Бессердечный принц. Раскол (СИ) - Мелевич Яна
Просторная зеленая гостиная напоминала место взрыва после теракта. Тут и там валялась посуда, грудой щепок и деревяшек схоронился в углу разбитый секретер. Перевернутый шкаф чернел провалами пустых полок рядом со сломанным проигрывателем. Вырванная с проводами люстра и пленка от раздавленных кассет вперемешку осколками зеркальных панелей отчетливо проглядывались в нитях серебристого света, который пробирался в комнату через распахнутые ставни.
Все кричало, что когда-то здесь устраивали пышные обеды и приветливо встречали многочисленных гостей.
— Проходи. Не бойся.
Мертвая девочка бесшумно проплыла мимо меня и указала на пустой стул рядом с застывшим мужчиной средних лет. Дыры от пуль на грязной робе намекали, что он один из расстрельных преступников. А обожжённая точка на лбу подсказала, что несчастный давно не числился в списках живых людей.
Бледный и подрагивающий Егор сидел напротив.
Перед ним стояла чашка чая, мятные ноты которого не заглушали витающий повсюду запах тлена, пороха, засохшей крови и влажной земли. Концентрация потусторонних сущностей на один квадратный метр здесь оказалась такая, что каждая пылинка пропиталась остаточными воспоминаниями призраков.
— Не бойся. Они не причинят вреда, — услышала я знакомый голос и повернулась к тени во главе стола, которая долгое время оставалась мною незамеченной. — Просто души, живущие в этом доме последние восемнадцать лет.
Шепотки и подозрительные скрипы вызвали мурашки, но я все равно подошла ближе. Стоило сесть на указанное место, как чайничек с рисованными медвежатами поднялся в воздух вместе с крохотной чашкой. Через несколько секунд чудесный аромат смородины и мелиссы пощекотал ноздри.
— Где мы? — спросила я, а Егор с облегчением выдохнул.
Испугался, что остался здесь один на один с зазеркальем и Максом?
— У меня дома. Понравилось, ваше сиятельство?
— Что? Дом? Или твое маленькое представление?
— Чай, — черные ресницы затрепетали, словно мотыльки над жарким пламенем и застыли, когда Макс выпрямился и сжал подлокотники кресла. — Но представление тоже. Так понравилось или нет?
Я тяжело вздохнула и опустила ложку в чашку со звоном.
— Нет, — последовал ответ.
— Почему?
— Не люблю бессмысленные иллюзии, которые никогда не станут реальностью.
Я прекратила помешивать чай, вдруг поняв, что делала это в обратном направлении. Покосившись на расставленные тарелки, проглотила слюну и тряхнула головой. Морок исчез, печенья и пирожные покрылись толстым слоем плесени, над вареньем парил рой мух.
Как только я сделала ложкой два оборота назад, все вернулось на круги своя. Еда вновь выглядела аппетитной, а комната резко посветлела. Еще оборот — люстра, кассеты и проигрыватель вернулись на место.
Из колонок полилась старая веселая песенка про любовь среди звезд.
— Где Макс? — первым задал вопрос Егор, опередив меня всего на мгновение, и нервно покосился на зеркальщика.
— Здесь.
За спиной Макса промелькнуло знакомое бесполое существо с пустыми глазницами. Устроив непропорционально длинные руки с такими же длинными и тонкими пальцами, оно застыло над ним белесой тучкой.
Мертвецы за столом, как по команде, повернулись в его сторону. Мужчина с простреленной головой, женщина с такими же пулевыми ранениями на груди и две девочки — первая с куклой, а вторая постарше. Лет шестнадцати или семнадцати. С похожими отметинами на испачканном кровью наряде.
И что-то мне подсказывало, что к Максу призраки имели прямое отношение.
— Твоя семья?
Я не знала, слышит он или нет. Спросила наобум в надежде понять, в каком состоянии зеркальщик. Ответ последовал незамедлительно: заторможенный, уставший, раздраженный. Будто Макс тысячу раз отвечал на этот вопрос.
— Да.
Его голос прозвучал в паре с голосом потусторонней сущности, которая стояла за его спиной. Как ни странно, но вреда она не причиняла. Просто держала его за плечи и наблюдала за нами, словно за любимыми питомцами в клетке.
Впрочем, мы себя такими и видели со стороны.
— Они здесь добровольно?
Призраки повернули головы и посмотрели на меня, а в глубине зеркальных панелей зашевелились какие-то тени. В доме находилась не только семья Макса, но и другие мертвецы, случайно или намеренно попавшие в зазеркалье.
— Нет.
Так я и знала.
— Их нужно отпустить, — мягко проговорил Егор, и дружный вопль едва не заставил его вылететь в окно вместе со стулом:
— Нет!
Я взвизгнула и закрыла лицо руками, когда бешеный смерч поднял в воздух всю стоящую на столе посуду. В нескольких сантиметрах от лица пролетел нож, а горячий чай едва не оказался у меня на коленях.
Грохот открывающихся и закрывающихся ставень пугал до чертиков, потому что присутствующие в комнате призраки больше не выглядели безобидными. Они злобно ощерились и зашипели. Готовились вместе с неугомонным вихрем отправить нас прямо в бездну треклятого мира зеркал.
— Хватит! Прекрати! — проорал Егор, цепляясь за стол. Скатерть под его пальцами съехала, а он повалился на пол вместе с многочисленными приборами. — Я, мать твою, пошутил, слышишь? Никто никого никуда не отпускает!
Секунда — и все стихия угомонилась. Вещи вернулись на места, стулья встали в вертикальное положение, посуда собралась по осколкам в цельные сервизы и вновь заполонила стол.
Я ошарашенно оглянулась и заправила за ухо прядь, которая выбилась из прически. Потом посмотрела на Егора, когда тот со стоном уселся обратно. Он тряс рукой и морщился. Похоже, она пострадала в процессе борьбы с магическим ураганом.
Макс выглядел плохо. Опустив голову на грудь, он сдавленно хрипел и крепко стискивал подлокотники до побелевших костяшек. Больше не помогали ни идущие назад стрелки на часах, ни магия зазеркалья, которая, похоже, продляла его жизнь в стенах родного дома. Но даже они были не в силах остановить процесс выгорания дара, который запустился, когда вошла в этот мир.
— Ты делаешь ему больно, — прошелестело существо, затем повернулось ко мне. — Вы делаете больно. Уходите. Вы заставляете его вспоминать, а он не хочет.
— Боюсь, невозможно. Мы не уйдем без него, — выдавила я, ощущая, как знакомое липкое прикосновение скользнуло по шее. — Тебе придется его отпустить.
— А если я не хочу?
[1] «Дыра — это нора, а нора — это кролик» — цитата из книги Алана Милна «Винни Пух и все-все-все», написанная задом наперед.
Глава 74. Алексей
Великокняжеская усыпальница, соединенная с Петропавловским собором внутренней галереей, оставалась местом, где я чувствовал себя по-настоящему живым. Среди молчаливых икон, гробов с телами моих родственников и многочисленных статуй святых ко мне приходил долгожданный покой. Буря в душе утихала, бесконечная гонка за выживание, и власть заканчивалась, а я находил утешение в разговорах с давно почившей прабабушкой.
Прямо как в детстве.
В последний год жизни императрица Анастасия ощутила приближение смерти. И впервые за много-много лет она упомянула в наших беседах дочь, цесаревну Марию, которая приходилась мне бабушкой. Ничего особенного при этом не сказала, скорее, добавила еще больше таинственности ее образу.
Загадка ее гибели, последовавшие за ней многолетние споры насчет легитимности прав отца на престол Российской Империи, бесконечные скандалы вокруг убитого супруга цесаревны — все это подорвало здоровье императрицы. Люди считали, что Мария и ее охранник, который оказался активным сторонником «Красной зари», убили принца Гарри Дитмара Губерта Саксен-Кобург-Готского.
А сама цесаревна родила наследника от любовника.
Анастасия ни разу не воспользовалась предложением сторонников и не заказала тест ДНК. Просто похоронила Марию рядом с ее супругом в усыпальнице Романовых. Вот Кирилла Вайновского, того самого охранника, приказала предать земле в безымянной могиле на окраине Малоохтинского кладбища. Именно там хоронили преступников, самоубийц и прочих неблаговидных личностей.
