Иэн Бэнкс - Выбор оружия. Последнее слово техники (сборник)
– Гм-м, – говорит корабль.
Если корабль говорит «гм-м», значит он не уверен. Этому животному практически не нужно времени для размышлений, а если оно делает вид, что нужно, значит оно ждет, что ему скажете вы. Но мне удается его перехитрить. Я не говорю ничего.
Вспоминая тот наш разговор и высказанные нами соображения, а также пытаясь представить, о чем шла речь на самом деле, я думаю, что именно в тот момент корабль и решил использовать меня так, как использовал. Это его «гм-м» означало, что корабль решил задействовать меня в деле Линтера и что именно этот вопрос волнует его больше всего; и что весь вечер, во время еды и потом, отпуская то или иное замечание, задавая случайный вопрос, корабль на самом деле именно об этом меня и спрашивал. Но в тот момент мне это не было известно. Да и с какой стати могут возникнуть подобные мысли, когда лежишь с полным животом, в тепле и довольстве, когда тебя клонит в сон и ты говоришь в пустоту, а на подлокотнике сидит дистанционный автономник и говорит с тобой.
– Да, – вздыхает наконец корабль, – несмотря на собранную нами информацию, уровень нашего развития, сделанные нами анализы и статистически верные обобщения, такие вещи остаются неопределенными и единичными.
– Аха-ха, – сочувственно бормочу я, – как тяжела жизнь у ЭКК. Бедный кораблик. Бедный Папагено[2].
– Можете смеяться, мой маленький цыпленочек, – сказал корабль с напускным уязвленным высокомерием, – но окончательное решение за мной.
– Машина, вы – старый мошенник, – усмехаюсь я, глядя на автономник. – От меня сочувствия не дождетесь. Вы знаете, что я думаю, знаете мои соображения.
– А вы не думаете, что мы там напакостим? Вы серьезно считаете, что они готовы к нам? К тому, что мы сделаем для них, руководствуясь лучшими намерениями?
– Готовы? Какое это имеет значение? И вообще, что это значит? Конечно, они не готовы к нам, конечно, мы там напакостим. Но они что – лучше готовы к Третьей мировой войне? Вы серьезно думаете, что мы можем нагадить там больше, чем они сами нагадили? Когда они не убивают друг друга, то изобретают новые, более эффективные способы убийства в будущем, а когда они не заняты и этим, то уничтожают разнообразные виды животных от Амазонки до Борнео… или выплескивают говно в океан, в воздух и на сушу. Если мы дадим им несколько уроков, вряд ли они станут уродовать свою планету больше, чем сейчас.
– Но вам они все же нравятся, я имею в виду людей, таких, какие они есть.
– Нет, это вам они нравятся такими, какие они есть, – говорю я кораблю, указуя на дистанционного автономника. – Они удовлетворяют вашу внутреннюю неряшливость. Думаете, я не знаю, о чем вы все время распространяетесь – мол, мы «заражаем всю галактику стерильной чистоплотностью»… Так вы, кажется, говорили?
– Может быть, я и использовал такую форму, – неопределенно соглашается корабль, – но неужели вы не думаете…
– Нет-нет, что угодно, только думать я не могу, – говорю я, поднимаясь с кресла, зевая и потягиваясь. – Куда девалась вся наша банда?
– Ваши коллеги собираются посмотреть любопытный фильм, который я откопал на планете.
– Отлично. Я тоже посмотрю. Куда идти?
Дистанционный автономник всплывает с подлокотника.
– Следуйте за мной. – Я выбираюсь из ниши, в которой мы ели; автономник разворачивается, лавируя между занавесками, огибая стулья, столы и растения. Он смотрит на меня. – Не желаете поговорить со мной? Я только хочу объяснить…
– Вот что я вам скажу, корабль. Вы ждите здесь, а я спущусь на Землю и найду вам священника – сможете облегчить вашу душу. «Своевольный» исповедуется. Давно пора. – Я машу людям, которые не попадались некоторое время мне на глаза, и пинаю несколько подушек, попавшихся на пути. – Да, и еще, вы могли бы здесь прибраться немного.
– Ваше желание…
Автономник останавливается, чтобы заняться подушками, которые тут же покорно возвращаются на места. Я шагаю в затененную, пропитанную звуками зону, где перед двухмерным экраном сидят или лежат люди. Фильм только начинается. Надо же, это научная фантастика. Называется «Темная звезда»[3]. Перед входом в звуковую зону я слышу, как дистанционный автономник у меня за спиной вздыхает про себя:
– Ах-ах, верно говорят: «Апрель – жесточайший месяц…»[4]
2.3. Невольный сообщник
Прошло около недели, и мне уже пора было возвращаться на планету, в Берлин, когда корабль сказал, что хочет поговорить со мной. Все шло, как обычно. «Своевольный» был занят составлением подробных карт всего, что находилось и не находилось в пределах видимости, уворачивался от американских и советских спутников, изготовлял и отправлял на Землю тысячи жучков для наблюдений за работой типографий, газетных киосков и библиотек, для обзора музеев, заводов, студий и магазинов, для того, чтобы заглядывать в окна, сады и леса, следить за автобусами, поездами, машинами, кораблями и самолетами. А тем временем корабельные эффекторы и эффекторы его основных спутников снимали информацию со всех компьютеров, вели мониторинг всех кабельных сетей, прослушивали все микроволновые линии связи и все земные радиотрансляции.
Все корабли Контакта по натуре своей немного мародеры. Они родились с любовью к суете, им нравится совать свои длинные носы в дела других, и «Своевольный», несмотря на всю свою эксцентричность, мало чем от них отличался. Сомневаюсь, что он был или бывает счастливее, чем во время такого высасывания сведений из продвинутой планеты. К тому моменту, когда мы были готовы покинуть корабль, он имел в своей памяти (и должен был передать на другие суда) сведения обо всем, что когда-либо происходило на этой планете и не было впоследствии уничтожено: каждый бит информации, каждая буква, каждый пиксель, каждый звук, каждая линия когда-либо пошитой одежды и ткани. Он знал, где находится любое месторождение, где покоятся еще не обнаруженные сокровища, где лежит каждый затонувший корабль, где выкопаны все тайные могилы, он знал все тайны Пентагона, Кремля и Ватикана…
Земляне и не догадывались, что на орбите совсем недалеко от них находится масса в миллионы тонн – в высшей степени дотошный и чрезвычайно мощный инопланетный корабль, и (конечно) аборигены были заняты обычными делами: они убивали, голодали, умирали, калечили, пытали, совокуплялись и т. п. Ничего из ряда вон выходящего, и меня просто трясло при виде всего этого, хотя еще теплилась надежда, что мы решим вмешаться и все это дерьмо по большей части прекратится. Приблизительно в это время два «Боинга-747» столкнулись на аэродроме в какой-то из заморских колоний Испании[5].
Хорошее дело – перечитывать «Короля Лира», сидя под самой настоящей пальмой. Корабль нашел это дерево в Доминиканской Республике – оно было помечено и предназначалось к выкорчевке, так как на этом месте собирались строить отель. Решив, что было бы неплохо иметь на борту несколько растений, «Своевольный» однажды ночью выкопал пальму, перенес ее на борт со всей корневой системой и несколькими десятками кубометров песчаной почвы, и посадил в центре нашей жилой зоны. Это потребовало значительных перестановок, так что несколько человек, спавших в это время, проснулись и, открыв двери своих кают, увидели в центре жилой зоны яму, из которой растет двадцатиметровое дерево. Но люди Контакта привычны к таким причудам своих кораблей, и никто особо не удивился. И вообще, если вообразить себе подробную шкалу эксцентричности ЭКК, то такая безвредная, совсем безобидная проделка окажется в самом начале.
Неподалеку от меня была дверь каюты Ли’ндейна. Он появился, болтая с Тел Гемадой. Ли подкидывал бразильские орешки и бросался вперед либо подавался назад, чтобы поймать их ртом, пытаясь одновременно вести разговор. Тел смотрела на это с улыбкой. Один орешек улетел особенно далеко, и Ли пришлось нырнуть с переворотом, повторяя его траекторию; Ли свалился на пол, задев стул, на котором лежали мои ноги (да, я всегда бездельничаю на борту корабля – такой уж у меня характер). Ли перевернулся на спину, театрально вращая глазами – где там мой орешек? Вид у него был озадаченный. Тел покачала головой, улыбнулась и, уходя, махнула ему на прощанье рукой. Она была из тех несчастных, которые пытались уяснить что-то в земной экономике, и, безусловно, заслуживала маленькой передышки. Я вспоминаю, что в тот год легко можно было узнать экономиста по рассеянному виду и туману в глазах. Ли… что ж, Ли был просто парнем с причудами, который вел постоянное соревнование с лучшими чувствами корабля.
– Спасибо, Ли, – сказала я, снова кладя ноги теперь уже на перевернутый стул.
Ли, тяжело дыша, лежал на полу и смотрел на меня, потом его губы разошлись в улыбке, и между зубов оказался орешек. Он проглотил его, встал, спустил брюки и принялся облегчаться на ствол дерева.
