Стивен Кинг - 11.22.63

Я вновь поднял трубку, и на этот раз по просьбе телефонистки дать номер я его назвал. Дважды прозвенел телефон на другом конце, а потом отозвался голосом Эллин Докерти:

— Слушаю? Кто звонит по телефону, пожалуйста?

— Приветствую, мисс Элли. Это я, Джордж.

Наверное, та штука, мгновенного оцепеневшего молчания, оказалась заразной. Я ждал. В конце концов, она сказала:

— Здравствуйте, Джордж. Боюсь, я совсем забыла о вас? Это только потому, что сейчас я ужасно…

— Заняты, да. Я знаю, как это, в первые пару недель. Я звоню вам только потому, что мне только что звонила по телефону Сэйди.

— О? — это прозвучало весьма осторожно.

— Если это вы сказали ей, что мой номер принадлежит линии не в Далласе, а в Форт-Уорте, в этом нет ничего плохого.

— Я не продуцировала сплетни. Надеюсь, вы это понимаете. Я думала, она имеет право знать. Мне небезразлична Сэйди. Вы мне тоже небезразличны, конечно, Джордж… но вы уехали от нас. А она нет.

Я все это понимал, хотя и было мне от этого больно. Возвратилось ощущение замкнутости в космической капсуле.

— У меня нет возражений относительно этого, Элли, и с моей стороны это не было совсем неправдой. Я действительно скоро собираюсь перебраться в Даллас.

Ноль реакции, да и что она могла сказать? «Может, оно и так, но мы оба знаем, что вы немного лгунишка?»

— Мне не понравился ее голос. Как на ваш взгляд, с ней все хорошо?

— Я не уверена, хочу ли вам отвечать на этот вопрос. Если скажу, нет, вы можете примчать сюда, чтобы ее увидеть, а она не хочет видеться с вами. Не при таком положении вещей.

Фактически она ответила на мой вопрос.

— С ней все было в порядке, когда она вернулась в город?

— Она была в порядке. Обрадовалась, увидев нас всех.

— Но теперь у нее взволнованный голос и сама она говорит, что ей грустно.

— А разве это удивительно? — мисс Элли заговорила резко. — Здесь немало воспоминаний для Сэйди, многие из них связаны с кое-каким мужчиной, к которому она все еще испытывает чувства. Красивый мужчина и замечательный учитель, но достиг успеха под фальшивым флагом.

Это уже действительно мучительно.

— Там дело в другом, кажется. Она говорила о приближении какого-то кризиса, о котором слышала от… — от выпускника Йеля, который сидит под дверью в историю? — От кого-то, с кем она познакомилась в Неваде. Ее муж уже когда-то натолкал ей в голову всяких бессмыслиц…

— Ей в голову? В ее хорошенькую головку? — теперь уже не просто резкость, теперь звучал уже настоящий гнев. Из-за этого я ощутил себя мелким и поникшим. — Джордж, передо мною куча бумаг в милю высотой, и мне нужно с ними всеми разобраться. Вы не можете подвергать Сэйди Данхилл отдаленному сеансу психоанализа, а я не могу помочь вам в ваших проблемах с любовью. Единственное, что я могу, это посоветовать вам рассказать всю правду, если Сэйди вам небезразлична. Лучше раньше, чем никогда.

— Вы не видели где-то там рядом ее мужа, я надеюсь?

— Нет! Спокойной ночи, Джордж.

Вторично за сегодняшний вечер женщина, которая была мне не чужой, бросила трубку. Новый персональный рекорд.

Я пошел в спальню и начал раздеваться. Приехала «в порядке». «Радовалась», что возвратилась к своим друзьям в Джоди. А теперь не в порядке. Так как разрывается между красивым, да еще и таким, который ускоренным темпом мчится к успеху, новым парнем и высоким таинственным незнакомцем с невидимым прошлым? Такое объяснение вполне годится для какого-то любовного романа, но если бы это объяснение было таковым, почему тогда она не была подавленной, когда возвратила из Невады?

Неприятная мысль пронзила меня: а может, она пьет? Много. Тайком. Что в этом невозможного? Моя жена годами была скрытой пьяницей — фактически еще до того, как я с ней вступил в брак, — а прошлое стремится к гармонии. Легко было бы от этого отмахнуться, сказать себе, что мисс Элли что-то бы уже заподозрила, но пьяницы бывают очень смышленными в ухищрениях. Иногда минует много лет, прежде чем у людей раскрываются глаза. Если Сэйди своевременно появляется на работу, Элли может и не замечать, что у нее красные глаза, а выдох сильно отдает мятой.

Мысль эта вероятно была анекдотической. Все мои предположения базировались только на подозрениях, которые лишь доказывали, что Сэйди мне и до сих пор небезразлична.

Я лежал в кровати, глядя в потолок. В гостиной работал нефтяной камин — очередная холодная ночь.

«Попусти, дружище, — произнес Эл. — Тебе нужно. Помни, ты там не для того, чтобы получить…»

Девушку, золотые часы и все такое. Конечно, Эл, я об этом помню.

«Кроме того, она, скорее всего, в порядке. Это у тебя проблема».

И фактически не одна, если на то пошло, и я долго еще не мог заснуть.

В следующий понедельник, когда я уже привычно в который раз проезжал мимо дома № 214 на Западной Нили-стрит в Далласе, я заметил там припаркованый на подъездной аллее длинный серый катафалк. Две тучные леди стояли на крыльце, смотрели, как пара мужчин в темных костюмах, засовывают сзади в катафалк носилки. На носилках лежало тело, накрытое простыней. С шаткого на вид балкона над крыльцом на это также смотрела молодая пара, которая занимала верхнюю квартиру. Их маленький ребенок спал на руках у матери.

Коляска с пепельницей осиротело стояла под тем деревом, где его старый пассажир проводил летом большинство своих дней.

Я остановился и стоял рядом с машиной, пока катафалк не уехал. И тогда (хотя и понимал, что сейчас это, скажем так, довольно бестактно) перешел улицу и приблизился по дорожке к крыльцу. Возле подножия ступенек я дотронулся до краешка своей шляпы.

— Леди, я соболезную вам в вашей потере.

Старшая из них — жена, которая, как я догадался, теперь стала вдовой, — сказала:

— Вы появлялись здесь раньше.

«Конечно, появлялся, — хотел, было, я сказать. — Эта штука более загадочна, чем профессиональный футбол».

— Он вас видел, — не обвиняя, просто констатируя факт.

— Я искал себе квартиру в этом квартале. Вы будете оставаться в этой?

— Нет, — ответила младшая. — У него была какая-то страх-овка. Едва ли не единственное, что у него было. Кроме нескольких медалей в коробке. — Она всхлипнула. Говорю вам, у меня немного сердце разрывалось, видеть, какими убитыми горем были те леди.

— Он говорил, что вы призрак, — сказала мне вдова. — Он говорил, что видит через вас насквозь. Известно, он был безумным, как сортирная мышь. Последние три года, после того как его разбил инсульт и ему пристроили этот мешочек для мочи. Я с Айдой возвращаемся назад в Оклахому.

«А почему не в Мозелл? — подумал я. — Туда уезжают, оставляя жилье».

— Чего вам на’о? — спросила младшая. — Нам на’о найти и отвезти ему костюм туда, в похоронную контору.

— Я хотел бы узнать номер вашего хозяина, — сказал я.

Глаза вдовы блеснули.

— С’олько это будет стоить вам, мистер?

— Я дам вам его бесплатно! — сказала молодая женщина с балкона на втором этаже.

Осиротевшая дочь подняла голову и приказала ей заткнуть ее ёбаный рот. Это было в Далласе. Не хуже, чем в Дерри.

Соседская приветливость.

Раздел 19

Джордж де Мореншильд осуществил свое величественное появление пополудни пятнадцатого сентября, в пасмурное дождливое воскресенье. Прибыл он за рулем «Кадиллака» цвета кофе, который словно вот только что выехал из песни Чака Берри[527]. Вместе с ним приехал мужчина, которого я уже знал, Джордж Бухе, и другой, неизвестный мне — худой, как треска, парень с пушком белокурых волос на голове и прямой, как шомпол, спиной того, кто долго прослужил в войсках и до сих пор тому рад. Де Мореншильд подошел к заду машины и открыл багажник. Я бросился за дистанционным микрофоном.

Возвратившись на место со своим аппаратом, я увидел под подмышкой у Бухе сложенный детский манеж и вояку с полными руками игрушек. Впереди этих двух де Мореншильд с пустыми руками взошел на крыльцо, высоко держа голову, с выпяченной вперед грудью. Был он высоким, крепкого сложения. Его седеющие волосы были косо зачесаны назад от его широкого лба тем способом, который объявлял — по крайней мере, мне — «смотрите на мои творения, вы, могущественные, и дрожите. Так как я ДЖОРДЖ».

Я подключил магнитофон, нацепил наушники и нацелил миску с микрофоном на противоположную сторону улицы.

Марины нигде не было видно. Ли сидел на диване, читал какую-то толстую книжку в бумажной обложке при свете лампы на бюро. Услышав шаги на крыльце, он поднял нахмурено голову и кинул книжку на кофейный столик. «Вновь эти чертовы эмигранты», — вероятно, подумал он.