Гений МАЗа - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
— Василий Савельевич, так может, я вас на вокзал отвезу?
Он, конечно, не Оксана в короткой юбке, но ради пользы дела прокачусь.
Разговор шёл в кабинете Дёмина, они с Высоцким поняли: приклеить ухо к моему диалогу с москвичом не удастся. Поезд отходил в девятнадцать с чем-то, мы с пассажиром вышли из заводоуправления в начале седьмого вечера.
Тронулись, я вырулил на Партизанский проспект и взял курс к железнодорожному вокзалу.
— Виктор Николаевич ещё раз выражает признательность за своевременный сигнал о проделках местной самодеятельности, — начал зам Полякова. — Благодаря этому ростки анархии удалось погасить в зародыше.
— Если не секрет, как? Дёмину министр может приказать, даже снять с должности и заменить на послушного. Но ЦК КПБ вам не подчиняется.
— Он подчиняется Политбюро и здравому смыслу. Машеров лично звонил в ЦК КПСС, извинялся, заверил: виновные наказаны, подобное не повторится.
Унтер-офицерша обломала о себя розги… Забавно!
— Как именно наказаны, не уточнял?
— Отец вашей дизайнерши отправлен на укрепление Поставского райпотребсоюза Витебской области. Заведующий отделом промышленности получил строгий выговор по партийной линии. Если вы представляете, как всё устроено, это — высшая мера самобичевания.
— Согласен. Как у японцев — харакири. И что же дальше?
— Виктор Николаевич поручил мне составить мнение о ситуации в Минске. Я доложу: считаю целесообразным продолжить работу над «березиной» в Белоруссии. Министр вам обещал перевод?
— Да, если почувствую себя здесь неуютно. Всё же при конфликте интересов занял сторону министерства, а не завода. Прямо не скажут, но и не забудут. При случае…
— Что «при случае»?
— Понятия не имею. Как-то отыграются. Вот тогда и буду проситься у Полякова на АЗЛК — проектировать «М-412-битурбо-кваттро» с впрыском закиси азота.
Министерский с запозданием на секунду въехал, что я шучу.
— Не волнуйтесь. Если белорусы вздумают есть вас поедом, защитим. А вы сами хотите покинуть Минск?
— Как ни странно, пока — нет. Хоть в Тольятти мне было гораздо комфортнее морально.
— Понимаю. Сергей Борисович, вы будете настаивать на увольнении Журавлёвой?
Интонация была скорее утвердительной, чем вопросительной.
— Нет. Её вина неочевидна. Думаю, имеет смысл ограничиться переводом. Я могу сослаться, что вы поддерживаете подобные меры?
Он первый раз чуть улыбнулся.
— Вопрос слишком мелкий, чтоб углубляться в его решение его на уровне союзного министерства. Но если сочтёте необходимым — ссылайтесь на меня.
А как же! Прямо на следующее утро в кабинете главного конструктора сказал ей, глядя прямо в глаза и впервые назвав по имени-отчеству, официально и сухо:
— Екатерина Даниловна, московское начальство требовало крови всех причастных. Я постарался убедить, что вы не заслуживаете репрессивных мер. Но, думаю, вашей работе под моим началом пришёл конец. Михаил Степанович, ей могут предложить иное место на предприятии?
Выдержал тон, будто всё уже решено с её отлучением от «березины» неоспоримой московской волей. Не знаю, купился ли Высоцкий на мою ложь, но он нерешительно поддержал:
— Э-э… Есть намерение наладить выпуск городских автобусов. Но группа ещё не создана, должности в штатное расписание не включены…
— Значит, какое-то время будет получать зарплату по прежней должности, но из моего подчинения прошу вывести её официально. Екатерина Даниловна, по КЗоТу это — перевод. Необходимо ваше согласие.
— Я не хочу заниматься ничем, кроме легковых! — неожиданно заупрямилась девушка. — Думаете, у меня больше нет поддержки из ЦК, и со мной можно делать что угодно?
Это было зря. Где автобусы, там и микроавтобусы, так сказать, тяжёлые легковые машины, очень интересная ниша. Если бы догадался заранее, подсказал бы не упираться, теперь поздно. Высоцкий начал закипать. Пока он не вспылил и не наговорил лишнего, пришлось ввернуть своих пару копеек.
— Михаил Степанович, прошу, давайте не портить ей трудовую книжку записью об увольнении по статье. Я обойдусь двумя сотрудниками, перераспределив обязанности.
— По сокращению штатов… Другую должность предложили, она отказалась… — он немного поостыл. — Правильно. Я поговорю с юридическим отделом, чтоб оформили.
Жаль, конечно. Уже не подчинённая, открыта для отношений. Отец уехал укреплять потребительскую кооперацию в Витебской области, с супругой, естественно, живёт одна в отличной ЦКовской квартире. Но, видимо, для меня это последняя женщина на планете в плане вероятности завязать с ней личную жизнь.
На коридоре Катька набросилась на меня.
— Доволен⁈
— Нет. Когда ты целовала меня в Ле-Мане и голышом провоцировала в Марселе, было куда приятнее. Но твой отец едва не сгубил общее дело. Я постарался вырулить с наименьшей кровью для тебя.
— С наименьшей⁈ Меня вышвыривают с МАЗа как блохастую собачонку! Пинком под зад! Надо 5000 вернуть, а я уже с радости несколько сотен потратила! Ты же все свои сохранил, полученные благодаря моему папе!
— Одолжить?
Чувствовал, сейчас ударит. Не относясь к добрым христианам, готовым подставить вторую щёку, напрягся, чтоб блокировать её пощёчину или выпад когтей. Обошлось.
— Негодяй! А я-то думала…
— Правильно думала. Жаль, вы всё испортили.
Что конкретно крутилось в её воображении, осталось неизвестным. Разочарованная барышня развернулась и помчалась по коридору, вероятно — к женскому санузлу, стуча ботинками на низком каблуке.
Хорошая девочка, но неизбежно подпорченная партийно-номенклатурным детством, отравленная сознанием: мы — цековские небожители, люди особенные, нам многое позволено, плебсу недоступное.
В материальном плане она не пострадает сильно, при увольнении по сокращению штатов выплачивается компенсация. Хватит, чтоб вернуть госпремию в полном размере.
Как бы то ни было, разговор не улучшил настроения, к себе я вернулся, отнюдь не сияя улыбкой. Но день готовил новые неожиданности.
После обеда конструкторов и гонщиков-испытателей созвал в ДК МАЗа тот же Тарас Никитович. В добровольно-принудительном порядке, то есть не в приказном, но хрен открутишься. Там посмотрели фильм «Мировой парень», многими уже виданный, по окончании вышел представитель «Беларусьфильма», участник съёмочной группы, минут двадцать толкал про идею картины, рассказал несколько хохмочек, сопровождавших отдельные сцены, в итоговый вариант они, конечно же, не вошли.
Как по мне, фильм чрезвычайно слабый. Не входит даже в первую тысячу советских кинолент, единственное в нём запоминающееся — песня «Берёзовый сок» в исполнении белорусских «Песняров». Центральную роль сыграл Николай Олялин, не слишком правдоподобно, тем более главным персонажем выступил не человек, а сверхнадёжный и прочее «сверх» и «супер», короче — лобастый МАЗ, на котором Олялин надрал соперников в гонке по Африке.
В зале присутствовали неизвестные мне граждане, возможно —
