Военный инженер Ермака. Книга 5 - Михаил Воронцов
— Слышь, братцы, — прошептал один из казаков, поглаживая арбалет, — шуршат там, как мыши в амбаре.
По стене пронесся едва слышный приказ:
— Готовимся!
Ялангучи подходили все ближе. Впереди шли самые отчаянные — те, кто надеялся заслужить милость хана. За спинами у них покачивались набитые землей кожаные мешки, оттягивавшие плечи до боли.
Вот они. Черви, вылезшие из темноты.
— Стреляй! — крикнул Мещеряк.
Защелкали арбалетные спуски, зазвенели отпущенные тетивы луков. Первые ялангучи, застигнутые у самой кромки рва, попадали как подкошенные. Тяжелые болты пробивали их жалкие одежды насквозь, стрелы впивались в тело. Но на место павших тут же бросались новые — приказ хана был беспощаден, и страх перед его гневом оказался сильнее страха смерти.
Алексей, наблюдавший за штурмом из лагеря (хотя, вернее будет сказать, слушающий звуки битвы), довольно кривил губы. Его осадные башни, построенные по всем правилам военного искусства, стояли почти наготове, но без засыпанного рва они были бесполезны. Он сам рассчитал, сколько земли и камней понадобится, чтобы создать надежную дорогу для тяжелых сооружений на катках.
— Еще! Неси еще! — кричали татарские анбаши-десятники, подгоняя ялангучи. — Сначала земля до середины, потом камни сверху!
Казаки стреляли не переставая, но в темноте многие стрелы уходили впустую. Порох берегли. Пушки молчали, хотя казаки знали — несколько залпов картечью могли бы страшно проредить толпу врагов.
Ялангучи падали десятками, но ров неумолимо заполнялся. Тела убитых сбрасывали туда же — мертвые помогали живым создать переправу для осадных машин. Кровь смешивалась с грязью, стоны раненых заглушались криками и шумом сыпящейся земли.
Молодой татарин Байтуган, таща очередной мешок, не выдержал его тяжести, споткнулся и упал — как выяснилось, на счастье. Стрела просвистела над ухом, но не задела его. Байтуган свернулся ничком, притворяясь мертвым, но услышал сзади страшный крик анбаши:
— Вставай, собака! Неси!
Пришлось подниматься. Байтуган дополз до края рва, вывалил землю и побежал обратно, каждый миг ожидая, что ему в спину воткнется стрела. Этого не случилось, но пришлось снова возвращаться к крепости с полной камней плетеной корзиной.
Стрелы казаков не прекращали свою смертельную работу, но татары получили приказ — ров должен быть засыпан до рассвета.
К утру вал из земли и камней поднялся почти до краев рва. Последние ялангучи, чудом уцелевшие в этой бойне, укладывали сверху плоские камни, создавая ровную дорогу. Их, наверное, осталось меньше половины от тех, кто начинал эту страшную работу.
На стенах Кашлыка казаки с мрачными лицами смотрели на засыпанный ров. Теперь дорога для осадных башен была открыта.
* * *
Глава 6
* * *
…Над землей поднимался дым от тлеющих кострищ, и по холодной степи медленно двинулись пять огромных осадных башен. Скрип деревянных катков разносился далеко в воздухе, смешиваясь с гортанными криками татарских воинов и хрипом сотен глоток. Каждую башню, обитую сырыми бычьими шкурами для дополнительной защиты от огня, толкали по тридцать-сорок человек, упираясь в специальные брусья-рычаги. Воины Кучума напрягались изо всех сил.
Башни представляли собой внушительное зрелище — каждая высотой почти в десяток сажень, с ярусами для лучников и площадкой, откуда можно было перекинуть мостки на стены Кашлыка.
Первый пушечный выстрел грянул, когда передняя башня приблизилась на двести саженей к городским стенам. Ядро с грохотом врезалось в верхний ярус, проломив настил и разметав несколько бревен. Татарские воины на мгновение остановились, но окрики десятников заставили их продолжить движение.
— Толкайте, собаки! — кричал татарин в кольчуге, размахивая кривой саблей. — Еще немного, и мы будем на стенах!
Вторая башня получила удар прямо в основание. Тяжелое ядро расщепило часть левой стены, и вся конструкция опасно накренилась. Воины, толкавшие ее, в панике разбежались, когда башня начала заваливаться на бок. С треском ломались перекрытия, сыпалась глина.
На невысоком холме, откуда открывался вид на всю равнину перед Кашлыком, хан Кучум восседал на персидском ковре, разложенном прямо на земле. Его узкие глаза внимательно следили за происходящим, а тонкие губы растянулись в довольной улыбке. Рядом с ним стоял мурза Карачи и Алексей.
— Смотри, о великий хан, как они тратят порох! — воскликнул инженер, потирая руки. — Каждый выстрел — это горсть пороха меньше у Ермака. Пусть стреляют!
Третья башня дошла ближе других — до стен оставалось не больше сотни саженей. Казаки сосредоточили на ней огонь двух пушек. Первое ядро снесло кусок правой стены, второе пробило низ башни по центру, однако башня продолжала двигаться. Толкавшие ее воины упорно шли вперед.
— Твоя хитрость работает, Алексей, — Карачи повернулся к инженеру, решив поддержать его перед глазами Кучума. — Эти башни — приманка для их пороха. Но ты говорил, что сегодня мы победим.
— Думаю, до ночи мы возьмем Кашлык, о великий хан. К тому же на каждый выстрел из пушки уходит фунт пороха. Посчитать — по несколько выстрелов на башню, пять башен… Это уже двадцать фунтов как минимум! После взрыва порохового склада у них скорее всего осталось только то, что было в пушках, и это если они держали их заряженными! А я в этом очень сомневаюсь! Ермак решил, что настал самый решительный момент, но как же он ошибается!
Четвертая башня получила роковой удар, когда до стен оставалось полторы сотни саженей. Ядро попало проломило две стены, и вся махина рухнула вперед, погребя под собой несколько воинов. Крики раненых смешались с треском ломающегося дерева. Уцелевшие татары бросились врассыпную.
— Неважно, — махнул рукой мурза, оглядываясь на Кучума. — Главное — заставить их стрелять. Каждая башня стоит нам только дерева и труда, а им — драгоценного пороха, который не пополнить.
Пятая, последняя башня двигалась медленнее всех — ее толкали уставшие воины, многие из которых перебежали к ней по приказу десятников от рухнувших конструкций. Казачьи пушкари выпустили по ней сразу три ядра. Первое снесло угол, второе пробило стену в самом низу, третье довершило разрушение, расколов башню почти пополам. Она еще некоторое время двигалась под уклоном по инерции, разваливаясь на ходу, пока окончательно не развалилась в груду бревен и досок.
— Великолепно! — с некоторой наигранностью хлопнул в ладоши Карачи. — Видели, сколько выстрелов? Пятнадцать, может, двадцать! Если не все, то большая часть пороха ушла!
Хан Кучум задумчиво почесал бороду, наблюдая, как остатки татарского войска отступают от стен Кашлыка, оставляя на снегу обломки башен. Ему явно не нравилось то, что происходит. Идея заставить Ермака тратить порох была для
