Джон Краули - Роман лорда Байрона
…адвоката из Темпля… — Мистер Бланд — барристер, т. е. имеет право выступать на любых судебных процессах, защищает клиентов словесно и предъявляет за своей подписью все документы, имеющие отношение к делу. Каждый барристер принадлежит к одной из четырех самоуправляемых адвокатских корпораций, так называемых «Судебных Иннов»: Линкольнс-Инн, Средний Темпль, Внутренний Темпль, Грейс-Инн. «Темпли» получили такое название, поскольку заняли помещения, некогда принадлежавшие тамплиерам.
…как наш Спаситель сказал о субботе: Закон для человека, а не человек для Закона… — «И сказал им: суббота для человека, а не человек для субботы» (Мк. 2:27).
Stupor Mundi — Чудо Света, прозвище императора Фридриха II (1194–1250).
…вновь поверг мир в ступор, на сей раз проиграв сражения и отрекшись от престола… — В 1814 г. Байрон анонимно опубликовал «Оду к Наполеону Бонапарту», начинавшуюся так:
Все кончено! Вчера венчанныйВладыка, страх царей земных,Ты нынче — облик безымянный!Так низко пасть — и быть в живых!Ты ль это, раздававший троны,На смерть бросавший легионы?Один лишь дух с высот такихБыл свергнут Божией десницей:Тот — ложно названный Денницей!
Лишь в 1831 г. были напечатаны последние строфы оды:
Был день, был час: вселенной целойВладели галлы, ими — ты.О, если б в это время смелоТы сам сошел бы с высоты!Маренго ты б затмил сиянье!Об этом дне воспоминаньеВсе пристыдило б клеветы,Вокруг тебя рассеяв тени,Светя сквозь сумрак преступлений!
Но низкой жаждой самовластьяТвоя душа была полна.Ты думал: на вершину счастьяВзнесут пустые имена!Где ж пурпур твой, поблекший ныне?Где мишура твоей гордыни:Султаны, ленты, ордена?Ребенок бедный! Жертва славы!Скажи, где все твои забавы?
Но есть ли меж великих века,На ком покоить можно взгляд,Кто высит имя человека,Пред кем клеветники молчат?Да, есть! Он — первый, он — единый!И зависть чтит твои седины,Американский Цинциннат!Позор для племени земного,Что Вашингтона нет другого!
(Пер. В. Брюсова)Те же мысли, но более резко — можно сказать, запанибрата — Байрон запечатлел и в дневнике (9 апреля 1814 г.).
Байрона после выхода «Оды» обвинили в лицемерии: прежде восхваляя Наполеона, он обрушился на него в миг поражения. В черновиках примечаний к «Дон-Жуану» был дан ответ клеветникам:
«Первыми строками, когда-либо написанными мною о Бонапарте, была "Ода к Наполеону" — после его отречения в 1814 г. Все, что я писал о нем, было написано уже после его падения; никогда я не превозносил его в пору его успехов. Я рассматривал его характер в различные периоды, в проявлениях его силы и слабости; его приверженцы обвиняли меня в несправедливости, а враги называли меня его сторонником — во многих изданиях, английских и иностранных».
После отречения императора Байрон готов был согласиться с Саути, считавшим Наполеона «заурядным злодеем», — но возвращение с Эльбы встретил восторженно:
Прямо с Эльбы в Лион!Города забирая,Подошел он, гуляя, к парижским стенам —Перед дамами вежливо шляпу снимаяИ давая по шапке врагам!
(Пер. А. Арго)«Вы наверняка читали отчеты о том, как он явился прямо посреди королевской армии, и о том, какое немедленное действие возымели его очаровательные речи. И теперь если он не вздует союзников, "то, значит, деньги — сор"[115]. Если он способен в одиночку прибрать к рукам всю Францию, то чёрта ли ему стоит пугнуть всех этих захватчиков — ему, со своей Императорской Гвардией, былой и новой, с этими прославленными мечниками? Нельзя не поражаться и не чувствовать себя подавленным его характером и деятельностью» (Муру, 17 марта 1815 г., пересылая это стихотворение).
…старик Блюхер… — Байрон не скрывал своего презрения к прусскому фельдмаршалу Гебгарду Блюхеру (1742–1819):
«Я встречал Блюхера на лондонских приемах и не помню менее почтенного старца. Обладая голосом и ухватками сержанта-вербовщика, он притязал на лавры героя; прославлять его — все равно что прославлять победу камня, о который кто-то споткнулся» «Разрозненные мысли», № 111).
…лорд Б., вероятно, вспоминал свою первую речь в палате лордов… — произнесенную 27 февраля 1812 г.
«Лорд Холланд и лорд Гренвилль, в особенности последний, как ты мог прочесть из газет, чрезвычайно высоко отозвались о моей речи, а лорд Элдон и лорд Харроуби в своих речах отвечали мне. С тех пор я выслушал в свой адрес, а также получил через вторые лица множество лестных похвал от самых разных людей, включая членов кабинета министров — да, министров! — а также оппозиционеров, из коих я упомяну одного сэра Ф. Бердетта. Он говорит, что это лучшая речь, произнесенная лордом с "незапамятных времен", — может, потому, что высказанные в ней чувства близки ему. Лорд X. сказал мне, что я побью их всех, если буду продолжать в том же духе; а лорд Г. заметил, что построение отдельных фраз напомнило ему Берка!![116] Немалая пища для тщеславия. Я произносил дерзкие фразы с видом невинной наглости, ругал всех и вся, очень рассердил лорда-канцлера и, если верить тому, что я слышу вокруг, этим экспериментом не нанес никакого ущерба своей репутации! Что касается манеры говорить — то говорил громко, гладко и, возможно, несколько театрально. В газетах ни самого себя, ни других узнать невозможно» (Фрэнсису Ходжсону, 5 марта 1812 г.).
На его ньюстедском надгробии… начертаны строки Байрона… — Вот полный текст эпитафии:
Здесь погребены Останки того, кто обладал Красотой без Тщеславия, Силой без Наглости, Храбростью без Жестокости, и всеми добродетелями Человека без его Пороков. Эта похвала могла бы стать ничего не значащей Лестью, будь она над Прахом человека, но она — справедливая дань Памяти БОЦМАНА, СОБАКИ, родившейся в Ньюфаундленде в мае 1803 и скончавшейся в Ньюстеде ноября 18-го 1808.Когда надменный Герцог или ГрафВернется в Землю, Славы не стяжав,Зовут ваятеля с его резцомИ ставят Памятник над мертвецом.Конечно, надпись будет говоритьНе кем он был, — кем только мог бы быть.А этот бедный Пес, вернейший друг,Усерднейший из всех усердных слуг, —Он как умел Хозяину служил,Он только для него дышал и жил, —И что ж? Забыты преданность и труд,И даже Душу в нем не признают:Его кумир, всесильный господин,На небесах желает быть один.О человек, слепой жилец времен!Ты рабством или властью развращен,Кто знал тебя, гнушается тобой,Презренный прах с презренною судьбой!Любовь твоя — разврат, а дружба — ложь,Ты словом и улыбкой предаешь!Твоя порода чванна и горда,Но за нее краснеешь от стыда.Ступай к богатым склепам — и не стойНад этой урной, скромной и простой.Она останки друга сторожит.Один был друг — и тот в земле лежит.
(Пер. Р. Усмановой и Игн. Ивановского)«О Вальс! Хотя в своем краю родном / Для Вертера ты был почти Содом» — «Вальс», пер. Г. Бена.
По рассказам моей матери, ее первый отклик на явление лорда Байрона — она не стремилась, подобно всему свету, с ним познакомиться — уязвил его самолюбие и пробудил интерес к ней. — Из дневника Анны Изабеллы Милбэнк:
«25 марта 1812 г. Впервые видела лорда Байрона. У него желчный рот. Он кажется мне искренним и независимым, то есть искренним, насколько возможно в обществе, если не выказывать презрения. Во время разговора он часто прикрывает рот рукой. Заявив о своей страстной любви к музыке, он добавил, что не понимает, как можно быть к ней равнодушным. Мне показалось, что ему стоило больших усилий сдерживать природную горячность и насмешливость, чтобы кого-нибудь не обидеть, но временами он презрительно надувал губы и раздраженно щурился. Вокруг и впрямь творилось что-то странное. Владевшая гостями безжизненная веселость красноречиво свидетельствовала об отсутствии подлинного веселья. Даже вальс не внес оживления. Музыку слушали потому, что так принято. Мысль подавлялась чванством. И это лучшее лондонское общество!»
