Джон Краули - Роман лорда Байрона
…призналась и Августа. — Письма Аннабеллы Байрон, написанные Августе в эпоху разрыва с мужем, весьма примечательны. Здесь и попытки если не подольститься к золовке, то, по крайней мере, подобраться поближе к ее личной жизни («Ведь мы останемся сестрами, правда?»); и попытки настроить Августу против брата («И пока вы не поймете, что он — худший из ваших друзей, — а на деле вовсе не друг — вы не увидите вещи такими, каковы они есть, — однако я вовсе не хочу сделать вас немилосердной — простите его — пожелайте ему блага…»); и многое другое. Готовясь ко встрече с Августой в августе 1816 г., Аннабелла заготовила список вопросов, начинавшийся так:
«Что вас более угнетает: ваш грех или его последствия? — ваша вина против Бога — или ваших ближних?
Чувствуете ли вы совершенно ясно, что всякая мысль, связанная с таким грехом, сама по себе греховна и что сердце может быть преступно даже и тогда, когда поступки невинны?»
В результате Августа начала показывать невестке даже самые интимные письма Байрона, и та делала на этой основе выводы касательно морального облика грешницы.
…срок судебного преследования за изнасилование несовершеннолетней… — Один из прототипов Ли Новака — несомненно, сам Краули, автор сценариев ко множеству документальных фильмов. Однако преступление Ли и его многолетнее проживание за пределами Америки связаны со скандалом вокруг Романа Поланского (род. 1933): в 1977 г. режиссера обвинили в растлении 13-летней девочки, и Поланский бежал в Лондон, а оттуда — во Францию, гражданином которой является. Судебное дело против него не прекращено до сих пор: лос-анджелесские судьи отказываются принимать решение, пока Поланский не явится в зал заседаний.
Потом открываешь сайт Экспедии… — «Дешевые билеты, отели, прокат машин, отпуска и путешествия»: http:// www.expedia.com/
Мэтью Грегори Льюис (1775–1818) — прозаик и драматург. Байрон называл его «Монаха» (1796) «одним из лучших романтических сочинений на любом языке, включая немецкий… "Монах" был написан, когда Льюису не было двадцати — и, кажется, совершенно истощил его гений».
«Льюис был хорошим и умным человеком, но нудным, дьявольски нудным. Моей единственной местью или утешением бывало стравить его с каким-нибудь живым умом, не терпящим скучных людей, например с мадам де Сталь или Хобхаузом. Но все же я любил Льюиса; это был не человек, а алмаз, если б только был получше оправлен. Получше не в смысле внешности, но хоть бы не был так надоедлив; уж очень он умел нагнать скуку, а кроме того, противоречил всем и каждому.
Он был близорук, и когда мы в летние сумерки катались с ним верхом по берегу Бренты, он посылал меня вперед, чтобы указывать дорогу. Я бываю порой рассеян, особенно по вечерам; в результате наш конный Монах несколько раз был на волосок от гибели. Однажды он угодил в канаву, которую я перепрыгнул как обычно, забыв предостеречь моего спутника. В другой раз я едва не завел его в реку, вместо того чтобы привести к раздвижному мосту, неудобному для путников; и оба мы дважды налетали на дилижанс, который, будучи тяжелым и тихоходным, причинил меньше повреждений, чем получил сам; особенно пострадали передние лошади, на которых пришелся удар. Трижды он терял меня из виду в сгустившейся тьме, и я должен был возвращаться на его жалобные призывы. И все время он без умолку говорил, ибо был очень словоохотлив.
Он умер, бедняга, как мученик своего нового богатства, от второй поездки на Ямайку.
Я б землю Делорэн отдал,Чтоб Масгрейв из могилы встал[127],
т. е.:
Я б сахарный тростник отдал,Чтоб Льюис из могилы встал».
(«Разрозненные мысли», № 17).«Мне думается, что если бы сочинительница написала правду и только правду — всю правду, — роман получился бы не только романтичнее, но и занимательнее». — Муру, 5 декабря 1816. «Что касается сходства, — продолжает Байрон, — то его нельзя было и ожидать — для этого я недостаточно долго позировал». Намек на Каролину Лэм и «Гленарвона» был включен во вторую песнь «Дон-Жуана» (CC–CCI):
И вспомните, как часто мы, мужчины,Несправедливы к женщинам! Не раз,Обманывая женщин без причины,Мы учим их обманывать и нас.Скрывая сердца боль от властелина,Они молчат, пока приходит часЗамужества, а там — супруг унылый,Любовник, дети, церковь и… могила.
Иных любовная утешит связь,Иных займут домашние заботы,Иные, на фортуну осердясь,Бегут от положенья и почета,Ни у кого из старших не спросясь,Но этим не спасаются от гнетаУсловностей и, перестав чудить,Романы принимаются строчить.
Устно же Байрон иронически уверял, что изображен в романе «симпатичным малым».
…«Байрон начал прозаическую повесть — слегка затушеванную аллегорию своих матримониальных дел, но, узнав, что леди Байрон больна, бросил рукопись в огонь». — Об этом известно со слов Мура: Байрон пересказал, применив к своим обстоятельствам, новеллу Макиавелли о браке демона Бельфегора, который вскоре бежал от жены обратно в ад. Узнав о болезни бывшей жены, Байрон в последний раз посвятил ей стихотворение (опубл. 1831):
Скорбела ты — и не был я с тобою,Болела ты — и был я вдалеке;Я мнил, что место боли и тоске —Лишь там, куда заброшен я судьбою.Ужель сбылось пророчество? Того,Кто меч извлек — он ранит самого.Меж тем как сердце стынет — бездыханно,Отчаянье все грабит невозбранно.Мы смерть зовем не в бурю, в грозный час,Но посреди затишья рокового,Когда всего лишились дорогогоИ теплится остаток жизни в нас.
Теперь отомщены мои обиды:В какой ни укорят меня вине —Творцом не ты дана мне в Немезиды:Орудье кары слишком близко мне.Кто милосерд — тех небо не осудит,Всем воздано по их заслугам будет.Ты изгнана в ночи из царства сна,Пускай тебе все льстило без изъятья —Неисцелимой мукой ты больна,Ты изголовьем избрала проклятья.Ты сеяла — и должен был страдать я,И жатву гнева ты пожать должна.Я не имел врагов, тебе подобных,Я защититься мог от остальных,Им отомстить, друзьями сделать их,Но ты была в своих нападках злобныхИ слабостью своей ограждена,И нежностью моей, что не должнаБыла б иных щадить — тебе в угоду;И в правоту твою поверил свет,Что знал грехи моих минувших лет,Когда во зло я обращал свободу.На основанье этом возведенМне памятник тобой — грехом скреплен.Как Клитемнестра, мужа палачомДуховно ты была[128], клевет мечомНадежду, честь, покой — ты все убила,Что вновь расцвесть могло б для бытия,Когда б их безвозвратно не сгубилаИзмена хладнокровная твоя.Ты добродетель сделала пороком:За месть — теперь, за будущий барышПродав ее, в спокойствии жестокомЕе ценою ты меня казнишь.С тех пор, как ты пошла кривой дорогой,С правдивостью ты разлучилась строгой,Присущею тебе, и глубиныНе сознавая собственной вины —С двусмысленностью утверждений дикихИ дум, достойных Янусов двуликих,С обманами поступков и речей,Со взором знаменательных очей,Что осторожность выставив предлогом,Безмолвно лгут из выгоды во многом —Со всем мирится нравственность твоя.Любым путем ты к цели шла желанной,И вот к концу приводит путь избранный.Как ты со мной — не поступил бы я!
(Пер. О. Чюминой)Джон Хукем Фрир (1769–1846) — британский дипломат и писатель (см. с. 220), работал в Лиссабоне, Мадриде, Берлине и вновь в Мадриде, однако его карьера оборвалась, когда Фрира обвинили в том, что он во время наступления Наполеона своими советами подставил английскую армию под удар (из-за чего в черновиках «Чайльд-Гарольда» Фрир назван «неумехой»). Последнюю четверть века он провел на Мальте, переводя Аристофана и изучая еврейский и мальтийский языки. Временами Фрир наезжал в Лондон и однажды заметил, как меняются времена: прежде великие поэты были слепы (Гомер и Мильтон), теперь — хромы (Скотт и Байрон). В 1817 т. Фрир опубликовал поэму, о которой здесь рассказывает Ли, — пародийный эпос «Проспект и Образец задуманного Национального Опуса, долженствующего заключить в себе наиболее примечательные подробности касательно короля Артура и его Круглого Стола». Пьеса Фрира «Скитальцы» процитирована в предисловии к «Чайльд-Гарольду».
