Город Звёзд - Мэри Хоффман
Гаэтано вручено было для передачи герцогу послание, сообщавшее о возникшей у беллецианцев необходимости срочного возвращения в родной город. Ясно было, что молодой принц приложит все усилия, чтобы смягчить гнев отца и умерить его подозрения по отношению к Странникам, но, тем не менее, все понимали, какая черная туча надвигается на них из-за горизонта.
Паоло и Тереза попрощались уже со своими гостями. Лючиано, Чезаре и Гаэтано пожали друг другу руки — последние, кто еще остался из пятерки, заключившей союз вечной дружбы на дороге у Белле Винье. Все они продолжали слышать звонившие по Фалько колокола. Умолкнет ли когда-нибудь этот звук в его ушах, подумал Лючиано.
— Попрощайся за меня с подменившим тебя наездником, когда он появится здесь следующий раз, — сказала, обращаясь к Чезаре, молодая герцогиня. — Надеюсь, в следующем году я смогу увидеть, как ты выступаешь за Овен.
— Я тоже на это надеюсь, ваша светлость, — ответил Чезаре, так и не сумевший избавиться от чувства благоговения перед прекрасной дамой.
— И не забудь попросить его присматривать за моим братом, — шепотом добавил Гаэтано, а затем уже громко обратился к беллецианцам: — Поберегите для меня Франческу в своем Городе Масок. Я буду считать каждый час до того, как мы встретимся в Джилье.
— Ну, ну, — проговорила Арианна. — Как видно, ты можешь быть романтичен, если постараешься. Конечно же, я побеспокоюсь о ней.
Каждый из трех уезжавших Странников обнялся с Паоло. Каждый из них в равной мере получал силу от своих собратьев и отдавал ее им. А затем кареты покатились в сторону Ворот Солнца. По пути они обогнали группу одетых в пестрые наряды путников со вплетенными в волосы лентами и музыкальными инструментами в руках.
— Стой! — крикнула Арианна вознице. — Может быть, подвезти вас? — спросила она у Рафаэллы. — Место есть и наверху, и в четвертой карете, если вы не против ехать вместе с моим багажом.
— Спасибо, ваша светлость, — сказал, отвечая за обоих, Аурелио, — но для нас ходьба — неотъемлемая часть наших долгих странствий. Уверен, что мы еще встретимся — в Городе Цветов, если не в вашем собственном герцогстве.
— Надеюсь, что так и будет, — сказала Арианна. — Мне бы хотелось вновь услышать музыку манушей.
Наказание Джорджии свелось к тому, что ей пришлось на целую четверть отказаться от уроков верховой езды. Это, хоть и с трудом, но можно было пережить. В это лето она вдоволь наездилась верхом и вряд ли могла позабыть всё, чему научилась в Реморе. К тому же любая лошадь настолько уступала Мерле, что лучше уж было немного выждать, прежде чем придется проводить подобные сравнения.
И не всё, разумеется, было так уж плохо. Решено было, что во Францию с родителями она все-таки поедет, а Рассел, как и планировалось, на следующее утро отправится в Грецию. Ральф и Мора наконец-то всерьез отнеслись к проблеме ее отношений с Расселом.
— Теперь я понимаю, почему ты запиралась у себя в комнате, — грустно проговорила Мора, пока Ральф прилаживал к двери новый замок. — И прости, что я не слушала, когда ты пробовала объяснить мне всё это.
— Мне тошно становится при одной мысли о том, что мой сын способен так себя вести, — проворчал Ральф.
— Он всегда терпеть меня не мог. По-моему, после того, как вы с мамой поженились, он из-за ревности начал отыгрываться на мне.
— Ну, теперь это прекратится, — сказал Ральф. — Мы с Морой решили, что ему следует пройти курс психотерапии.
— И он согласился на это? — спросила Джорджия.
Ральф и Мора переглянулись.
— Не совсем, — ответил Ральф, — но поехать в Грецию мы разрешили ему при том условии, что, вернувшись, он побывает у врача.
Сама возможность поговорить на эту тему была огромным облегчением, но Джорджия знала, что так или иначе власть над нею Рассел уже потерял. Она вспомнила слова Паоло: «Запомни, ничто не длится вечно. Злое точно так же, как и доброе».
С Расселом до его отъезда Джорджия больше не разговаривала. Она сразу же решила, что странствовать между мирами в эту ночь не станет. Может быть, это просто трусость, подумала она, но я не хочу встречаться с герцогом прежде, чем хорошо отосплюсь.
А в следующую ночь было уже слишком поздно. Рассел уехал, и вместе с ним исчезла этрусская лошадка. На этот раз, наверное, навсегда, подумала Джорджия.
Одним из первых после членов семьи в папский дворец, чтобы выразить свое соболезнование, явился Энрико. На руке у шпиона была траурная черная повязка.
Ему сообщили, что герцог спит, но Папа готов принять посетителя. Пригладив волосы, Энрико вошел в покои верховно- священнослужителя.
— Ваше святейшество, — произнес он, падая ниц перед Фердинандо ди Кимичи и целуя его перстень.
— Ты слыхал о постигшем нас великом горе? — сказал Папа, местом повелевая Энрико встать.
— Разумеется, — ответил Энрико. — Это ужасно, просто ужасно. — Сказано это было вполне искренне.
— По сравнению со смертью нашего юного принца, — продолжал Папа, — это, конечно, малая утрата, но, тем не менее, я разочарован тем, что никто из наездников, защищавших честь моей семьи, не выиграл Скачки. Это весьма огорчило и меня, и моего брата.
— Я сожалею об этом, ваше святейшество. Но может ли человек спорить с судьбой? Вы должны согласиться, что Богиня была не на нашей стороне.
— Я не могу согласиться с подобным кощунством, наглец! — побагровев, воскликнул Папа. — Как глава церкви я не верю ни в каких богинь!
— Это всего лишь оборот речи, ваше святейшество, — ловко поправился Энрико и одновременно, сделав вид, будто, закашлявшись, растирает себе грудь, сотворил Знак Фортуны. Папа поморщился.
— Я хотел лишь сказать, — продолжил шпион, — что бывают вещи, которым, что ни делай, всё равно не суждено сбыться — вроде как не судьба была выжить молодому принцу. Для победы на Скачках я сделал всё, что мог, но реморанцы суеверны. Увидев крылатое чудо,
