Уроки ирокезского (СИ) - Климова Алиса "Луиза-Франсуаза"
Домой я отправился через неделю – потратив последние три для на обсуждение "политики партии" в американской книготорговле. И отправился практически "пустым", несмотря на то, что Купер честно заработал на ярмарке целых сто долларов за три дня: и гонорар, и выручка с продаж остались Демиану Бариссону в качестве вклада в развитие уже моего американского бизнеса.
Три месяца вдали от дома вроде и пролетают незаметно, но по возвращении остро начинаешь чувствовать пролетевшее мимо тебя время. Особенно остро, если в доме тебя встречает лишь оставленный специально для этой цели Терентий – потому что семья уже переехала в новый особняк. Домик получился не совсем таким, каким он мне представлялся, но перезимовать в нем с определенным комфортом вполне получится – если не думать о том, что сейчас двадцать верст до города – это очень много. Пока – много…
Для меня самым неприятным оказалось то, что дети остались без "школы". Нет, о "домашнем образовании" хоть и приемных, но все же Волковых дед позаботился, и в "гостевой" комнате теперь проживали две дамы, изображавших из себя учителей. Для деда – очень неплохо изображавших, но я-то имел в виду дать им нормальное образование… Ничего не поделаешь, придется девочкам годик подождать. В пять и шесть лет читать научиться – для нынешних времен даже это достижение выдающееся! Единственное, чего дед понять так и не смог – так это того, что "соседкая" девочка Оленька тоже (за отдельную денежку, выданную Евдокии) обучалась с Таней и Настей по полной программе. Но я ему и объяснять не стал: каприз, мол, просто похожа она на некую "любовь детства". А Маха и Степан напирали на "самообразование": читать оба умели, список книг я выдал. Правда времени на это "самообразование" у них и не было почти: работа. Много работы…
Один из основных тезисов, которые я для себя сформулировал "по прошлым жизням", был прост: нельзя давать современному обществу "технику будущего" без постоянного и очень тщательного и придирчивого контроля. Не потому, что "общество не воспримет", а наоборот, потому что воспримет быстро. Проблема же заключается в том, что воспримет общество совершенно зарубежное – а Россия и так плетется в одном ряду с какой-нибудь Индией, и "новая техника" лишь приведет к ее скорейшему (на базе этой техники) порабощению и превращению в колонию. Так что "внешним рынкам" требовалось предлагать что-то либо "неповторимое в принципе", либо дешевое, легко защищаемое патентами и ненужное настолько, что ни одна страна "вероятного противника" ради такой фигни свои законы менять не станет. Например, подушки-пердушки…
С пердушками пока мозаика не складывалась – каучук дороговат был. А вот, скажем, с игрушками елочными ситуация выглядела несколько иначе. И Маха со Степаном эту ситуацию поворачивали уже в мою сторону. И поворачивали очень даже неплохо…
Глава 5
Черт Бариссон, сидя у окна в удобном кресле вагона первого класса, в это окно на проносящуюся мимо природу, в противоположность обычному времяпрепровождению, не глядел: он был погружен в размышления. Весьма странные для любого, кто мог бы прочитать его мысли:
"Понятно, что насчет даже очень неочевидного способа получения большого количества денег он и додуматься мог, с этим у него все в порядке. Но тут все почитать заранее вообще невозможно! Хотя вроде этот даже в Техасе какой-то журнал издавал… но журнал-то прогорел, значит денег он не принес. Мистика какая-то, честное слово! Хотя у него все выглядит как мистика, но он просто очень тщательно все заранее готовит – взять, например, мой путь сюда… но все рано непонятно."
В путешествие в восемьсот миль до Коламбуса, штат Огайо, Бариссон отправился исключительно из любопытства, поскольку поручение, изложенное в письме Волкова, мог исполнить любой клерк из конторы. Вот только поручение было настолько необычным…
"Найти какого-то арестанта в тюрьме Коламбуса, предложить ему писать рассказы для "Книжного обозрения", причем предлагать сразу по двести пятьдесят долларов за каждый… цена вроде бы обычная – но это для профессионалов! А тут – неизвестно кто… да еще и предписано соглашаться, если этот больше запросит… до пятисот долларов соглашаться! Нет, рассказы-то у этого явно неплохие могут выйти, но вот так все заранее подсчитать…"
"Мелкий жулик", в тюрьме исполнявший работу фармацевта, а потому временем располагающий, показал Черту с полдюжины рассказиков. И Бариссон, все же с американской жизнью освоившийся уже довольно неплохо, почувствовал, что "это" публике может и понравиться. Но все же Черт чувствовал себя в чем-то обманутым. Точнее, обманулся он лишь в том, что не ожидал, насколько случившееся совпадет с предположениями Волкова: сухощавый, несколько суетливый мужчина с предложением Бариссона согласился сразу. Ну с этим-то все понятно, ведь после пересчета гонораров по формуле "полцента с каждой подписки" стартовый гонорар уже вырос до трехсот пятидесяти – как раз на прошлой неделе у журнала появился семидесятитысячный подписчик. В принципе, понятно и то, что Волков предусмотрел и предложение "писать по рассказу в неделю" – парень ведь до тюрьмы в одиночку целый журнал своими творениями как-то заполнял. Наверное, у Волкова какие-то знакомые в этой тюрьме – иначе откуда он бы прознал, что парень пошлет свой рассказец в Нью-Йорк? Зато получился отличный предлог для разговора с ним: "Я прочитал ваш рассказ и хочу вам предложить…"
Но откуда Волков месяц назад мог знать, под каким псевдонимом этот арестант пошлет свой рассказ МакКлюру?
Дома радостных новостей было много, но самую, пожалуй, большую радость мне доставил Димка. В прошлой жизни я у него в доме (уже в уругвайском) заметил висящий на цепочке под иконкой очень знакомый предмет. До слез буквально знакомый – мой mp3-плеер, который обычно висел у меня на шее. Маленькая китайская игрушка, со стандартным юэсбишным разъемом под крышечкой и шестью кнопками. Кнопки китайцы расположили несколько неравномерно – настолько неравномерно, что на них очень аккуратно лег манипулятор-"крестик" с двумя перекладинами. Не совсем "православный" – все перекладины были "горизонтальными" – но Димка был убежден, что это все равно религиозный символ, причем мой – "австралийский": он его и нашел-то как раз на месте моего "попадания". Поскольку именно "в прошлой жизни" с ним у меня было общих дел немного, то я как-то пропустил мимо ушей его намек о том, что заехать к нему и забрать крестик было бы хорошо.
Но Димка его сберег… а когда я, наконец, этот "крест" обнаружил, от плеера исправным остался лишь корпус: потекшая батарейка всю электронику разъела. В прошлый раз – а теперь я особо Димку попросил поискать "нательный крест вот такого вида" – и он плеер нашел. С невытекшей еще батарейкой.
Дед выполнил мою главную на этот год просьбу: он сначала "договорился" в Царевском уезде, а затем – пока Волга не стала – съездил в Астрахань к Газенкампфу и "утвердил" купчие на землю. С приобретением восьмидесяти тысяч десятин в Царевском уезде (а хотя бы и в рассрочку) проблем не было, полупустыня к северу от озера с поэтическим название "Горькое" никому вообще нужна не была. Правда, и Михаил Александрович сразу заподозрил какую-то аферу, но дед – как он мне со смехом рассказал – ситуацию прояснил губернатору буквально парой слов:
– Ваше превосходительство, внук-то, он в Америке книжки русские издавать задумал. А вы и сами знаете, любят иностранцы наше все охаять. Так это все затем, что ежели какой писака американский захочет дело сие обгадить, наш-то и спросит: а есть у тебя двести тысяч акров земли под поместьем? Внук-то не просто так земли такой надел выкупил, а чтобы эти американские акры круглым числом считать… У меня, скажет, есть, а если у тебя нет, то засунь язык в задницу и не вякай. У них, американцев, ведь кто богаче, тот и прав – и те американцы, которым внук книжки продавать думает, над щелкопером сим посмеются, а внуковы книжки, напротив, радостно купят.
