Владимир Поселягин - Я - истребитель. Я — истребляю
Дальше просто, они наткнулись на немцев, короткий бой. Сержант погиб, а Иванов с тяжелыми ранениями смог отбежать в сторону, где и повстречался с разведчиками капитана Климова. Те отнесли его в свое подразделение, а вечером с ним повстречался я. Через полчаса, когда я возвращался обратно, Иванова на месте не было, его отнесли к братской могиле, что выкопали неподалеку. Вот и вся история. Кстати, товарищ майор. Я не только это вспомнил, но и кое-что другое. Нужно поговорить наедине.
Санитары осторожно сняли меня с моей импровизированной трибуны, ковыляя к выходу, я слышал за спиной все нарастающий гул недовольства. Боюсь как бы этого «героя» не расчленили, в госпитале были только фронтовики.
— Держите, — протянул я майору медаль, остановившись в коридоре разжав окровавленную ладонь. Я так сжимал руку, что острия звездочки прокололи кожу на ладони, вызвав немалое кровотечение.
— Я думаю, вы разберетесь с эти делом. Ее должен получить тот, кто действительно заслужил.
— А если его расстреляли? — спросил Архипов, принимая звездочку.
— Нет. Иванов сказал, что сержанта загрузили в машину и отправили в тыл. Жив он, должен быть жив.
По пути до палаты, я думал только об одном. Где был я, и где шел бой. Дело в том что дивизион дрался тоже в Белоруссии, только в трехстах километрах от того места, где мы встретились с группой капитана Климова. Только это слабое звено в моем рассказе.
Войдя в палату я доковылял до тумбочки и открыв ее достал памятную газету, ту где стояли десять командиров моей дивизии комдивом во главе, мне еще казалось что я узнал капитана. Меня тогда сбили с мысли, и я не смог его опознать, но после этой встряске с липовым героем я вспомнил капитана, адъютанта нашего комдива.
— Вот, — развернул я газету и ткнул пальцем в фото.
— Узнал? Вспомнил все-таки? — спросил майор.
Он заставал меня пару раз с этой газетой, я не оставлял надежды узнать капитана, поэтому рассказал ему об этом.
— Узнал.
— Рассказывай, — кивнул он.
«А что рассказывать? То, что я узнал этого обер-лейтенанта фон Лискова? Которого в свое время видел в инете? Что мне делать? А? Подскажи майор? Как за уши притянуть эту историю? Я ведь не хочу чтобы он вредил нам. Думаешь я не знаю, кто на нас тогда диверсантов навел? Кроме него больше некому. Вот блин, проблема на проблеме! И надо было мне вспомнить про него именно сейчас?! Хотя… Ее можно неплохо пристроить под эту контузию. Хм. Ладно»
Лавочкина с нами не было, он по просьбе Архипова остался снаружи, нам нужно было поговорить наедине.
— Я его видел с немецким офицером. Они о чем-то весело разговаривали. Только он тогда был одет в форму красноармейца, и имел повязку на левой руке выше локтя. Судя по крови, там была рана.
— Где и когда ты их видел? — нахмурился майор.
— Двадцать второго, еще перед встречей с Васечкиным. Услышал чей-то разговор, направился в ту сторону, а там дорога. На ней «эмка» стоит, немецкий грузовик. У машин сидело пять бойцов, вокруг два десятка немцев. Еще офицер, вроде подполковник, и этот. Они отдельно стояли, разговаривали, смеялись даже. Я их за пленных принял, поясов то не было. Ну я досматривать не стал, задом отполз и дальше пошел, потом где-то через час с Васечкиным повстречался. Все что помнил, рассказал.
— М-да. Точно все? Ничего не забыл? — с легкой иронией спросил у меня Архипов, рассматривая снимок в газете.
— Вроде все, — ответил я.
Рана на руке у Лискова действительно присутствовала. Он получил ее во время захвата моста на месте прорыва армии Север. Дальнейшие его следы теряются. Известно только несколько операций в сорок втором и сорок третьих годах. Теперь было понятно, где он был, под прикрытием в одной из наших частей.
— Ты пока с Семёном Алексеевичем пообщайся, а я в по делу отлучусь, — сказал майор, и прихватив газету пригласил скучающего за дверью конструктора войти, извинившись, быстро исчез. Почти сразу в дверь скользнула медсестра Маша с перевязочным пакетом, за ней забежала бледная Даша. Пока девушки осматривали ладонь и бинтовали ее, я наблюдал, как конструктор устраивается за столом, и достает из тубуса свернутые в рулон крупные листы бумаги.
Поглядев на Лавочкина, я попросил кудахчущих надо мной девушек удалится, хотя настроения что-либо обсуждать с конструктором у меня отсутствовало напрочь. Девушки понятливо кивнули, и быстро вышли из палаты. Посмотрев на разложенные на столе листы бумаги, я сказал с легким недоумением:
— Вы принесли схемы истребителя? Зря, я в этом…, — развел я руками.
Лавочкин хмыкнул.
— Я это прекрасно понимаю. Нет со мной только схемы расположения кабины, как устроены рукоятки и приборы управления.
— А вот это уже интересно, — сразу же оживился я. Встав и подхватив прислоненные к спинке кровати костыли, захромал к столу. В течение получаса я с любопытством изучал строение кабины.
— Ручка газа обособленно как я просил? Только газ и все?
— Да, как просили только газ.
— Это хорошо, а то на ЛаГГах частенько ошибаешься, это же надо было додуматься на ручку кроме газа навесить еще и другие органы управления.
— Летчики-испытатели тоже очень довольны, — с таинственным видом сказал Лавочкин.
Сперва до меня не дошли его слова, но через секунду я резко вскинул голову и изумленно спросил:
— Испытатели? Вы хотите сказать…
— Да. Мы сделали ПЯТЬ опытных образцов. Три из них уже облетали.
— И как?
— Есть мелкие недостатки, их исправляют прямо на поле, если нет такой возможности, отвозим в ангар.
— Ну, без детских болезней экспериментальные машины просто не могут быть. На ЛаГГах, вон, до сих пор некоторые не устранены. Что с машинами? Как они? Что летчики говорят? — засыпал я собеседника вопросами.
— Первая машина чуть было не разбилась. Летчик спас ее, посадив на пузо. С проблемой быстро разобрались и устранили эту… ум-м-м болезнь на других машинах. Проблемы с двигателем, очень быстро нагревается, температура зашкаливает. Ресурс мотора от этого очень быстро тратиться, пока эту проблему решить мы не смогли.
— Греется? М-м-м. Греется… Что-то я об этом слышал от одного из наших механиков. Они вроде решили эту проблему… Нет, не помню… Но я попытаюсь вспомнить.
— Может, скажите мне фамилию этого механика? Мы с ним свяжемся?
— Да нет, это что-то на поверхности, думаю скоро вспомню… Блин, ну вот на языке вертится… Ладно, потом вернемся к этой теме. Что еще есть за проблемы?
— Проблемы есть, но все это решится в моем конструкторском бюро. Я пришел только из-за того чтобы показать кабину.
— Понятно. Ну давайте виртуально ее создадим. Вот я сижу на этом стуле. Представим что я в кабине. Показывайте, где какой прибор и рукоятка управления.
Через полчаса я сдался.
— Нет, так ничего не получается. Мне нужно знать до миллиметра высота ручки управления, сектора газа и других систем управления. Эти ваши: вроде тут, вроде там, не помогают. Я думаю вот что, давайте я приеду к вам на площадку послезавтра утром? Подойдет это вам?
Лавочкин спросил растерянным голосом:
— А разве вам разрешили покидать госпиталь?
— Да, разрешили. С завтрашнего дня, начинаю работать. Мне даже машину выделили из Кремлевского гаража, — похвастался я.
— Так может завтра? — задумавшись спросил конструктор.
— Не, завтра точно нет. Я в Центр Боевой Подготовки ВВС еду, лекции читать. Меня там давно ждут. Так что я туда на весь день.
— Понятно. Ну, послезавтра так послезавтра.
— Вот и ладушки. Кстати я вспомнил рассказ того механика, ну то, как они боролись с повышенной температурой…
— И как? — перебил меня Лавочкин. Видимо проблема стояла острее чем я думал.
— Они поставили другой радиатор со сто седьмого. Могу ошибиться, но он сказал так.
Лавочкин быстро подошел к листам и перебирать их. После чего несколькими штрихами карандаша что-то быстро накидал.
— Придется менять фальшборт… Но это только после испытаний… М-да.
— Кстати, я все хотел у вас спросить, что с вооружением нового самолета? — спросил я заметив что Лавочкин стал собирать листы и сворачивать их, для того чтобы убрать в тубус.
— Как вы и просили две пушки и два крупнокалиберных пулемета, — пожал он плечами.
— Те же двадцать миллиметров?
— Именно.
— Эти пушки, фактически крупнокалиберные пулеметы, то есть они не совсем соответствуют нужным требованиям… Хотя я вам это уже говорил.
— Я помню, говорили. Я узнавал на счет авиационной двадцатитрехмиллиметровой пушки, но она еще не готова.
— А снаряды для двадцатки?
— Это вы про то, что у нее слишком большие взрыватели? Из-за чего теряется вес взрывчатки?
— Именно.
— Я договорился чтобы несколько трофейных снарядов от вооружения «мессера» получили КБ которые этим вопросом занимаются, думаю скоро у нас появятся нужные боеприпасы. Честно говоря дальше я передал все вопросы по этой теме Архипову, что там сейчас творится знает только он.