрактные понятия в предметы.

— Ладно, хрен с ними, хотя в толк не возьму, какая моя оговорка могла быть воплощена в «утиный манок»…

— Ой, кто это тебя приманивал им? — смеется девушка.

— Игорек.

— Ох уж этот мальчик-молния…

— Не съезжай с темы. Пока что это все теория. Ты обещала рассказать, что произошло с городом? С чего это вдруг его утопили?

— По сути — это давно уже не город, а испытательный полигон, хотя большинство его жителей об этом не знало и не узнает. Место было подходящим потому, что рядом с городом обнаружилось гнездовье инсектоморфов. Специальная научная группа при местном университете, пользуясь готовностью «тонких людей» идти на Контакт, занималась их исследованием, но работа шла ни шатко ни валко. Тогда тот Пастырь, которого ты называешь Ортодоксом, решил ускорить процесс и тогда кайманы заказали тебе, извини за каламбур, твой «Процесс». После того как его распространили в машинописных копиях среди учащихся средних и старших классов, начался лавинообразный процесс — опять это проклятое слово — получения от инсектоморфов не только ценнейших научных данных, но и игрушек, которые поставили наших ученых в тупик. Никто из них не подозревал, что тот эксперимент, который они начали много лет назад, уже вышел у них из-под контроля. Теперь он был полностью в руках, то бишь — в верхних конечностях «тонких людей». По их замыслу, все должно было пройти мирно, передача знаний новой разновидности нашей расы — то есть детям — была на завершающей стадии. Инсектоморфы собирались пригласить в свое гнездилище всех городских детей, которые прошли инициацию твоим учением, но вышло так, что там успели побывать лишь твоя дочь Илга и Игорь Болотников. Из-за того, что его отец убил нескольких Жнецов, Рой вырвался на свободу и устроил в городе бойню. Пришлось срочно уничтожать следы эксперимента. Была объявлена немедленная эвакуация, но «тонкие люди» привнесли в нее свое измерение, они решили очистить бывший полигон не только от живых, но и от мертвых. Отсюда появились белые шары. Я не знаю, как они работают, но знаю, что это часть биотехнологий инсектоморфов.

— Белые я видел, — говорит Философ, — а что собой представляют — черные?

— Откуда ты о них знаешь?

— Один мент рассказал. Вернее — не рассказал, а проорал. Дескать, конец света наступает!

— Не дай бог, если «тонкие» пустят в ход черные шары, тогда точно — конец.

Философ крестится, а потом говорит:

— Может ты пояснишь мне еще один момент?

— Какой?

— Накануне потопа ко мне в номер вошла ты.

— Я? — удивляется Тельма. — Этого не может быть! Я была здесь, с ребятишками.

— И тем не менее. Меня всего покрыло сыпью, после того, как я потаскал «тонкого» на закорках, так вот девица, которая выглядела как две капли воды похожей на тебя, даже глазом не моргнула.

— Ах ты распутник! Привел в номер девку и хвастаешься!

— Какой там — привел! Я удрал от нее в ресторан. А когда вернулся — твоей копии уже не было, хотя я ее запер на ключ.

— Все-таки запер! Решил потом попользоваться.

— Окно было открыто. Видать, через него она и упорхнула. А потом в дверь постучали. Я открыл, а за нею оказался белый шар. Вот почему он ко мне явился? Разве я мертвец?

— Стал бы, если бы не удрал, — мстительно бурчит девушка. — Видимо, та девица приходила за тобой.

— Ты это от злости говоришь или тебе что-нибудь известно?

— Так. Слухи только. Их называют «ночными бабочками».

— Очень точное название.

— Да. Только не в том смысле. Они — фурии, ночные убийцы. Могут принимать любой облик и не только — женский. Ты правильно сделал, что удрал. Иначе пришлось бы и тебе «родить» белый шар.

— Ни хрена себе заявочки! Я то им чем помешал?

— Кому — им?

— Насекомым этим?

— А разве я говорила, что это они подослали тебе «ночную бабочку»?

— Ну а — кто же?

— Трудно сказать. Ведь в городе настало Изменение.

— Изменение чего?

— Всего. Несколько дней он жил по иным законам природы. Трудно представить, что творилась в его домах и с его жителями. Вот и тебя зацепило краем. Ты смог на собственной шкуре почувствовать вторжение будущего.

— Причем здесь будущее?

— Возможно таким будет мир через миллионы лет.

— К счастью мне не дожить… Ну хорошо, а на что согласился Игорек и от чего отказалась Илга?

— Инсектоморфы навсегда покинули наш мир и позвали единственных детей, которые побывали в гнездилище, с собой. Твоя дочь не захотела покинуть мать и, возможно, тебя тоже. А вот Игорек захотел. После смерти отца он остался круглой сиротой, ведь родной его матери давно нет.

— И где же он теперь?

— Видимо — в Новом