Валерий Белоусов - Раскинулось море широко
На прощанье растроганный турецко-подданный предложил устроить боцману рандеву – мол, дело молодое…
Если бы боцман был трезвый – он бы с негодованием отказался. Но тут подвела его последняя, видимо лишняя, кварта рому…
«Слышь, хололобый – проникновенно говорил старый альбатрос, скиталец морей – мне не надо, кого попало… я с той, что за деньги – николы не буду!»
«Э… мамой кланус, да? – горячился шип-шандлер – ест! Ест такой дэвушка, прямо из султанского гарэма, симпатичный, ароматичный… вах! За дэньги – она ни с кем и ныкогда!»
И ведь не обманул!
Приведённая им аннамиточка действительно не брала денег! Она оказывала свои услуги исключительно за мыло… ну, прачечная у её мамы была, что делать… мыла надо было много.
А аккурат через полтора месяца… и проявилось.
Боцману можно было только посочувствовать… что Семёнов и сделал.
«Выходит из гавани клипер, у боцмана клипера – триппер…»Старая, пиратская песня.
Разрезая серые волны залива Петра Великого острым, клиперным форштевнем, «Лена» действительно выходила в океан!
…«Ну, докладывайте, что у Вас вышло с Куропаткиным? Вы, уважаемый Александр Федорович, без году неделя, извините – на посту – а он на Вас уже жалуется, телеграммами меня засыпает…»
«Абсолютно согласен с ним, Государь!»
«Не понял… объяснитесь?»
«Первоначально, когда предполагалось, что Куропаткин сохранит звание министра, тот выговорил себе, что квартира останется за его семьей.
Когда же он отказался от звания министра, ему пришлось отказаться и от квартиры, и он тогда испросил, чтобы для его семьи была нанята квартира с обстановкой, освещением, отоплением и… ну, понятно.
Приискание такой квартиры было делом инженерного ведомства.
В одну из сред я узнал, что предполагается нанять квартиру за плату в двенадцать тысяч рублей в год (без обстановки). Я убеждал супругу уважаемого Главнокомандующего не брать такой большой квартиры, так как она ведь приемов не будет делать, а, кроме того, это вызовет массу нареканий в Армии и повредит ее мужу; она не сдавалась на мои доводы и, в конце концов, обратила все против меня, сказав всем собравшимся: „Вы слышите, Редигер хочет, чтобы я переехала в подвал!“
Через несколько дней я получил от Куропаткина длинную телеграмму, в которой он просил моего содействия к тому, чтобы семья его получила хорошую квартиру и не страдала из-за того, что он ушел на воину; а квартиру он желал бы такую, какую имел еще в Асхабаде.
В Петербурге такая квартира должна стоить не менее двенадцати тысяч без обстановки.
Я не желал быть причастным к найму квартиры, а потому эту телеграмму представил Сахарову.
В скором времени я получаю извещение для отпуска денег, по которому в доходном доме Лидваль (Каменноостровский проспект, один) наняты две квартиры (соединенные в одну) на три года, по восемнадцати тысяч рублей в год.
Обстановку оставила какая-то фирма за плату, в первый год шесть тысяч, а в следующие года меньше; затем шли суммы на электричество и прочее, а в общем за три года получался расход, который составил бы, помнится, в пятьдесят восемь тысяч рублей!!
Разумеется, я платёжное поручение не подписал…»
«Ц-ц-ц… как же это Вы, а? Отказать такому заслуженному полководцу… нет у Вас души! Злой Вы, Александр Федорович…
А что Вы Куропаткину о войсках телеграфировали?»
«Я ему телеграфировал, что он постоянно требует присылки ему из России всего, что в Армии есть лучшего, а получив требуемое, не умеет им распорядиться.
Получив из России слаженный корпус, он его тотчас разорвал на части, по бригадам и даже по полкам, которые разбрасываются в разные места.
Получая людей на укомплектование армий, он не доводит существующие части до полного состава, а принимается за формирование новых частей, для которых опять нужны офицеры из войск, оставшихся в Европе.
Ввиду неудовлетворительности старых запасных он требует присылки ему молодых солдат из строевых частей, а сам не смотрит за тем, куда расходится этот драгоценный элемент, который массами разбирается в вестовые и на всякие нестроевые надобности.
Да простится сравнение, но Куропаткин мне напоминает плохую кухарку, которая всегда требует лучшей провизии и в громадном количестве, но всегда испортит блюдо!»
«Что, прямо так и написали?»
«Да, так и написал, Ваше Императорское Величество…»
«Не удивительно, что молодые офицеры Ваши телеграммы наизусть цитируют…
Эх, Куропаткин… Куропаткин…
Я ведь долго думал, переболел этот вопрос; ведь все были за Куропаткина: всё общество, газеты, император Вильгельм…
Выходит, ошибались… но я сам остановился на нем; Вдовствующая императрица Мария Федоровна тоже была за него, но нет, я сам решил назначить! Значит… Моя вина… мне и исправлять!
А что у Вас за конфликт с ГАУ?»
«Считаю, что Главное артиллерийское управление заказывает у промышленности, по-моему, слишком мало и даже свои заводы не пустило до сих пор полным ходом; поэтому могут оказаться нехватки.
Написал туда письмо. ГАУ мне на это ответило, что это дело артиллеристов, они сами знают, что им надо и что у них есть!»
«Это Военному Министру они так ответили?»
«Так точно… По моему предложению Военный совет постановил указать Главному артиллерийскому управлению на необходимость скорее пополнить боевой расход оружия и патронов и обсудить, достаточны ли комплекты запасов и производительность заводов? И что же? Нет ответа.
Я вторично доложил Совету, что артиллеристы медленно пополняют имущество, отправленное на Восток: деньги на это были разрешены Министерством Финансов ещё 15 июня, а только теперь, через девять месяцев, у меня испрашивается утверждение заготовительной операции! И Военный совет вновь меня поддержал, но его громы были снова бессильны…»
«Да… а Васька слушает, да ест…»
«Да ведь что особенно обидно, Ваше Императорское Величество? Как гром грянет, креститься будет поздно. Боюсь, очень скоро выясниться, что мои опасения относительно недостаточности артиллерийского снабжения были вполне основательны, вот тогда забегаем, как ошпаренные… но – как мы тогда потребное подвезём? Сибирская дорога отправляет четыре пары поездов в сутки… сейчас, сейчас в колокола надо бить! Набатом!»
«Господи, Слава Тебе, Вседержитель, что наконец послал мне верного соратника…
Александр Федорович, работайте спокойно! Ежели кто впредь с Вами будет конфликтовать – посылайте его прямо ко мне… а я его тоже пошлю! Куда – нибудь…
Но что же делать с Куропаткиным?»
«Так ведь – ежели позволите дать совет… использовать! По назначению… ведь отличный теоретик, превосходный начштаба… при хорошем командующем!»
«Где же его взять-то, хорошего… вот разве…»
… Когда Редигер, радостный, выходил из Царского кабинета, кто-то из толпящихся в приёмной вельмож прошипел ему в спину:«Византиец! Интриган! Очкастое ничтожество…»
…«Батарея! Шрапнелью, трубка десять, Угломер пятнадцать-двадцать два, прицел Восемьдесят, Уровень больше два, основному, один снаряд!»
Наводчик «основного», третьего орудия, отжав стопор, установил на поворотной головке панорамы треугольничек против отметки «1522», по шкале тысячных… потом, вжавшись глазом в окуляр панорамы, начал вращать штурвал горизонтальной наводки.
Вся верхняя часть орудийного станка, вслед за длинным стволом, поплыла влево – до тех пор, пока в центре перекрестия окуляра вновь не появилась, увеличенная в четыре раза, точка наводки – установленная старшим офицером, на которую была направлена панорама до тех пор, пока не было задан угломер… теперь ствол смотрел точно в противоположном направлении окуляра панорамы – строго по направлению пятнадцать-двадцать два…
Теперь наводчик вращал другой штурвал – наводки вертикальной – и длинный, как лебединая шея, ствол поднялся на нужное число делений… теперь дальность полёта снаряда достигла бы четырёх тысяч метров, если бы трубка была установлена на удар…
Потом наводчик подкрутил уровень – и снова поднял ствол – чуть-чуть, чтобы пузырёк воздуха в стеклянной трубочке занял положенное ему место – между двумя делениями, точно посредине… вот от сюда и артиллерийская шутка – «выгнать пузырёк на середину», то есть занять исключительно горизонтальное положение…
За это время установщик специальным деревянным ключом с медной обечайкой установил нужные деления на трубке снаряда… лязгнул поршневой затвор, заряжающий со звоном дослал унитарный «патрон»… снова лязг затвора…
«Готов!»
«О-огонь!» – Старший Оофицер Батареи (СОБ) резко, рубанув воздух, взмахнул флажком.
«О-орудие!» – старший расчёта продублировал команду…
Стреляющий дёрнул заранее натянутый шнур.
