Валерий Белоусов - Раскинулось море широко
Не выдерживая мучительнаго перехода по суше, многiя из перегоняемыхъ животныхъ гибнутъ на суше, подыхаютъ дорогой; съ нихъ снимаютъ только шкуры, оставляя туши лежать не прибранными и заражатъ воздухъ и протекающiе ручейки»
А уж кто добирался-таки до бухты, тут и встречал он свою смерть. Выживших забивали палками-дрыгалками. Удар по переносице – и всё кончено. Вскоре берег покрывался свежесодранными драгоценными шкурами.
Водопад, Секачинское, Запалата, Палата, Допалата, Собачинское, Западное, Урилье, Перешеек… Всё это названия лежбищ, простиравшихся вдоль западного побережья острова. Много-много тысяч животных. Почти все они канули в небытие, разграбленные безудержной человеческой алчностью. И только Урилье лежбище, жалкий остаток былого величия, продолжает существовать.
Страшные дела творились в Глинке…
«Имею честь донести Вашему Высокопревосходительству о новых нападениях иностранных шкун на котовыя лежбища на островах Беринга и Медном, причем на последнем истреблено шкунами большое по величине лежбище в Секачинской бухте и только оружием отражено нападение на главное лежбище котиков…
Шкуны переменили тактику: стали являться весною, будучи уверены не встретить после половины сентября парохода „Александр II“, тем более военного крейсера.
Между шкунами существует какое-то соглашение: менее двух шкун не подходило к острову, чаще же более (до пяти). Если же принять во внимание, что на шкуне бывает от 20-30 человек команды, которая, всегда съезжала вооруженною скорострельными винтовками (системы Шарпса), то урядник с алеутами остановить их не может…
И если правительство не придет на помощь – присылкою ли военного судна на время от Марта по конец Октября или учреждением военных постов – лежбищам на о. Медный будет нанесен серьезный ущерб, от которого трудно будет оправиться. Достаточно припомнить уже изложенный ранее мною факт, что после истребления Севернаго лежбища на острове Беринг, оно едва теперь начинает поправляться, хотя условия местоположения таковы, что оно должно быть по числу зверя не меньше лежбища о. Медный…
Из всего изложенного, Ваше Превосходительство, изволите усмотреть, что шкуны, прикрываясь флагом по большей части Соединенных Штатов, образовали организованный союз для разбоя и что для них не должно быть оказываемо Правительственными судами никакого снисхождения. Как подтверждениям может служит и тот факт, что шкуны являлись с закрашенными названиями судна… Уверенность в ненаказанности их действий со стороны русскаго Правительства и надежда на страх жителей придают смелость их нападениям!» Это – из рапорта Управления Командорскими островами М.В.Д. Его Высокопревосходительству Господину Генерал-Губернатору Восточной Сибири.
Откуда же взялись эти пираты?
На берегах Тихого океана, омывающих побережье Северо-Американских Штатов существуют шхуны, отчасти паровые, занимающиеся контрабандой и ловлей устриц и рыбы…
Они же занимаются торговлей с индейцами, причем, не имея возможности конкурировать с компаниями, имеющими фактории, возят для продажи крепкие напитки и оружие – предметы, которыми воспрещено торговать.
С началом сезона часть шхун идет идет на промысел морских животных к Алеутским островам и островам Прибылова, отправляясь еще в феврале месяце.
Путь их с весны таков: Курильские острова, Камчатка и Командорские острова!
До чего доходит их наглость, видно из того факта, что пиратская шхуна около острова Павла атаковала шлюпки с русскими правительственными чиновниками, угрожая стрелять в них…
С началом же войны – американские шхуны нашли пристанище в Японии…
…«Джентльмены, я думаю – что сейчас наступает самый благоприятный момент для развития нашей Корпорации… Грязные прислужники царизма надёжно блокированы нашими маленькими жёлтыми друзьями в Порт-Артуре, а из Владивостока – и носа не высунут…»
«Что же, мистер – бывалый устричный пират, закалённый в битвах с Кост-Гард, пожевал огрызок сигары – тебе остаётся только свистнуть, чтобы морские коты приплыли на Командоры на три недели раньше!»
Предводитель джентльменов удачи усмехнулся:«Бить несчастных котиков? Фи, как не гуманно… предоставим эти труды грязным дикарям!
Нет, я предлагаю другое… скорее всего, с прошлого промыслового сезона в Glinka остался достаточный товарный запас шкур – уже высушенных, готовых к продаже. Пойдём и возьмём их!»
Бывалые браконьеры заволновались:«Но это… прямой разбой!»
«А что, джентльмены, до сего дня мы занимались насквозь законными деяниями? И никто никогда-никогда не отправлял за борт русского с перерезанной глоткой?»
Бывалый устричный пират покачал головой:«Это совсем другое дело… их uriadnik ко мне на борт тоже не с веточкой омелы в руках поднимался… а в derevnya будут женщины и дети, чёрт меня побери!»
«Разумеется, поберёт, погоди – всему свой черёд! А что одни бабы да пискуны – так это и хорошо! Тем проще будет их упокоить…»
Старый браконьер в сердцах выплюнул свой окурок:«Будь ты проклят, Акула Доджсон! Слыхал я о тебе кое-что… да не верил! Видно, напрасно…
Ладно, парни – я преступник, но только в глазах закона. Потому что беру себе только то – что Господь создал нам всем на потребу… а вот злодеем я никогда не был.
И, Господь свидетель, никогда не буду. Староват я для этого. Аста ла виста!»
Выпустив клуб табачного дыма, дверь громко хлопнула… Акула Доджсон незаметно подмигнул, и вслед за вышедшим в ночь выскользнул коротышка-мексиканец, сжимающий в руке матросский нож…
«Итак, джентльмены, больше ни у кого нет мук совести? Продолжим. Операцию надо провести чисто, не оставляя свидетелей…»
… Командир отряда транспортов, капитан второго ранга Балк тоже проводил совещание: «Ну что же, господа… дело это нам насквозь привычное! Вот помню, в прошлое лето – тоже ходил я на своём „Алеуте“… и сразу у Командор взял хищническую шхуну! Отвёл ея в Петропавловск – и сразу же у Тюленьего взял вторую… призовой суд был, да…»
Балк с удовольствием погладил массивную золотую цепочку…
«Единственное, что в этом году выходим ни свет, ни заря… в марте! Сезон-то с июня… но, видно, у премудрого начальства свои виды.
А с другой стороны – в море, дома! Что нам тут небо на рейде коптить, правда? Опять же, оклад в двойном размере.
Так что слушай приказ. Выходим в составе – „Алеут“ – флагман, „Якут“ и „Поебе… “ тьфу, ты, прости меня, Господи – „Лена“…»
… Деликатно шаркнув ножкой сорок пятого размера, обутой в начищенный до блеска «говнодав», «хозяин палубы» – старший боцман Мыкола Раздайбеда осторожно спросил «хозяина коробки»:«Ваше Блахородие, дозвольте спросыть? Только между нами…»
Семёнов, как истинный старпом, и виду не подал, что он удивлён такой вовсе не свойственной боцману деликатности:«Слушаю Вас, боцман…»
«Так що – шо це таке хонорея?»
«Гонорея – это заболевание, передающееся половым путём. Развивается главным образом в уретре – сиречь мочеиспускательном канале, отсюда – боль при мочеиспускании… Лечится промыванием тридцати-процентным раствором сульфацила натрия. По немецки – будет триппер!»
«А! Вот оно що… и тут немци… усё зло от них! Щиро дякую.»
«Скажите, боцман… а к доктору Вы с этим вопросом не подходили?»
«Подходыл. Як у мэне с конца, я звиняюсь, закапало – так сразу к доктору. А вин, нэбога, спирту выпыл, и ховорит – сядьте, дядьку, потеснее – речь пойдёт о гонорее…»
«И что?»
«И уснул. Зараза. Вот старый был – доктор як доктор… а це… трубка клистирна!»
Семёнов не стал обсуждать с боцманом профессиональные достоинства офицера, но отметку в памяти сделал… эх, Чухна, Чухна… разогнал весь путёвый комсостав! Теперь не корабль, а какая-то… поеб… тьфу, вот ведь пристало имечко! Весь Владивосток до сих пор ржёт…
… Боцман был очень серьёзным, обстоятельным, и не побоюсь этого слова, высоко-нравственным человеком.
Как все боцманА, имел уже в родном Херсоне и домик с садочком, и дородную супругу, Капитолину Марковну, и троих детишек, народившихся между его рейсами…
Поэтому боцман себя очень блюл. По кабакам не шлялся, гроши копил. Тем более, не посещал на стоянках домов терпимости…
Но… и на старуху бывает проруха!
На стоянке в Сайгоне, где боцман покупал пушку… надо же было обмыть покупочку!
Шип-шандлер, представлявший интересы русских судов, который и помог «Херсону» с углем и водой (поимев от этого свой маленький процентик), турецко-подданый Ибрагим-ибн-Мария Бендер-Бей с удовольствием слушал рассказы Мыколы за жемчужину у моря – славную Одессу… и совсем уже решился туда переехать.
На прощанье растроганный турецко-подданный предложил устроить боцману рандеву – мол, дело молодое…
