Военный инженер Ермака. Книга 4 - Михаил Воронцов
— Можно взглянуть? — спросил я, указывая на камень.
Айне слабо кивнула:
— Бери. Он для огня.
Взяв его в руку, я сразу ощутил разницу. Камень был плотнее и тяжелее наших кремней. Структура однородная, без привычных трещин и включений.
— Я на минуту выйду, проверить кое-что, — сказал я ей.
На улице я достал огниво. С нашими кремнями приходилось бить по нескольку раз, прежде чем вспыхивала искра, особенно в сырую погоду и когда пальцы дубели от холода. А сейчас…
Ударил — сноп ярких искр. Ещё удар — и снова. Искры были крупнее, ярче и летели дальше, чем от обычного кремня. Я присел и стал внимательнее рассматривать камень. Качество было исключительным.
Вернувшись в избу, подошёл к Айне:
— Откуда у вас такие кремни? — спросил я. — Это совсем другой камень, не тот, что мы знаем.
Айне пожала плечами.
— Охотники нашли. Там недалеко от стойбища, полдня пути на север. Овраг, вода размыла берег — чёрные камни торчат прямо из земли. Раньше не знали, что с ними делать. Один охотник попробовал — и понял, что лучше обычных. Теперь все пользуются.
— Целый выход такого… — проворчал я, уже мысленно прикидывая возможности.
— Отдыхай, — сказал я ей напоследок. — Я скоро вернусь.
…Через час после моего ухода из лекарни меня снова позвали — на малый круг. В просторной избе, служившей Ермаку и ставкой, и залом для совещаний, собрались старшие казаки.
Ермак сидел во главе стола, задумчиво поглаживая бороду.
— Ну что, братья казаки, — начал он. — Слышали, что поведала остячка? Племя её гибнет от странной хвори. Просит помощи. Что скажете — идти или нет?
Первым выступил Мещеряк.
— А зачем нам в это влезать? Своя головная боль и без того есть: зима на носу, припасов в обрез, татары ожидаются. А тут ещё в стойбище тащиться, спасать их от какой-то ерунды.
— И ведь заразная напасть это может быть, — поддержал Гаврила Ильин. — Подхватим — нам мало своих болезней?
Савва Болдырев возразил:
— Но остяки нам союзники.
— Около нас живут другие, — отмахнулся Гаврила. — Остяков тут много.
— Дело не только в остяках, — сказал Савва. — Если поможем, другие роды увидят: русские помогают в беде. А уважение часто сильнее сабель. Иначе скажут, что боимся духов.
— Да какие там духи! — махнул рукой Андрей Собакин. — Бабы сказки брешут. Скорее голод и морок от него.
— А если не морок? — возразил Ильин. — Если духи действительно? Мы в их земли пришли — не исключено, что нас тоже достанет.
Спор разгорелся. Одни говорили об опасности похода: лед ещё тонок, лошади могут провалиться; другие напоминали о татарах; третьи опасались самой хвори. Я пока молчал, ожидая, что люди выговорятся, и мне дальше будет вести речь проще.
— И потом, — добавил Черкас, — как идти? По реке — лёд еще слабый. По лесу на лошадях не проехать.
В тот момент дверь приоткрылась, и в избу заглянул часовой:
— Ермак Тимофеевич, тут остяцкий князь. Говорит, срочно к вам.
Ермак нахмурился:
— Кто?
— Тулэм. С ним Юрпас.
— Впусти, — коротко приказал атаман.
В избу вошли двое. Юрпас был знаком всем, а второй оказался выдающимся для своего народа: высокий, широкоплечий, лет под сорок, лицо выветрено временем, одежда богата — песцовая шуба, малица с бисером, на поясе нож в серебряных ножнах. Тулэм, глава одного из остяцких родов, что находятся невдалеке от Кашлыка.
Он поклонился и заговорил на ломаном русском:
— Великий атаман, пришёл просить. Беда у остяков велика, услышали мы про нее. Род Айне болеет странной болезнью. Если не остановить — все пропадут.
— Мы об этом уже знаем, — приветственно кивнул Ермак. — И обсуждаем, как быть.
Тулэм продолжил:
— Мы поможем идти. Дадим ездовых собак и нарты. По льду собаки безопаснее — легки, не ломают лёд. Спасёте род, и все остяки узнают: русские — настоящие воины, не боятся ни людей, ни духов.
Это были весомые аргументы. Власть над землями держится не только на силе, но и на уважении, к тому же на собаках идти гораздо проще — лошади копытами могут разбивать некрепкий лед, а собаки своими мягкими лапами этого не делают.
— Мы подумаем, — доброжелательно сказал Ермак. — Подождите, пожалуйста, нас за дверью.
Как только остяки вышли, спор возобновился с новой силой.
— Видите? — сказал Савва. — Они сами готовы помочь с дорогой. На собаках верно идти.
— И на собаках можно утонуть, — проворчал Мещеряк.
Я решил вмешаться:
— Позвольте слово.
— Я знаю, что это за болезнь, — начал я, подбирая слова. — Это не просто духи. Часто такое бывает у северных народов: из-за долгой зимы, голода, отсутствия разных продуктов люди слабнут. Появляется безумие — повторяют движения, теряют себя…
— И как лечить? — спросил Яков скептически.
— Несложно. В первую очередь накормить и успокоить. А кроме этого…
Я вынул из кармана кремень Айне и показал:
— И ещё вот это. Посмотрите.
Я ударил огнивом — с первого удара посыпался сноп ярких искр. Мужчины переглянулись и восхищённо присвистнули.
— Айне говорит, недалеко от их стойбища место, где таких камней много. С ним можно делать кремнёвые замки для ружей — в дождь и снег стрелять будет легче. Фитиль не нужен, ружьё всегда готово.
Казаки стали пробовать высечь искры, камень передавали из рук в руки; шум обсуждений затих на миг, сменившись любопытством.
— Если добудем таких камней, — продолжил я, — наше оружие станет лучше. Для этого нужны живые остяки, чтобы показать месторождение и помогать добывать.
Ермак молча повертел камень в руках.
— Дело хорошее, — сказал он, — но риск велик.
— А когда нам было легко? — ответил Савва. — Через всю Русь шли, Кучума били, зимовали в степи. Неужели теперь испугаемся?
Ермак встал и прошёлся по избе:
— Ладно. Большинство за помощь. Поставлю условия: первый — идёт тот, кто сам хочет; силой никого не гнать. Второе — увидите, что дело опаснее, чем думали, — сразу назад. Третье — Максим, ты отвечаешь за отряд. Справишься?
Я выпрямился:
— Справлюсь, Тимофеевич.
— Найдешь камни, собирай, сколько нужно, и сюда тащи. И для оружия, как ты говоришь, пригодятся, и не только для него.
— Сделаю! — пообещал я.
Но Мещеряк все ещё сомневался:
— Если это не духи, а болезнь от плохой еды — почему раньше такого не бывало? Остяки всегда так жили.
Я задумался. Действительно: почему именно сейчас?
— Может, раньше у них были запасы иного, — сказал я. — Айне говорила: три года неурожая. Долгая однообразная пища — рецепт беды.
— Или духи разгневались из-за идола, — пробормотал кто-то.
Ермак хлопнул ладонью по