Война и Мир - СкальдЪ
— Понимаю, разведчик и болгарский патриот, — кивнул Зазерский.
Голый по пояс Пуля нашелся в палатке, со связанными за спиной руками, под охраной трех казаков.
— Развязать! — первым делом приказал Зазерский, и обращаясь к болгарину, добавил. — Я не извиняюсь за то, что вас ранили. Мы на войне и приняли вас за турка, но теперь будем рады оказать любое гостеприимство.
— Понимаю, — Пуле, которого на самом деле звали Мирко Воинов, помогли подняться и сняли путы. Он потер руки и выжидательно посмотрел на меня. Болгарин был в синих шароварах и опорках, а грудь ему перевязали покрасневшей от крови тканью. Рядом с ним на земле лежал расшитый жилет, который назывался елек и просторная рубаха с кушаком. Судя по всему, это были его вещи, которые сняли, когда обыскивали и оказывали медицинскую помощь. Учитывая одежду и то, что Мирко был чернявым и горбоносым, с узенькой бородкой, неудивительно, что его приняли за турка.
— Андрей Николаевич, распорядись подать еды и вина, — к полковнику при посторонних я обратился по имени отчеству, поддерживая авторитет. — Дадите нам возможность поговорить конфиденциально?
— Конечно, сейчас все устроим.
Казаки из нижних чинов мигом притащили два стула и разложив на полу бурку, поставили на нее миски с курицей, салом, хлебом, луком и огурцами, а также бутылку вина. Все остальные ушли. Охрана по приказу полковника отошла на тридцать шагов и приглядывала, чтобы нам никто не помешал.
— Как себя чувствуешь, Мирко? — поинтересовался я, пожимая болгарину руку. — Очень рад тебя видеть.
— Рана серьезная, господин полковник, дышать тяжело, но жить буду. Кто ж знал, что казаки стрелять начнут? — мы говорили с ним на русском, который агент знал вполне сносно.
— Война, брат, ничего не попишешь. Казаки в своем праве, но я рад, что все обошлось. Ты кушай, кушай.
Закурив, я молча наблюдал, как Воинов разломил хлеб и впился зубами в душистую мякоть, а следом воздал должное отварной куриной ножке. Агент насыщался быстро, запивая еду вином.
— Думаю, все же доктор тебе нужен, — констатировал я, отмечал бледность Воинова и испарину на лбу. — Ничего, потерпи, скоро к нему отправишься.
— Спасибо, главное, что не убили меня и говорить могу.
— Хорошо. Ты как реку переплыл? На лодке?
— Да, — болгарин качнул головой. — Все лодки турки изъяли, но небольшую лохань мне найти удалось. Только устал я сильно, выгребая против волны и ветра, а когда добрался до нашего берега, от казаков спрятаться не успел.
— Что же за новости ты принес, Мирко?
— Важные, господин полковник. Сведения о гарнизоне Никополя.
— Рассказывай.
Агент вздохнул, сосредотачиваясь.
— Гарнизоном командует Хасан-паша. Человек он властный, свирепый, и любовь подчиненных не завоевал. Под его рукой находится еще один генерал, Юсуп-паша и около двухсот офицеров, причем больше половина их полуграмотные алайли[8]. Гарнизон крепости насчитывает десять тысяч человек. Среди них есть низам, редиф и мустахфиз[9]. Кавалерии нет, лишь артиллерия и пехота, многие таборы вооружены винтовками Мартини[10]. Турки построили шесть редутов и семнадцать батарей. У них сто десять орудий, полевых и крепостных. Дайте бумагу, нарисую план, я хорошо все запомнил.
Позвав одного из казаков, я попросил, чтобы тот принес писчие принадлежности и что-нибудь, на что можно положить бумагу. Пока он выполнял поручение, я продолжил расспросы Пули, стараясь не показать волнение.
Сведения, что принес агент были невероятно важны! И чем дольше он говорил, тем отчетливей я в этом убеждался. А уж когда принесли бумагу, и Пуля нарисовал схематический план Никополя с редутами и батареями, с примерными пометками, где и какие орудия стоят, я был готов его расцеловать.
— Благодарю за службу, Мирко. И не обижайся, но деньги возьми. Триста рублей тебе за службу, — сумма была большая, но и сведения соответствующие. Тем более, платил я не из своего кармана, а из специально выделенного как раз для таких моментов разведывательного фонда.
— Нет, не возьму, — болгарин покачал головой и насупился. — Вы же знаете, я не за деньги головой рискую, я за свою родную Болгарию, за ее свободу. Хочу, чтобы дети мои и внуки жили свободными людьми, а не турецкими холуями.
— А где они у тебя? Здоровы ли?
— В Плевне. Два дня назад получил весточку — все у них хорошо.
— Тогда тем более возьми, — я чуть ли не силой заставил агента принять заслуженное вознаграждение. — Времена нас всех жду тяжелые, расходом может быть много, так что деньги пойдут на дело. Бери, бери, Мирко, это честные деньги, ты жизнью рискуешь.
Следом, заняв на время палатку Зазерского, я развел кипучую деятельность. Первым делом договорился, что Мирко отвезут в ближайшее отделение Красного креста в Вийсоаре, где его осмотрят доктора и окажут всю необходимую помощь. С самим болгарином я договорился, что после того, как его подлечат, он найдет меня или Паренсова и мы обязательно изыщем безопасный способ вновь перекинуть его через реку.
Затем я сел за написание писем. Первое адресовывалось полковнику Паренсову, отвечающему за всю разведку Дунайской армии и докладывающему непосредственно Главкому и цесаревичу Николаю. К письму я приложил нарисованную Пулей схему и пояснительную записку. Второе послание предназначалось наследнику, в нем я изложил свои личные соображения по поводу происходящего. Печати под рукой не было, поэтому я просто несколько раз расписался на швах заклеенных конвертов и вызвал корнета Джавахова.
— Это письмо полковнику Паренсову, а это, непременно лично, наследнику Николаю Александровичу. Выезжай немедленно, для охраны возьмешь три десятка гусар. Все ясно, Вапхо? — на всякий случай поинтересовался я.
— Так точно! Дело пустяковое, Михаил Сергеевич, не волнуйтесь, все исполню в лучшем виде, неприятеля здесь нет, — вытянулся бравый грузин. Не знаю, как покажут себя в бою осетины Скобелева, но не думаю, что Джавахов хоть в чем-то им уступает. Тем более, он гусар Смерти!
Мирко Воинов уехал на телеге в Вийсоару, а корнет Джавахов ускакал в Фламунду, где находился НикНик Старший, его штаб и полковник Паренсов. Я не сомневался, что корнет со своим заданием справится блестяще.
Мы же с Некрасовом пообедали с Зазерским и его офицерами, после чего отправились обратно в полк. Намечались интересные перспективы, и я надеялся, что цесаревич сможет сделать так, что Бессмертные гусары окажутся в нужном месте в нужное время.
Глава 6
— Отвратительная оптика! — граф Шувалов убрал бинокль в кожаный футляр и с досадой пристукнул перчатками по бедру. — Ни черта ни видно!
— А что ты хотел, кругом же первобытный мрак, — рассмеялся Андрей Некрасов.
Дюжина офицеров Александрийских гусар расположилась в прямой видимости переправы и сейчас наблюдала, как 14-я пехотная дивизия генерала Драгомирова форсирует Дунай. В помощь им выделили 4-ю стрелковую бригаду, две сотни пластунов и две горные батареи.
Стояла глухая ночь, ветер нагнал туч. Две темные полоски на воде обозначали острова Чингинев и Адда. Противоположный берег Дуная терялся во мраке. Шувалов сотни раз наблюдал его днем и знал, что тот представляет собой нагромождение невысоких, но отвесных обрывов, изрытых ручьями и эрозией. Согласно данным разведки, у турок в районе Систово находилась одна пехотная бригада Ахмеда Хамди паши, весьма сильно разбросанная вдоль берега и состоящая из шести таборов пехоты и то ли семи, то ли восьми орудий. Они-то и представляли главную угрозу.
Русские с тревогой наблюдали, как бы в разрывах не показалась луна. Подобное грозило нешуточными неприятностями, так как призрачный свет высветил бы скользящие по воде лодки и понтоны. Но пока все было хорошо, турки еще не проснулись и тревоги не подняли.
Накануне утром в местечке Бею Драгомиров собрал генералов и полковников, разъясняя план предстоящего мероприятия. Естественно, Шувалова и Некрасова туда не позвали, но вернувшийся Соколов рассказал все необходимые детали.
Операцию подготовили на славу. На лодках строжайше предписывалось соблюдать полнейшую тишину и первыми огня не открывать, ожидая возможных действий неприятеля. Помощь раненым оказывать, но не суетиться, так как любое неловкое движение могло опрокинуть понтон. Даже курить категорически запретили, дабы турки не заметили огонька папирос и не начали стрелять. А курить, между тем, хотелось.
— Как же меня злят подобные задержки, — признался Некрасов. Офицеры укрылись среди деревьев и изнывали от бездействия.
