Филарет – Патриарх Московский (книга вторая) - Михаил Васильевич Шелест
Иван Васильевич снова поморщился и махнул рукой.
— Потерплю. Впервой раз что ли в тело железом тыкают?
— Да! Всё хотел тебя спросить, про твои шрамы на спине и на животе. Откуда они?
Попаданец знал историю этих отметин, но ему нужен был переход на нужную ему тему.
— Ну, как? Я же воевал!
Попаданец удивился.
— И что, тебя не кому было прикрыть?
Царь хмыкнул.
— И прикрывали. Ежели б не прикрывали, быть бы мне убитому трижды. Два раза Горбатый Александр Борисович спасал, один раз твой отец. У стен Казанских. За три похода, три раны.
— Горбатый, это которого ты в Ругодив сплавил? — спросил Попаданец — Который типа «дед» мой?
— Его, — вздохнул государь.
— И за что ты его выпер из Москвы?
Царь посмотрел на Фёдора, поморщился и снова вздохнул. Попаданец тоже смотрел на него, но с ожиданием.
— Не знаю, как тебе и сказать, — протянул Иван Васильевич.
— А хочешь, я скажу, а ты поправишь, ежели что не так, в моей истории прописано.
— Скажи, только… Э-э-э… Можно мне поесть что-нибудь?
— Сейчас кашу жидкую принесут. Я приказал. А ты приляг, государь. Рано тебе ещё хаживать.
Царь вернулся к постели, сел и с помощью Фёдора, лёг на поднятые подушки.
— Ты мне скажи, лучше, где ты был, если сбежать не хотел? — хитро прищурившись, спросил царь.
— Следы преступления уничтожал, — хмыкнув ответил Попаданец.
— Следы преступления? Какого преступления? Куда ты преступил?
— Закон я преступил, тебя на жало наколов. Вот одёжу твою и изничтожил.
— Как изничтожил⁈ — вскрикнул царь.
— Спалил в плавильной печи на кузне, — пожал плечами Попаданец.
— Как? К-к-к-ак спалил? Там же каменьев и жемчуга заморского на тысячу рублей.
— Ну, что поделаешь? — снова пожал плечами Захарьин.
— Да, чтоб тебя! — у Ивана Васильевича на глаза навернулись слёзы, и он ударил кулаком по постели.
— Да, ладно, не переживай ты так, принесу я тебе такие же жемчуга и каменья.
— Где⁈ — выкрикнул царь. — Где ты их возьмёшь, тля безродная⁈ Жемчуга и каменья…
— Да, вон, целый мешок за дверью стоит.
Фёдор вышел и зашёл с небольшим мешком из-под овса, найденным в санях и куда он по дороге в Немецкую Слободу складывал срезанные с царских одежд каменья и жемчуга. Фёдор поднёс и положил мешок на царскую постель и приоткрыл. Иван Васильевич сунул руку в драгоценности и разулыбался.
— Слава тебе, Господи! Надоумил отрока!
Царь застопорился.
— Или ты не отрок?
Попаданец улыбнулся.
— Не я, ты сказал! Но… Мы с тобой не договорили про Горбатого. Надо бы тебе его простить. И… Хочешь совет?
— Говори, — ответил царь с энтузиазмом.
— На них нет резона обижаться. Ты понял, о ком я говорю?
Царь покрутил головой.
— На противников твоих. Они были, есть и будут у любого правителя. Ими нужно научиться манипулировать.
Царь нахмурился, не понимая.
— Манипулы — это руки, а манипулировать, значит — шевелить руками или управлять. Вот представь, что твои князья и бояре поделились на несколько частей, стремящихся к своим интересам. Каждая эта четь, пытается получить в твоей персоне ближайший доступ, чтобы манипулировать тобой и получить от тебя то, что хотят они: деньги, землю и власть.
— Они? Манипулировать мной? — встрепенулся царь.
— Конечно. Все пытаются манипулировать всеми, как я сейчас тобой. Только цель моей манипуляции отличается от корысти. Мне ведь нужно лишь, чтобы ты наилучшим образом расправился со своими проблемами и врагами. Понимаешь меня?
— Кое-как, Федюня. Я плохо знаю латынь.
— Ну, ничего.
В дверь стукнули и внесли разносы с кашами и питьём. На постель поставили небольшой столик.
— Овсяная и пшеничная… Какую будешь?
— Пшеничную, — вздохнул царь.
Слуги ушли.
— Ты ешь, а я продолжу. Так вот… Тем ближним, которым удаётся тобой манипулировать, нет смысла тебя менять на троне кем-то другим и они будут стоять за тебя «горой», а если они не получают от тебя того, что хотят, они тебя свергнут. Поэтому ты правильно сделал, что убрал Адашева, Сильвестра, и Горбатого с Бельским, но отдавать их на расправу их противникам не надо. Пусть они вдали от трона думают о том, как им приблизиться к тебе и приносят пользу. Кроваво расправляться надо только с теми, кто реально готовит вооружённый переворот и не для устрашения других, а в наказание. Понимаешь меня?
Царь кивнул, проглатывая кашу.
— Ведь ты же отдал команду убить Адашева? Правда?
Царь кивнул.
— Во-от… Ну убьёшь ты тех, других, третьих и останешься один на один с самой хитрой сворой, которая всех оговорила. Ты всех их врагов изничтожил, и она будет уже не манипулировать, а командовать тобой. Так у тебя и получится, что останутся одни Шуйские. А где они сейчас? В опале… Тихо сидят, как мыши… Ждут, когда ты всех покончаешь.
— Вот суки! — скривился царь.
— Почему? Грамотные политики. Жаль только, что ни к чему хорошему их ожидание не привело. И Шуйские сгинули от невеликого ума, и Россия едва не превратилась в прах.
— Так что же с ними делать? Я не понял!
— А пусть всё идёт, как и шло, только не ходи ты на думу. Мы же уже говорили. Пусть себе разговоры разговаривают и о местах спорят. А вообще-то реформы, начатые тобой, ведь, движутся, а как движутся ты не очень хорошо знаешь, а почему? Да потому, что земской собор был когда? Девять лет назад. А изменения на местах происходят. А какие? Надо его снова собрать. Вот когда приедут представители с мест и выступят на соборе, тогда ты узнаешь, как у тебя в стране дела.
— Тогда пришлось строить Лобное Место на Красной площади, чтобы вместить всех. Столько денег потратили… И… И страшно было перед народом каяться.
— Не надо ни перед кем каяться, даже перед Митрополитом. За земные дела ты отвечаешь перед людьми, вот и отчитывайся, а если надо — винись. А за всё остальное — перед Богом. Но этого я пока не касаюсь. О Духовной власти потом поговорим. Её нужно как и Адашева с Сильвестром… Ну, так вот… Собери собор, послушай народ, поговори с ним. Не надо
