Андрей Колганов - ЖЕРНОВА ИСТОРИИ
Тухачевский всеми силами пытался исполнить пожелание начоперупресп довести численность дивизий до 9000 штыков. Однако при практически полном отсутствии пополнений из центра сделать это было затруднительно. Все запасные полки были опустошены, с весьма неспокойной линии перемирия с Латвией была снята 11-я дивизия, а еще ранее - 51-я пограничная. Кое-что для фронта дали организации Всевобуча - и все.
Тухачевский подготовил новое наступление. Но и майская операция, предпринятая без сосредоточения значительных сил, против польской группировки, которая как раз собрала ударный кулак для своего наступления, была малоуспешной. Белополяков поначалу снова удалось потеснить, но они быстро оправились и нанесли контрудар. Впрочем, и наступление поляков большого успеха им не принесло, - их остановили примерно на линии Полоцк-Бобруйск, и по рубежу Западной Двины.
На фронте наступило некоторое затишье - бои продолжались, но без решительных усилий, и, соответственно, без решительных результатов с обеих сторон. Именно в этот момент в нашем секторе ВОХР произошла передислокация - 151 осб убыл в 107 осбр, на охрану Нижегородской железной дороги. Взамен же к нам из Саратовской губернии перекинули аж целую бригаду - 25-ю осбр. Все бы хорошо, вот только бригадой она была лишь по названию, ибо имела в составе всего лишь один батальон - 165-й осб.
Вот в роту этого вновь прибывшего батальона, которую расположили в Себежском уезде Витебской губернии, и надо было мне отправиться для проведения политзанятий. Да заодно и прощупать, как там с политико-моральным состоянием нашего пополнения.
При иных обстоятельствах от этой поездки можно было получить немало удовольствия. Себеж - старинный городок, очень живописно расположенный у северной оконечности узкой перемычки, разделяющей два красивых озера - Себежское и Ороно. Но военные будни позволяли уделять этим красотам - даже в самом лучшем случае - лишь мимолетное внимание.
Если до этого момента мои воспоминания… Мои? Осецкого, конечно. Хотя уже давно я почти не отделял собственную личность от личности Осецкого, эти воспоминания были все-таки его, а не мои. И вот, его воспоминания, до этого момента лишь бегло скользившие по событиям, в которые он был погружен во время службы в войсках ВОХР, вдруг приобрели объемность, детальность, можно даже сказать - красочность. Вот и себежские озерные пейзажи вдруг вспомнились.
Стояла жаркая июньская погода, когда я (ну, пусть будет я - ведь теперь эти воспоминания принадлежат и мне тоже) отправился с попутными эшелонами сначала от Смоленска до Витебска, затем от Витебска до Великих Лук, а уже оттуда, проторчав двое суток на станции - до города Себежа, уездного центра Витебской губернии (затем, с 1924 года перекочевавшего в Псковскую). Разыскав казармы, где квартировала 2-я рота 165-го осб, нашел ротного командира - молодого парня с окающим волжским выговором, довольно-таки споро распоряжавшегося в своем ротном хозяйстве, предъявил ему свои бумаги и представился.
- Ну, будем знакомы, - протянул он мне руку, мельком просмотрев бумажки, - Фёдор Иванович Романов. (Ого, - мелькнула непрошенная мысль, - прямо-таки "царь Федор Иоаннович" нарисовался).
- Осецкий, Виктор Валентинович.
День уже начал клониться к вечеру, поэтому, не мешкая, роту (за исключением, понятное дело, караульных и исполнявших наряды), собрали для политбеседы в дворике у казармы. В помещение решили не идти из-за духоты по летнему времени. А во дворе росло несколько старых лип с пышными кронами, в тени которых можно было спастись от жары. Если бы они еще и цвели, то с их благоуханием дворик вообще превратился бы в райское местечко. Но для цветения липы было еще рановато.
Золотисто-розоватое предзакатное солнце уже начало цепляться за верхушки деревьев и длинные тени лип накрыли почти весь двор. Красноармейцы рассаживались на нескольких скамейках, на вынесенных из казармы лавках, а для докладчика даже притащили стул и стол из красного уголка. Окинув взглядом двор, прикинул численность роты. Да, негусто. Здесь около сотни, а всего, пожалуй, наберется не больше, чем сотни полторы штыков.
Рассказав о внутреннем и внешнем положении Советской Республики, перехожу собственно к беседе. Вопросы посыпались как горох. И большинство - насчет разверстки.
- Мы линию Советской власти со всем нашим усердием поддерживаем, - степенно выговаривал парень лет двадцати двух-двадцати пяти (на мужика еще явно не тянет) в линялой, почти до белизны, гимнастерке, носившей следи довольно аккуратной починки. - Помещиков на штык, землю поделили, власть теперь сами избираем - все это хорошо. А вот то, нехорошо, что землю-то дали, а хлебушек-то забирают! - с нажимом произнес он последнюю фразу.
- Точно! - поддержало его сразу несколько голосов. - И товар, считай, совсем на село завозить перестали! За так, выходит дело, хлеб отдаем! Это куда такое годится?
- Совсем не годится, - согласно киваю головой, и шум среди красноармейцев, несколько удивленных таким ответом "комиссара", стихает. - Не годится, а что делать прикажете? Вот, смотрите сами: все главные хлебородные губернии были до последнего времени под белыми, либо только-только освобождены. Дон, Поволжье, Кубань, Северный Кавказ, Оренбуржье… На Украине сами знаете, что делается - с белополяками деремся. А где не поляки, так там банды гуляют. Где хлеб взять, чтобы город кормить?
- Так мы и сами бы дали, ежели не задаром, - с хитрым прищуром отвечает мне парень, заведший разговор.
- Ситец в обмен на хлеб пойдет? - спрашиваю его.
- А то!
- Знамо дело, пойдет! Поизносились все! - поддержали его многочисленные голоса.
- Так нету! - развожу руками. - Все фабрики стоят. И в Иваново, и в Павловом посаде, да везде окрест Москвы. Стоят же они потому, что хлопок для ситца нужен, а он в Туркестане. А в Туркестане война. - Оглядываю вновь притихших бойцов. Задумались маленько. Уже дело.
- Та же история с плугами, косами, серпами, - продолжаю объяснять. - Нет для них металла. Урал до последнего времени под Колчаком был, Криворожье и Донбасс - тоже под белыми. Да заводы все в разрухе от войны, их еще восстанавливать надо.
- Так что же нам, выходит, отныне задаром жилы рвать, хлебушек растя? - выкрикнул кто-то из задних рядов.
- Нет, не задаром, - отвечаю. - Считайте, вы этот хлеб как бы взаймы Советской власти даете, пока война идет, чтобы старые порядки не вернулись, да землю у вас помещики назад не отобрали. Вот добьем белых да польских панов, поднимем хозяйство, тогда и поставим все по уму. Вы городу хлеб будете давать за твердые деньги, а не за нынешние бумажки, город же вам за деньги эти нужный товар продавать будет.
- А коммунию на селе насаждать не будете? - снова прорезался голос из дальних рядов.
- Коммуна - дело добровольное. Права такого никто не имеет - насаждать. - Отвечаю быстро и твердо, без колебаний. - Да и глупость это. Если кто, к примеру, артельно хочет землю обрабатывать, так такое дело можно сладить только по доброму согласию, иначе выйдет разор один, а не хозяйство. Артельно же хозяйничать прямая выгода есть. Вот скажите чести, один хозяин потянет, чтобы у него и плуг железный был, и борона, и сеялка, и веялка, и крупорушка, и маслобойка?
- Не, одному не потянуть, - раздались нестройные голоса. - Это разве у немцев-колонистов такое есть, а нашему брату не поднять.
- Вот и я о чем. А артелью скинуться на это вполне можно, а потом сообща и использовать…
За такими разговорами не заметили, как на землю пали вечерние сумерки. Настало время ужина. Ели все вместе, получив по порции ячки со следами какого-то подозрительного масла, и запив этот деликатес взваром из сушеных яблок без сахара.
После ужина командиры собрались в казарме, за выгородкой, где стояли их койки, и где нашлось местечко и для меня. К нам, еще во время политбеседы, присоединился командир уездного отряда ВЧК, вполне соответствующий уже примелькавшемуся образу - несмотря на жару, на нем была надета кожаная куртка (правда, распахнутая), под полой куртки на боку виднелся Маузер в обшарпанной деревянной кобуре. Облик довершали светлые серые глаза, да короткие пышные усы пшеничного цвета и такие же вихры на голове. Как и командир роты, чекист был молод, ну, может быть, на два-три года постарше.
- Галькевич, Яков Исидирович, - солидно представился он. - Командир первого взвода третьей роты 7-го осб. А проще - возглавляю Себежский уездный отряд ВЧК.
- И много вас? - интересуюсь. Ведь, формально, они тоже к ВОХР относятся.
Галькевич пожимает плечами:
- Откуда же много? Наш батальон - один на всю Витебскую губернию. А на наш уезд - полтора десятка штыков да полтора десятка сабель. Ну, и уполномоченные в волостях, а при них помощников хорошо, если тройка наберется.
- И как же вы справляетесь?
- Как-то справляемся, - пожал плечами Яков Исидорович. - Надо справляться - и справляемся. Вот только недавно, на севере, у границы с Псковской губернией, большая банда "зеленых" появилась. Очень большая. Хорошо хоть, что это, по всему видать, обычные дезертиры, а не настоящая контра. Но и это делов натворить могут. Даром что уже от их грабежей вся округа стонет. Против них наших силенок маловато будет.
