Степан Кулик - Дилижансом, дирижаблем

Очнулся я уже здесь. На острове… Уничтожил ли эксперимент известный мне мир или перебросил только меня в иное измерение? Я не астроном и могу лишь приблизительно сказать, что звезды соответствуют южным широтам России. А так же, я совершенно потерялся во времени… (снова вымарано)

Этот листок бумаги, карандаш и пробирка – единственное, что нашлось в карманах халата. Вверяю свою судьбу Господу Богу и этому письму. А так же прилагаю на обороте чертеж моего изобретения. Может, хоть оно не пропадет безвестно, подобно автору…»

Страничка закончилась. И на последней полоске чистой бумаги можно было разобрать лишь несколько слогов: «Мих…… айлов……липпов».

На обороте четкими, ровными линиями была вычерчена какая-то сложная схема. Поручику броневозных войск полагается разбираться в чертежах не хуже инженера-конструктора и читать карты, но в данном случае Александр ничего не смог понять. Значки, коими был испещрен листок ни о чем офицеру не говорили. Совершенно иная кодировка. Даже не халифатская. Завитушки потенциального противника князь тоже умел читать.

– М-да, загадка… – князь пошевелил в воздухе пальцами и, досконально знающий привычки своего офицера, Сенька тут же наполнил рюмку и вложил ее в руку хозяина.

Александр выпил дорогой армянский коньяк залпом, как водку и даже рукавом занюхал.

– Прими, Господи, душу раба твоего Мих… Михи. Вот ведь, как судьба иной раз заворачивает… И у себя дома сгинул человек, и у нас пропал бесследно. Хотел бы я помочь, так не властен. Более сотни лет с той поры миновало…

Молодой князь вздохнул от расстройства чувств и снова пошевелил пальцами.

– Дуняша, закажи отцу Дионисию поминальную службу по ходоку безвестному, Михой себя именовавшем… Ну, да он сам знает, чего и как, а Господь разберется. В этом, раб божий Миха, не сомневайся, – Александр перекрестился и поглядел в окно, туда где из усадьбы виднелось слияние неба и плеса Дуная. – Отправлю я твой чертеж куда следует. И если есть в нем искра божья, то послужит он еще на благо Российской Империи. Не в твоем, так в нашем мире.

Глава вторая

Как не упрашивал механик разрешить ему сесть за руль, управлять самобеглой коляской князь изволил сам. Кататься на заднем сидении, мирно попыхивающего отработанным паром, кабриолета приятно когда ты слегка подшофе и в обнимку с веселой барышней. Тогда извозчик весьма кстати. А отдавать возможность управлять техникой механику, сидя рядом – все равно, что позволить своей девушке весь вечер танцевать с другим. Увольте. Вуаяризмом отдает, однако…

Паромобиль, конечно, не лошадь, и как не старайся, того слияния, что с живым существом никогда не возникает, зато скорость в разы выше. А вместе с ней и ощущение свободы… полета. Горячий ветер взъерошивает волосы, свистит в ушах, бьет в лицо упругой волной, вздымает горбом на спине рубашку… И кажется нет в целом мире никого, ни единого живого существа. Только небо, степь и Ты!

Вот только идиллия не бесконечна. Увы, даже в Бессарабии нынче не так безлюдно, как порою хотелось бы. Не те времена. Третье тысячелетие от Рождества Христова на календарях. Нет, нет, да и пронесется встречная машина. В которой, водитель, вполне возможно таким же недобрым словом поминает князя. И в первую очередь тучу пыли, которую вздымают колеса паромобиля…

– О, а это еще что за «здрасьте»?

Увидев у развилки пяток верховых, князь сбросил скорость. Чего зря животину пугать… А там и всадники замахали руками, подавая знаки остановиться. Судя по масти коней, белых рубахах, цвету лампас на штанах и околыша на фуражке – разъезд из расквартированного неподалеку Измаила 217-го казачьего полка.

– Здравия желаем, ваше сиятельство! – отсалютовал князю молодой, румянощекий приказный.

– Здорово, братцы, – улыбнулся Александр. – Чего это вас на большую дорогу занесло? Жалования не хватает?

Казаки вежливо хохотнули немудреной шутке.

– Никак нет, вашбродь, – доложил приказный. – Из заставы сообщили семафором, что ночью большой отряд басурман прошел на нашу сторону. Вот господин полковник и распорядился приглядеть… Что бы, значит, никаких… этих самых… эксцессов. Если контрабандисты балуют, тогда это нас не касаемо. Пусть доблестная таможня чешется. Но, если вражина чего худое удумал. Так мы, стало быть, начеку.

– Умно. А машины зачем останавливаете? Думаете, халифатские лазутчики с тарпанов на паромобили пересели?

– Никак нет, вашбродь, – приказный даже не улыбнулся. – Я машину узнал и решил предупредить. Вы же с именин, небось ночью возвращаться будете. Один… Так что наган лучше рядом, на сиденье положить.

– Дельный совет. Спасибо, братец… – полицейскому чину князь не задумываясь сунул бы двугривенный, но с казаком так нельзя, может обидеться. – Авось, сочтемся.

– Гора с горой, ваше сиятельство… – отсалютовал тот. – Счастливого пути.

– И вам не упариться…

Приказный, красуясь перед князем, словно в цирке, поднял коня на дыбы, пританцовывая развернул на месте, взмахнул нагайкой и послал длинным прыжком вперед. Весь разъезд тут же сорвался с места и с гиканьем и свистом понесся в степь. Только подковы засверкали…

…Ворота во двор трехэтажного особняка Долгопятовых, традиционно и провинциально хранившего старинный стиль ампир, украшали огромные разноцветные надувные шары всевозможных форм и расцветок. От копий укрывших себя бессмертной славой воздушных крейсеров «Ослябя» и «Пересвет», до несколько легкомысленных стрекоз и даже фривольных сердечек. Видимо, к убранству территории приложил старания не только дворецкий, но и дочь виновника торжества.

Остановив паромобиль на площадке возле фонтана, Александр несколько секунд с удовольствием вдыхал насыщенный влагой воздух, любуясь причудливой игрой солнечных бликов на переплетении струй. И как велит обычай, бросил в чашу серебряный рубль. Чтоб в доме, значит, добро не переводилось, ну и ему чтоб рады были еще не единожды. Суеверие, конечно. На самом деле деньги исчезали в карманах дворовых слуг, но как сказано у Экклезиасте – что не нами заведено, не нам и рушить.

К именинам хозяина дома старинный фонтан модернизировали, и сейчас внутренняя часть его неспешно вращалась, периодически меняя высоту и пышность выплеска воды…

Бросив ключи от экипажа ливрейному лакею, князь взял с сидения продолговатый предмет, завернутый в белый бархат и аккуратно перевязанный «владимирской» лентой. С пустыми руками заявиться на именины не полагалось, и князь решил преподнести Павлу Дормидонтовичу один из пары дамасских клинков из собственной коллекции.

Во-первых, – этим он как бы намекал, что готов связать историю рода князей Катакази с семьей Долгопятовых. А во-вторых, – просто сделать приятное хорошему человеку. Как известно, военные всегда мечтают о чем-то цивильном, а партикулярные чины бредят оружием и звуками боевых сурм. Особенно, в преклонном возрасте.

– Ваше сиятельство, – старший лакей бросился к князю раньше, чем тот шагнул на ступени, ведущие на бельэтаж. – Прощения просим, вам завсегда рады и, если желаете, можете войти… только их высокоблагородие сейчас не в доме. Павел Дормидонтович в саду гуляют. Изволите пройти к ним или к хозяйке?

– В саду? – удивился князь. – Уже?

Обычно на открытый воздух гости перемещались из банкетного зала ближе к вечеру. Когда наступала пора посмотреть фейерверк, проветриться или… уединиться.

– Так точно-с, – угодливо поклонился лакей. – Павлу Дормидонтовичу уездное купечество преподнесло подарок, который никоим образом нельзя ввести в гостиную залу.

– Подарок… ввести?… – еще больше опешил Александр. – Что-то ты, любезный, слишком мудрено излагаешь. Попроще нельзя?

– Ой, да не слушайте вы его, милый князь! – нечто воздушное, в развевающихся белоснежных гипюровых кружевах изобразило непринужденный книксен, а потом еще с меньшей церемонией подхватило новоприбывшего гостя под руку. – Папеньке купцы лошадь подарили. Вот они ее в саду и осматривают.

– Мария! Как вы можете! Это же неприлично! – дородная гувернантка раскраснелась, словно из бани вышла. – Вот я вашей маменьке…

– Ой, бросьте, Аглая Ильинична. Мы с Александром Данииловичем сто лет друг друга знаем… – отмахнулась девушка. – Сидор! Прими сверток у их сиятельства!

– Нет, нет… – остановил князь лакея. – Это подарок.

– Вот и замечательно! – девушка рассмеялась. – Пойдемте, в сад, я все вам покажу. Там папеньку и поздравите…

Александр даже слегка растерялся. Машеньку он видел на прошлое Рождество, и в памяти князя запечатлелся милый, угловатый подросток, только начинающий приятно округлятся в нужных местах. А где не надо – наоборот, затянутый, как гвардеец на императорском смотре, и такой же скованный. А сейчас перед ним вертелась цветущая барышня. По-прежнему чуточку курносая, в наивных золотистых кудряшках, но уже сознающая свою привлекательность и степень воздействия на мужчин, именно этим, неповторимым мгновением созревания.