Клан. Разбитые стекла (СИ) - "ShadowCat"
— Необитаемый уровень без названия, имеет только координаты. Отец кратко называет его XFN, — одними глазами улыбнулся Ивашин.
— А дракон? Он там живет?
— Морвейн? Нет, но может прилететь, если позовешь. Закончим с делами — могу познакомить, наш род дружен с ними многие поколения. Границы миров для них — как для людей границы государств, они без проблем перемещаются между мирами.
Сын и девочка-блондинка, смеясь, раскинули руки навстречу ветру. Полина заметила, что на запястьях обоих переливалась черно-белая Печать, словно сотканная переплетением Тьмы и Света.
— Они что, заявили права друг на друга? — человечка-феникс удивленно обернулась к магу.
— Печати идентичны, — присмотрелся Андрей. — Значит, они заключили договор.
Картинка исказилась и растаяла, сменившись панорамой знакомой резиденции. Только сад разросся и обзавелся чем-то вроде японского пруда, с лотосами и золотыми рыбками. Постаревшие кряжистые яблони буйно цвели, утопая в бело-розовой дымке. Знакомая, но повзрослевшая блондинка возилась с малышом, удивительно похожим на брюнета.
— Наш внук, наследник родовой магии, — тихо шепнул Андрей, щекоча дыханием вспыхнувшее ушко.
В кустах возились мантикоры, беззлобно рыча и треща ветками. Изредка из кустов показывалась то клыкастая морда, то толстый скорпионий хвост, почему-то обросший небольшими шипами. Малыш, вырвавшись из рук матери, схватил кого-то из монстров за хвост и звонко рассмеялся.
— Отпусти Дэма, ему же больно! — укоризненно проворчала блондинка, оттаскивая ребенка от кустов. — О Боги, неужели и я была такой неугомонной и безбашенной…
— Кира, Андрюшка! Вот и мы, — из серебристой дымки портала шагнул сын. Следом вывалилась запыхавшаяся молодая женщина в строгом деловом костюме. Красивая, даже изысканная, с гладкими темными волосами до плеч и глазами цвета солнечного янтаря, она удивительно напоминала саму Полину. Только в плавных, хищных движениях было что-то от пантеры.
— Рита! — радостно взвизгнула блондинка, обернувшись к порталу. Изумрудно-зеленые глаза загорелись радостью. А зрачки резко вытянулись в вертикаль.
— Маргарита Ивашина-Соколовская. Можно не любить, на это есть я. Но жаловать — обязательно, — знакомо прищурился мужчина в отражении.
— Это…, — Полина осеклась. По щекам побежали соленые капли, превращаясь в ручейки.
— Да, Золотинка. Это наша дочь.
Полина всматривалась в зеркальную глубину. Из-под стрел ресниц ее глаза блестели застывшими каплями мокрого янтаря. Рука без тени страха гладила Амальгаму и мелко дрожала. Девушка не пыталась сдержать слезы. Она их просто не замечала.
— Это будущее, это счастье может быть нашим. Это наши дети. Не убивай их, родная.
Перед заплаканной девушкой продолжали разворачиваться такие реальные картины чужих жизней, которых еще нет. А может, никогда не будет. Оказалось, ее жизнь тесно связана с другими, о которых она может даже не знать. Сплетена с ними в неразрывную цепь, из которой не выбросить звена. Не просто так бабушка считала самоубийство смертным грехом: убивая себя, Полина уничтожит десятки и сотни тех, других, которые ни в чем не виноваты. Кто мог жить, радоваться, ошибаться и любить. Кто мог называть ее мамой. Одно ее слово, один выстрел — и символы в Зеркале Мира необратимо изменятся. Не станет сероглазого брюнета, так похожего на Андрея. Никогда не родится брюнетка с мамиными глазами и кошачьей грацией Марьяны. Вместо них в Зеркале Мира будут только бесконечные пустые нули и бездонная мгла. Никогда девочка с зелеными глазами не встретит ее сына, а тот молодой мужчина, похожий на адвоката — ее дочь. Малыша с чертами ее сына тоже не будет, никогда. И этого уже никто не исправит. Призраки несбывшегося, будущего, расстрелянного в упор. Считая себя испорченной, лишней, ненужной деталью мира, от смерти которой не изменится ничего, она не понимала этого. И это позднее понимание причиняло невыносимую боль, смешанную с щемящей нежностью к тем жизням, что вырастают из ее. Сейчас иерарх сознательно и целенаправленно причинил ей боль. Ломал все привычное, устоявшееся, все, что казалось важным и вроде бы срослось. Только срослось неправильно, оставляя ее душевным инвалидом. Слепцом, видящим лишь серый и черный цвет. Теперь настало время встать из инвалидной коляски и сделать шаг, преодолев боль и страх. Снять шоры, очки, цепи и якоря, чтобы увидеть жизнь во всех красках. Свет в зеркальной глубине казался нестерпимым, краски — слишком яркими, призраки — слишком живыми. Вероятности перед глазами расплывались и смазывались, напоминая тающие морозные узоры на оконных стеклах.
— Я… не хочу их убивать. Не могу, — прошептала Полина, отводя взгляд в сторону. — Себя — да, но не их. И… не тебя.
— А я не смогу убить тебя, — Андрей развернул девушку к себе, требовательно глядя в заплаканные глаза. — Но и Слово нарушить не смогу. Ты бежишь от любого шанса на жизнь, отрицаешь все, кроме смерти. Одна твоя неосторожная фраза — и моя магия убьет тебя, хочу я этого или нет. А потом убьет меня. Как я должен жить, собственными руками уничтожив свою женщину, семью и будущее? Не сумев сохранить самое дорогое?
— Но что я могу сделать? — растерялась Полина.
— Освободи меня от этого обещания. Давай разорвем эту глупую сделку.
— Как?
— Попроси о расторжении договора. О жизни. Как тогда, в госпитале, просила о смерти.
— Я разрываю договор. Не убивай меня, я хочу… жить, — неуверенно, словно извиняясь, прошептала девушка.
Реальность слегка дрогнула, зеркала на мгновение исказились, но все эффекты тут же исчезли.
— Ничего не изменилось, — Полина разочарованно переключилась на магическое зрение и обратно.
— Твое намерение жить пока не окрепло, — сделал вывод Андрей. — Старая программа намного сильнее.
— Прости, — девушка бросила на него виноватый взгляд.
— Ты меня прости, Солнышко. Я слишком поторопился. Тебе трудно все это принять, нужно больше времени. А мне — больше осознанности и терпения. Но я не мог не попытаться.
— Почему ты просто не сотрешь мне память?
— Ты — отчасти маг и наполовину феникс, это бесполезно, — вздохнул Андрей. — Прежде я считал это идеальным выходом. Но твоя кровь пробудилась, — мужские пальцы нежно коснулись золотистой вязи на коже девушки, повторяя ее контуры. — Маги и фениксы хранят воспоминания обо всех перерождениях. И твои воспоминания настолько переплелись со мной, что невозможно аккуратно стереть их, не стирая всего остального. Даже если я сотру все подчистую и впишу ложные воспоминания, достаточно тебе просто увидеть меня или любого из нас, чтобы память вернулась снова. А ложные воспоминания, наложенные на истинные, пускают психику вразнос. Шизофрения, мании, острые психозы, раздвоение или даже расщепление личности. Вскоре ты просто слетишь с катушек и окажешься в психушке. Ты этого хочешь, Солнышко?
— Нет, — едва слышно выдохнула девушка.
— Я тоже не хочу, значит, отпадает. Можно, конечно, полностью тебя обнулить, но в этом случае вместе с памятью будет утрачена личность и элементарные навыки.
— Что это значит? — похолодела девушка.
— Ты не будешь помнить ничего, даже свое имя и родную мать, — предельно понятно объяснил иерарх. — Ты начнешь жизнь с абсолютного нуля, чистым листом. Вплоть до того, что придется заново учиться говорить, читать, писать и держать ложку. Я сделаю это ради тебя. Но после того, как это будет сделано, будешь уже не ты. Полина Завьялова перестанет существовать, и обратного пути не останется. Это механизмы работы сферы сознания, Лина. Я их не могу изменить, могу только использовать.
— Значит, найдем другой выход. Для этого же не обязательно умирать, — Полина успокаивающе коснулась его лица, словно пытаясь стереть с него непонятную вину и глубокую складку, залегшую между бровей.
— Не обязательно.
Зеркало Мира отразило в своих глубинах вспышку пламени и долгий поцелуй. Но никто, кроме зеркальной бесконечности, этого не увидел.
***
