Благословенный. Книга 6 (СИ) - Виктор Коллингвуд
— Чарли, где ты там! Я умираю! Ты останешься без жалования за два месяца, бездельник! — продолжала сетовать жертва Бахуса, вновь и вновь дёргая за шнурок звонка; но лишь через несколько минут раздались шаги и, к несказанному облегчению Броммела, в его спальню наконец-то вошёл Чарли Кингстон — лакей, мажордом, метрдотель и прислуга за всё.
— Сударь, я иногда думаю, что карточная игра у Паркера — это такой принятый у некоторых юных джентльменов своеобразный способ нализаться вхлам! — неодобрительно проворчал он, протягивая Броммелу чашку горячего грога.
Бо отхлебнул немного адского пойла и, скривившись, с отвращением вернул стакан слуге.
— Чарли, сколько раз тебе говорить — не надо подавать мне эту матросскую дрянь! Если ты искренен в намерении помочь своему хозяину в его бедственном состоянии — принеси бутылку холодного портера, а лучше того — Perrier-Jouët!
— Если бы он у нас хоть где-нибудь был, этот самый Перье, всенепременно принёс бы его вам, сэр! Однако, во всём доме есть лишь полбутылки рома, да и то — моего личного рома, сэр! Так что на вашем месте я не стал бы воротить нос!
Вздохнув, юноша сделал ещё пару глотков, и, как ни странно, почувствовал себя лучше.
— Ладно, Чарли. Твоя верность впечатляет! Когда принц Уэльский сделает меня премьер-министром, ты непременно станешь камердинером Кенсингтонского дворца, а может быть, — как знать — даже получишь рыцарский титул! А сейчас ступай, и распорядись насчёт завтрака. Ничто так не прочищает мозги, как добрый английский бекон!
— Не помочь ли вам одеться, сэр⁈ — участливо спросил слуга, забирая остатки грога.
— Ну что ты! Ты же знаешь, я всегда одеваюсь сам!
— В таком-то состоянии? Ну, дело ваше, сударь! — голосом, в котором сквозила глубочайшее чувство покорности Фортуне, произнёс слуга и пошкандыбал на кухню — распорядиться о завтраке и без помех допить остатки своего ядрёного зелья.
Оставшись один, Бо Броммел занялся своим туалетом, и, несмотря на обстоятельства, вполне в этом преуспел. Одежда, придуманная им самостоятельно, составляла предмет искренней гордости Броммела. Её утончённо-простой стиль настолько отличался от всего, созданного франтами былых времён — с париками, фестонами, драгоценными пуговицами и пряжками, обилием кружев и золотого шитья — что для его описания понадобилось изобрести новое слово. Дендизм.
Этот юный щёголь чувствовал красоту так, как это дано лишь истинным художникам. Своё восхождение на модный Олимп юный Браммел начал ещё в Итоне, где придуманный им способ завязывания галстука с добавлением к нему золотого зажима произвёл настоящий фурор. Там же, в престижной закрытой школе, судьба свела его с принцем Уэльским — будущим королём Георгом IV. И наследник престола был совершенно очарован! Он тоже был большим поклонником красоты, причём восхищался как красивыми женщинами, так и элегантными мужчинами. Браммел был прекрасно сложён и при этом отличался живостью ума, безупречностью манер и искромётностью юмора, а ещё, — исключительной тонкостью вкуса к одежде.
И вскоре принц и мистер Браммел стали неразлучными друзьями. По предложению своего высокопоставленного приятеля Джордж покинул Оксфорд и стал корнетом в 10-м драгунском полку, шефом которого был принц Уэльский. Служба в этой элитной воинской части, где рядом с ним находились сыновья герцогов, давала ему, внуку лакея, всё то о чём он так мечтал — знакомства, связи, и доступ в самые лучшие круги лондонского общества.
Разумеется, с такими знакомствами армейская карьера Браммела протекала с головокружительной быстротой; однако, пройдя за 3 года путь от корнета до капитана, Джордж тотчас же оставил службу, лишь только прошёл слух, что полк собираются перевести в Манчестер. И, поселившись наконец-то здесь — в доме на Честерфилд-стрит, он увлёкся экспериментами с фасонами и тканями, результаты которых стали далёкими предвестниками многомиллиардной индустрии мужской моды.
Утренний туалет Броммела был прост и элегантен. Натянув лосины оленей кожи, мягкие сапоги с отворотами, а также непременный синий фрак и тёмно-жёлтый жилет, и, затратив на это каких-то десять минут (смехотворно мало по меркам 18 века), Бо, перепрыгивая через ступеньки, спустился вниз, в столовую.
Здесь на серебряном блюде (элегантность… элегантность во всём!) его уже ожидал традиционный английский завтрак: поджаренные колбаски, бекон, яичница и тосты. И случилось маленькое чудо: простая, но добрая пища, прекрасно приготовленная руками верного Кингстона, в сочетании с глотком дешёвого матросского пойла вернул юного господина к жизни, заставив симптомы похмелья отступить.
— Ах, Чарли, вы спасли меня! — благодушно сообщил Бо, откидываясь на спинку изящного «виндзорского» стула. — Лишь об одном я сейчас сожалею — что плачу вам недостаточно для того, чтобы вы перешли на приличные напитки! Право, вы так часто меня выручаете, что мне стоило бы обратить на это внимание!
— Сударь, нет ничего проще! Только скажите одну фразу: «Кингстон, с этого дня товё содержание удваивается», и ваши угрызения совести тут же канут в Лету, ну а я непременно запасусь для вас бутылочкой этого самого «Перье»! — тут же произнёс слуга голосом, в котором сарказм перемежался с надеждой.
— Увы, мой друг — виновато улыбнулся господин, — но столь простое решение сегодня мне не по карману. Вот когда меня назначат премьер-министром…
— Так может быть, до этого светлого дня, для начала, немного сократить расходы? Ведь вам совершено не обязательно снимать дом в таком дорогом районе? — с нехарактерной для английских слуг фамильярностью спросил Кингстон. — Эта самая Честерфилд-стрит — самая дорогостоящая улица для найма! Вместилище пороков, рай для развратников, любострастников, всякого рода пустомель и шелкопёров!
— Ну вот видишь, Чарли, как ты здорово объяснил сейчас, почему я проживаю именно на Честерфилд-стрит! — добродушно рассмеялся Бо.
Вдруг в глубине прихожей раздался явственный звон колокольчика, прервавший традиционную утреннюю пикировку господина и слуги.
— Вы ждёте визитёров, сэр? — чуть приподняв с сомнением бровь, вежливо осведомился Кингстон, однако, взглянув на Броммела, тотчас же понял, что для его хозяина всё происходящее — такая же неожиданность, как и для него самого.
— Как ты можешь подумать такое обо мне? — возмущённо воскликнул Джордж. — Все мои знакомые — приличные люди, и знают, когда следует наносить визиты… Должно быть, это один из тех праздношатающихся гуляк, что повадились наблюдать за моим утренним туалетом.* Знаешь что — гони-ка его в шею; передай, что Бо Броммел уже на ногах и полностью одет!
Слуга с поклоном удалился, а Джордж с раздражением сам налил себе чай. Ему очень нравилась новая русская марка «Эрл Грей» с капелькой бергамотового масла, хотя то обстоятельство,
