Курсант. На Берлин 4 - Павел Барчук
— «В безопасности» — это не адрес, Алексей, — отрезала Жюльет. Ее голос потерял нотки иронии, став более категоричным. — Архив Сергея Витцке — не твоя личная игрушка. Это государственная собственность. Опасная собственность. Твоя задача — обеспечить его сохранность до передачи уполномоченному лицу. Я — это лицо. Я здесь, чтобы забрать бумаги. Желательно как можно быстрее. Пока ваша мастерская импровизации не привела к тому, что его найдут те, кому он не предназначен. Или пока ваш Подкидыш, этот «Тень», не решит, что бумаги слишком соблазнительны, чтобы ими не заинтересоваться лично. Люди ломаются, Алексей. Даже лучшие.
В ее словах, конечно, имелась доля правды. Не про Подкидыша, нет. В Иване я, как раз, уверен. Риск был в другом.
Но доверять мадам Жульет? Не знаю…
— Как я могу быть уверен? Вы сами только что сказали, что ради своей выгоды и своего интереса ломаются даже самые лучшие. Где гарантия, что вы сейчас действуете по распоряжению Центра, а не исходя из личных мотивов?– Спросил я прямо, глядя ей в глаза. — Доверие — улица с двусторонним движением, мадам Жюльет. Особенно в вопросах, которые стоять нескольких жизней.
Жюльет внимательно посмотрела на меня. Казалось, в ее глазах на мгновение мелькнуло что-то вроде… уважения? Или это был лишь отсвет лампы?
Глава 4.2
Тишина в гостиной после моего вопроса стала густой, как берлинский туман за окном. Хотя при этом мадам Жюльет даже не моргнула, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Взгляд «француженки», холодный и оценивающий, сканировал мою физиономию, будто она пыталась забраться в мои мысли и понять, что же замыслил этот наглый мальчишка.
— Гарантия? Личные мотивы?— Она усмехнулась, — Гарантия, милый Курсант, в том, что я стою здесь, а не в кабинете Мюллера с подробным отчётом о твоей ловкой работе в банке. Гарантия — в том, что твой Подкидыш до сих пор дышит и не валяется в канаве с пулей в затылке. Я знала и молчала месяц. Не кажется ли тебе, что с точки зрения «личных мотивов» это несколько глупо? Будь у меня свой, шкурный интерес, я, поверь, объявилась бы гораздо раньше. А в случае твоей несговорчивости и правда могла бы посетить господина Мюллера. Тем более, обо мне, как о спутнице Эско Риекки, уверена, ему известно. Потом, когда гестапо наверняка выстрясли бы из тебя всю правду не только об архиве, но и о том, что ты, возможно, вообще никогда не планировал произносить вслух, я бы, из-за «личных мотивов», конечно, непременно смогла бы договориться с Мюллером. Ну как договориться… Женщины, знаешь, имеют очень большой спектр возможностей для диалога. И вот уже после этого я бы отчиталась в Центр, что архив утерян, например. Знаешь почему? Потому что исходя из «личных мотивов» я могла бы продать его британцам. Но…
Мадам Жульет развела руки в стороны, посмотрела сначала налево, потом направо.
— Как ты видишь, я нахожусь здесь. С тобой и Скрипачом. Потому что мой долг — обеспечить выполнение миссии группы, а не устраивать охоту за призраками или пестать свой «личный интерес». Но теперь пришло время действовать. Архив — это бомба. И Центр требует её обезвредить. Передать в надёжные руки. Мои руки.
Я почувствовал, как Марк рядом напрягся ещё больше. Фраза «надёжные руки» в исполнении сотрудницы НКВД, да еще настолько ушлой, как сидящая перед нами блондинка, звучит сомнительно.
С другой стороны я понимал логику Жюльет. Её позиция действительно сильна. Она не шутила, когда описывала свои возможные манипуляции с архивом. Как бы то ни было, но СССР и чекисты — где-то там, очень далеко. Достаточно заполучить бумаги отца, продать их тем же упомянутым британцам — и все. Ищи-свищи фальшивую «француженку» где хочешь. Уверен, она знает, как грамотно «залечь на дно»
Но отдать архив? Нет. Не сейчас. Не ей. Да вообще никому! Это я решил для себя наверняка. Бумаги не увидит никто. Никто не сможет воспользоваться ими для каких-либо целей. Как только появится возможность встретиться с Подкидышем, не опасаясь всех рисков, я уничтожу архив.
— Надежные руки, — повторил я медленно, делая вид, что взвешиваю её слова. — Согласен. Архив опасен. Но его исчезновение после инцидента в банке — наша лучшая защита. Пока его нет, все охотятся за призраком. Как только он снова материализуется… — Я сделал выразительную паузу. — Мадам Жюльет, вы опытный сутрудник. Вы понимаете, что прямо сейчас, в этот дом, за вами могли прийти люди Мюллера? Или британцы? Кто угодно, чёрт его дери, может вынырнуть из-за угла. Архив у меня — это гарантия, что он не попадет в ненужные руки, пока мы не обеспечим абсолютно безопасный канал передачи. Прямо сейчас бумаги — в тайнике, о котором знаю только я.
— Ты и Тень. Или Подкидыш, если вам так удобнее. — Жюльет прищурилась. Саркастичная улыбка не сходила с её губ, но в глазах промелькнуло что-то вроде…недовольства. — Очень убедительно говоришь, Алексей. Практически поэтично… Ты мастер словесной эквилибристики. Но Центр не любит поэзии. Центр любит факты и исполнение приказов. — Она откинулась в кресло. — Ладно. Допустим, я принимаю твою… осторожность. На время. Но сроки горят. Мюллер не дурак, он копает. Британцы нервничают. Фрау Книппер ведёт себя как загнанная крыса, и это привлекает кошек. Когда архив будет передан? Назови дату.
Я внутренне выдохнул. Первый барьер взят. Теперь нужно время.
— Через неделю. Максимум десять дней, — сказал я твёрдо, глядя ей прямо в глаза. — Нужно подготовить всё до мелочей. Безопасный маршрут, чистое место, стопроцентная уверенность, что за нами нет хвоста. Я свяжусь с Подкидышем, предупрежу. Он обеспечит извлечение из тайника и доставку к точке передачи. Но только когда я буду уверен в чистоте операции.
Жюльет с легким недовольством на лице, которое она уже не скрывала, покачала головой, однако не стала спорить.
— Десять дней. Ни часом больше. И если к этому времени архив не будет у меня… — Она не договорила, но угроза висела в воздухе. — Теперь о связи. И о деле, ради которого вы здесь, если вы вдруг забыли, развлекаясь архивными играми.
«Француженка» вытащила из ридикюля изящный портсигар, достала папиросу, закурила, выпустив струйку дыма в потолок.
