Степан Кулик - Дилижансом, дирижаблем
Во время того путешествия завернул случайно в Вишенки, молочка испить, увидел на княжьем дворе паромобиль, да так и остался в имении. Пятый или шестой год уже… Стучит себе в гараже да сверлит что-то день-деньской, выбираясь наружу только как окончательно стемнеет. Или князю ехать куда надо. Он, может, и ночью стучал бы, да управляющий газ для светильников на ключ запирает.
– Лошадьми обойдетесь… – отмахнулся Александр.
– Ваше сиятельство, – умоляюще сложил ладони перед грудью механик. – Пока за ними сходят, пока пригонят… А у меня машина под парами стоит… Я как раз давление в котле регулировал. Дозвольте? Я аккуратно…
– Ладно, гулять так гулять… развлекайтесь, черти.
– Вашбродь! Вы как?
Несмотря ни на что, денщик службу знал и, даже если бы случилось Второе пришествие Христа, все равно его первейшей заботой была помощь своему офицеру.
– Держи шашку и подай руку…
Вовремя поспел. Выбраться из реки оказалось сложнее, чем влезть. Домашние сапоги – из мягкой замши и без каблуков, на илистом берегу скользили. Так что впору было оконфузиться.
Сома к тому времени, как Александр выжал рубашку да переобулся, уж распластали во всю длину. Для пущего виду, приставив к шее отрубленную голову. Мертвые глаза рыбины потускнели и уже не пугали. А вот усищам его становой пристав и в самом деле мог бы позавидовать. Каждый по две пяди с кувырком, не меньше. Все так… Только сомом убиенная рыбина быть никак не могла.
– Эх, вы… – покивал головой Александр. – Совсем разум от страха потеряли. Или белуги раньше не видели?
– Обознались, ваше сиятельство, – Кондратий, неизменный и единственный забойщик скота в имении, да и во всей округе, встал над рыбиной, поигрывая хитро загнутым ножом. – Дозволите? Не пропадать же добру.
– Валяй… С икрой сами знаете чего делать, а в желудке найдете что интересное, мне покажете… – этого князь мог и не говорить. Никому из крестьян даже в голову не могло прийти: утаить хоть что-нибудь от барина. – Сенька! Умываться! Дуняша, ставь кофейник… Завтракать желаю.
И, неожиданно для самого себя, весело рассмеялся. Все же и в ссылке можно недурно проводить время. Жаль только такие оказии не каждый день случаются. Далеко не каждый…
* * *Рыбная охота, купание в Дунае, повторное умывание студеной водой и чашечка великолепного эфиопского кофе окончательно разогнали хандру, навеянную, не иначе, как июльским зноем.
Привередлив человек. Все ему не по нутру, все наперекосяк. В продуваемом насквозь Петербурге, особенно зимой, и дня не бывало, чтобы князь не вспоминал теплое солнце родной Бессарабии. А теперь, видишь ли, жарко стало. Можно подумать, что в Петровом городе нынче прохладно, несмотря на суровые воды Балтики.
Александр одним глотком допил кофе и даже на гущу не посмотрел.
К дьяволу уныние! Смиряться с судьбой удел слабых, а люди сильные, должны находить положительные стороны в любой ситуации, быть готовыми действовать и не сомневаться в своей планиде. Если Господь ниспослал испытание, надобно выдержать его с честью, без роптания. Не сомневаясь в справедливости Творца и его же милосердии.
Будут еще и парады, и балы, и светские рауты… А нынче, как гласит мудрость: «за неимением гербовой, пишут на простой». То бишь, можно и меньшим довольствоваться. Кстати, у надворного советника Долгопятова Павла Дормидонтовича – уездного исправника Измайловского уезда, на территории которого расположено имение князей Катакази – сегодня прием. В честь именин хозяина. Сами именины были третьего дня, но виновник торжества Павел Дормидонтович задержался с докладом в столице, и празднование перенесли на ближайшее воскресенье.
Сам прием молодого князя не сильно прельщал. В провинции любое благородное собрание сводится к застолью, громким здравницам, обильной выпивке и какофонии издаваемой оркестром, присланной из пожарной части. Но, во-первых, – надворный советник чин достаточный, чтобы даже сыну губернатора стоило проявить к нему должное уважение. А во-вторых, – у Павла Дормидонтовича имелась дочь Машенька. Весьма премиленькое и даже неглупое создание. Осенью ей семнадцать исполнится, значит, если что – зимой можно и сватов засылать.
«Если что» – подразумевало дальнейшую опалу и домашний арест, без каких-либо перспектив на индульгенцию.
Ну а пока, следовало застолбить участок, произвести рекогносцировку местности и все прочие, предусмотренные уставом действия, предшествующие полноценной осаде крепости. Аж до ее полной и безоговорочной капитуляции. В общем, очаровать, увлечь и обаять… И если карты не перетасуются – то и обвенчаться. Все веселее с молодой женой будет, чем бобылем век коротать, да сенных девок тискать.
Соответственно настроению, Александр дурачась, легонько ущипнул за упругий бочок горничную, прислуживающую ему за столом, встал, потянулся и подмигнул собственному отражению в зеркале.
Взирающий на него оттуда с усмешкой молодой, импозантный мужчина вполне годился на роль местного ловеласа. Да и не только местного. Встретившись с князем взглядом, он слегка кивнул, сардонически подмигнул и разгладил смоляные усы.
«А что? Отец к семейству Долгопятовых благоволит, так что вполне возможно с одного выстрела уложить двух зайцев… Да и Государь семейных офицеров по службе больше привечает. Мол, за веру, царя и Отечество – это здорово. Но, как не бывает избы о трех углах, так и для настоящего мужества четвертый краеугольный камень нужен. То бишь, семья… Глядишь, не мытьем так катаньем и выйдет по-моему. И не без приятных дивидендов в образе юной девицы…»
– Вашбродь, дозвольте?
Денщик стоял в дверях, сияя, как медный таз и оттирая спиной кого-то наружу.
– Чего тебе?
– Так это… вспороли брюхо рыбине, ваше сиятельство… – отозвался через голову Сеньки забойщик Кондратий. – Только, пока вы это… трапезничали, ждали… Не смели это… аппетиту портить…
– Неужто, нашли что-то? – шагнул к ним Александр.
Денщик неохотно посторонился, видимо, парню хотелось единолично вручить находку офицеру. Но когда бородатый мужик, от которого даже на расстоянии разило рыбьей требухой, шагнул вперед, шустрая Дуняша ловко переняла у него из рук что-то непонятное, и прикрикнул:
– Ну, куда прешь, орясина? Совсем ум потерял? Ты еще со скотобойни своей вот так в усадьбу влезь. Ступай во двор!.. Не то сей миг управляющего кликну. А уж Тимофей Силыч тебе задаст! Порядка не знаешь?
– Прощения это… просим, барин… – мужик тяжело вздохнул и попятился. Видимо, рассчитывал получить награду за находку.
– Не кручинься, Кондратий… – усмехнулся князь все еще пребывая в хорошем настроении. – Если порадовал, Дуняша тебе гривенник вынесет. Жди…
– Премного благодарен, барин… – воспрянул тот. Еще раз поклонился и исчез с виду.
– Показывай, чего там нашли?… – Александр выжидающе посмотрел на горничную.
Дуняша пожала округлыми плечиками, пододвинула к себе опустевший поднос, застелила его салфеткой и только потом выложила рыбацкую находку. Было заметно, что девушка охотно сперва отмыла бы ее и вытерла насухо, прежде чем подавать барину, но князь самовольства не терпел даже в мелочах. Сказал: «Показывай», – значит, хоть подол задирай, а мудрить нечего.
Странный, матово поблескивающий предмет ничего не напоминал ни Сеньке, ни Дуняше. Разве что махонькую аптечную бутылочку для сердечных капель, что покойная матушка-княгиня пользовала. Зато Александр сразу понял, что лежит перед ним на столе.
Химию в кадетском корпусе юный князь не особо жаловал, считая что будущему гвардейскому офицеру глубокие познания в этой дисциплине ни к чему, но и на лекциях прилежно не спал. Так что пробирку из особо прочного термостойкого стекла узнал сразу. Как и то, что она плотно заткнута и залита сургучом, а внутри белеется нечто-то похожее на клочок бумаги.
– Занятно, – Александр аккуратно очистил ножом стекло от прилипшей к нему слизи и сургуча. – Раньше призыв о помощи, терпящие бедствие мореплаватели, все больше в бутылки из под коньяка или водки вкладывали. А нынче – в посуду для химических реакций?
Потом обмотал пробирку салфеткой, сжал в кулаке, а щипчиками для льда ухватил за пробку. Аккуратно провернул и откупорил. Наклонил пробирку, и на столешницу выскользнул сложенный в несколько раз лист бумаги блокнотного формата.
Князь осторожно развернул его и разгладил.
– И о чем же нам пишут с подводных глубин? – пробормотал негромко.
«Не знаю где я и как здесь очутился… – почерк, написавшего эти строки, указывал на человека привычного к эпистолярным занятиям и большой учености. Только они и врачи умудряются так безбожно карябать обычные буквы, словно издеваясь над каллиграфией. – В ночь с 11 на 12 июня 1903 года я находился у себя в лаборатории, в своем доме, что на улице Жуковского и готовился к эксперименту, положительный результат которого мог сделать переворот в современной науке. Но, как только на обмотки генератора было подано напряжение… (несколько слов жирно вымарано)…