Джеффри Барлоу - Спящий во тьме
– Что, если то же самое справедливо и по отношению к мисс Дейл? – рискнул высказаться мистер Киббл, разрывая кокон, в который сам себя заключил. Долой уныние, долой эгоистичную жалость к самому себе, хватит оплакивать свои мелкие, вздорные невзгоды; навек прочь и то, и другое! Что значат они в мире, где существует бескомпромиссный героизм, преданность и самоотверженность Лауры Дейл?
А профессор Тиггз между тем задумался о своей покойной сестре. Как любил он распознавать дорогие, столь памятные ему черты в зеркале лица ее дочери! Как поразительно и как чудесно, как печально, удивительно и как странно, что и он, и мисс Дейл, и чудаковатый Дик Скрибблер – все трое угадывают столь сходные образы в лице одного и того же невинного ребенка!
Позже тем же вечером, уже на Пятничной улице, проходя через прихожую, профессор едва не заговорил с Лаурой на пресловутую тему. Дойдя до арки у лестницы, он обнаружил, что девушка сидит за книгой в старомодной гостиной. На ней было повседневное голубое полотняное платье, очень простенькое; золотисто-каштановые волосы рассыпались по плечам. Заметив вошедшего, гувернантка поднялась на ноги. В ласковых серых глазах читался вопрос:
– Сэр?
– Хм! Видите ли, мисс Дейл… меня занимает один… хм… вопрос, о котором мне бы хотелось…
Но, еще не договорив, профессор понял, что неправ.
– Сэр?
На ходу передумав, профессор Тиггз выдержал некоторую паузу и в самой своей добродушной манере сказал:
– Хм… доброй ночи, дорогая моя. Я… хм… желаю вам приятных снов.
Мисс Дейл, слегка удивившись, в свою очередь, пожелала профессору доброй ночи. И вновь вернулась к занятиям, и читала до тех пор, пока у нее не заболели глаза. Тогда девушка закрыла книгу и поднялась наверх. Но, невзирая на собственную сонливость и добрые пожелания профессора, она долго ворочалась под одеялом во власти необъяснимого возбуждения, а корабль в царство Морфея все не приходил. Когда же пробило полночь, а уснуть ей так и не удалось, Лаура встала и открыла створное окно – взглянуть на зимнюю луну. Луна стояла у самого горизонта, огромная, точно большая кремовая монета, зажатая между двумя подушками облаков. Яркий оттиск горел перед закрытыми глазами девушки еще долго после того, как она возвратилась в постель. Когда же Лаура, наконец, задремала, сон ее был беспокоен и чуток.
Но вот в дрему постепенно вплелось странное видение. Будто бы луна зашла, а ее, Лауру, разбудил легкий шум. Поначалу девушка никак не могла понять, откуда он доносится и что его производит. Ритмичное тиканье и пощелкивание наводило на мысль о перестуке бильярдных шаров. Но ведь в профессорском доме нет бильярда! Может, это часы? Нет, поблизости от ее комнаты нет часов с таким звуком.
Девушка волей-неволей поднялась с постели, проверить, что же все-таки потревожило ее сон. Теперь, когда луна села, в доме царила непроглядная тьма. Лаура зажгла свечу и выскользнула в коридор. Взгляд не различал ровным счетом ничего необычного, только настойчивое тиканье звучало громче. Девушка дошла до конца коридора и завернула за угол; с каждым шагом звук нарастал. К вящему ее изумлению, там, где прежде высилась глухая стена – одна из внешних стен дома! – теперь обнаружилась открытая дверь, ведущая в некую комнату.
Из разверстого проема тянуло леденящим холодом, ничего подобного ему Лаура в жизни своей не испытывала – ни по силе, ни по ощущению. Оттуда же доносилось и тиканье. Мрачные предчувствия охватили девушку: ей казалось, будто в комнате нечто ужасное. Однако она совладала со страхом. Глядя прямо перед собою, Лаура высоко подняла свечу и переступила порог.
Внутри не обнаружилось ничего, кроме грубо сколоченной длинной деревянной скамьи – вроде как в церкви. На ней, лицом к Лауре, восседала детская тряпичная кукла. Крайне необычная тряпичная кукла, надо заметить, ибо лицо ее было лицом Фионы. Громкое размеренное тиканье исходило от куклы. Подойдя ближе, Лаура заметила, что тикают огромные темные глаза куклы: они синхронно двигаются туда-сюда с ритмичностью часового хода. Тик-так, тик-так, тик-так. Время летит, минуты идут и отсчитывают, отсчитывают… что?
Комната растворилась в круговерти тьмы и хаоса. Лаура проснулась. Во сне она перекатилась на живот и зарылась лицом в подушку. Сердце ее колотилось так неистово, что в ушах стоял грохот, а матрас отзывался на перестук эхом, отчасти повторяющим ритм движения кукольных глаз.
Мало-помалу мысли Лауры пришли в порядок. Девушка вскочила, поспешно набросила пеньюар, бросилась в комнату Фионы, подбежала к кроватке: ребенок мирно спал. Тем не менее Лаура обняла крохотную фигурку и привлекла ее к себе, вознамерившись защищать свою подопечную от любой подстерегающей опасности.
Фиона, недоуменно моргая, очнулась от сна в ласковых объятиях гувернантки.
– Ох… что… такое… мисс Дейл? – воскликнула она, еще плохо сознавая, что происходит. – Что такое?..
В ответ гувернантка принялась баюкать девочку, крепко-накрепко обняла ее и осыпала бессчетными поцелуями.
– С тобой все в порядке! – прошептала Лаура. – Благодарение Господу, с тобой все в порядке!
Она пригладила спутанные волосы девочки, внимательно и жадно вгляделась в ее личико. В глазах Лауры блестели слезы.
– Что случилось, мисс Дейл? – переспросила Фиона, не на шутку встревожившись: она уже заметила, что Лаура плачет. – Ох, да что такое стряслось? Что-то не так с дядей Тиггзом? Ну, говорите же, мисс Дейл!
– Ничего не стряслось, – всхлипнула Лаура. – Все спокойно, родная.
От кровати донеслось мяуканье, и из-под одеяла выглянул рыжий полосатик – такой же сонный, как и маленькая Фиона.
– Мистер Джем! – рассмеялась девочка, потянувшись к коту. – Тебе тоже не спится! По утрам он такой неугомонный, мисс Дейл, обожает меня будить – как прыгнет мне на голову, тут я и просыпаюсь! Честное слово, я не придумываю! Старуха Следж говорила, это все дурные манеры, а мне кажется, это просто-напросто кошачьи манеры – других-то у них нет! Бедный мистер Джем, может, покормим его чем-нибудь?
– Иди-ка сюда, Джемчик, – позвала Лаура, долю секунды поколебавшись.
Котище, надеясь на утреннее угощение, одним прыжком перемахнул на колени к гувернантке и громко замурлыкал. Увы, напрасные мечты; ничего вкусного ему не перепало, вот просто-таки ни кусочка; его всего лишь погладили по голове и почесали за ушами.
– Вы со мной не побудете немного, мисс Дейл? – взмолилась Фиона. – А то мне почему-то страшно.
– Конечно, родная.
Лаура забралась под теплое, уютное одеяло и прижала к себе Фиону. Мистер Джем походил по покрывалу туда и сюда, приминая его лапами, мурлыча и перебираясь с места на место раз этак сто, пока не соорудил себе новое уютное гнездышко. Похоже, на утреннее угощение надеяться не приходилось; зато по крайней мере компания приятная.
И хотя сон Лауры мало-помалу померк, недоброе предчувствие осталось и силы своей не утратило. Девушка задремала ненадолго бок о бок с Фионой, и спалось ей, пожалуй, куда лучше, нежели в собственной постели. Однако встала она бледная, встревоженная, холодея от ужаса при мысли о чем-то зловещем и неведомом, что вот-вот должно произойти.
Даже когда солнце поднялось на небо и покатилось привычным путем через небесные сферы, недоброе предчувствие не развеялось.
Глава X
Идет…
Тем самым утром, когда профессор Тиггз и его друзья собрались в кофейне Сноуфилдза, дискуссия совсем иного плана имела место быть в конторе, приютившейся в старинном здании красного кирпича, что на Коббз-Корт; в конторе или, если уж совсем точно, во внешнем помещении прославленной юридической фирмы «Баджер и Винч». Как ни странно, этот разговор тоже некоторым образом касался зимней ярмарки.
Замызганная дверь, украшенная знаком отличия прославленной фирмы, с треском распахнулась, и на пороге возникла объемистая фигура джентльмена в темно-фиолетовом костюме, на неохватной талии которого позвякивала золотая цепочка для часов. Сей джентльмен ворвался внутрь, стянул с лысой головы шляпу, откашлялся, изогнул шею, поперхнулся, снова откашлялся и оглушительно рявкнул:
– Скрибблер!
Но сперва задремавшего клерка потребовалось пробудить к жизни; ибо, принимая во внимание ранний час, тот едва успел прибыть на службу, отпереть замызганную дверь, расставить восковые свечи между вздымающимися вулканами юридической документации, растопить камин во внутреннем святилище поверенного (и создать жалкую пародию на огонь во внешнем помещении, для себя), вскарабкаться на высокий табурет, распределить на столе весь свой инструментарий, положить руки на тот же стол и преклонить голову, устав от трудов праведных. В обычных обстоятельствах мистер Ричард Скрибблер располагал бы еще четвертью часа на то, чтобы отдохнуть и прийти в себя, прежде чем его потревожит ныне здравствующий партнер фирмы. Но этим утром работодатель мистера Скрибблера тоже поднялся ни свет ни заря, и лицо его хранило выражение чуть более зловещее, чем обычно.
