Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества - Сергей Николаевич Шкенев
– Да все прямо и прямо, в аккурат к нужному месту и выйдешь.
Ладно, и на том спасибо. И оглядываться не будем – вдруг старуха растворится прямо в воздухе, оставив висеть медленно тающую трехзубую улыбку? А клубочек путеводный старая карга пожалела!
– Вот так и рождаются сказки! – вслух выразил удивление Федор Иванович, прочитав вывеску на фасаде двухэтажного дома с колоннами, немного странно смотревшегося на фоне обыкновенных деревенских изб. Бабу Ягу встретил, теперь вот…
Надпись сообщала, что здесь располагается «Экономическое общество Б. Кощеева и З. Горынычева». Что за чертовщина творится ныне под Петербургом? Вот только крестьяне, собравшиеся перед входом, нисколько не походили на былинных богатырей, собравшихся сокрушить нечистую силу. Вид у мужиков скорее озабоченный, чем героический, и мечами-кладенцами никто не размахивает.
– Доброго дня, – вежливо поздоровался Толстой.
– И вам не хворать, ваше благородие господин капитан! – Удивительно, но эти, в отличие от встреченной старушки, прекрасно разбирались в воинских званиях. И сразу же осторожно поинтересовались: – Вы изволите к аппарату?
– К нему самому. А что, большая очередь?
– Не то слово, – тяжело вздохнул мужик в рыжем треухе. – Если бы вы вот не прибыли, совсем ложись да помирай. Господин Кощеев только по тысяче на месяц дает, да и то не каждому достается.
– Это нехорошо.
– Чего уж хорошего, – согласился крестьянин. – А ведь у каждого дети малые есть просят, с тысячи-то разве прокормишь? Ладно бы летом, перетерпеть можно, а зимой куды? А вы сколько брать будете, ваше благородие?
– Сколько унесу, – ответил Толстой, у которого появилось чувство какой-то неправильности разговора. – Или столько нельзя?
Толпа загудела с осуждением и, как показалось, с некоторым разочарованием. Ясность внес все тот же мужик в треухе:
– Никак не можно, господин капитан! Оно, конечно, дело ваше, но и о людях подумайте! Землица-то у нас бедная, хлеб сам-два родит, с аппарата только и кормимся. Берите возов шесть али восемь… А лошадей до Петербурга мы своих дадим, не сумлевайтесь.
Капитан запутался окончательно. С каких это пор самогон измеряется тысячами и возами и почему им питаются крестьянские дети? Почему его не дают местным, но готовы чуть не насильно всучить огромное количество доселе незнакомому человеку? И что потом делать с восемью возами? Полковник Тучков если и промолчит, то Александр Федорович Беляков придушит собственными руками. Суров министр, что и говорить.
Скрипнула дверь в доме, и приветливый голос провозгласил:
– Пропустите господина капитана, аспиды!
Мужик в треухе успел шепнуть:
– Это сам Кощеев и будет.
Человек средних лет, румяный, круглолицый и улыбающийся, вовсе не походил на сказочного злодея. Наоборот, он излучал такую доброту и дружелюбие, что сразу располагал к себе собеседника. Даже такого, как повидавший жизнь и ставший подозрительным Федор Толстой.
– Позвольте представиться, сударь! – Неизвестный, но, судя по всему, являющийся хозяином этих мест господин стукнул каблуками мягких башмаков: – Отставной подпоручик Апшеронского полка Борис Сергеевич Кощеев.
– Капитан Федор Иванович Толстой, Его Императорского Величества батальон Красной гвардии.
– Из тех самых?
– Ну…
– Ах, не скромничайте! – Кощеев позвонил в колокольчик и сказал появившемуся на зов слуге: – Немедленно найди Зенона Яковлевича.
– Оне у аппарата быть изволят, – ответил детина с испачканными дегтем руками, отнюдь не напоминающий лакея. – И отвлекать не велели.
– Так поди прочь, – разочарованно бросил Борис Сергеевич и пожаловался капитану: – Совершенно невозможно работать в подобной обстановке.
Федор пожал плечами. Он вообще ничего не понимал, хотя очень хотел.
– Давайте не будем мешать занятому человеку.
– Да какие занятия, если запасы меди закончились позавчера, а новый подвоз ожидается только завтра? Не верьте ему, господин капитан!
– Кому?
– Зенону Яковлевичу, кому же еще?
– Не буду, – пообещал Толстой. – Но скажите, как отсутствие меди может повлиять на процесс изготовления?
– А как же иначе? – в свою очередь поинтересовался отставной подпоручик. – Неужели вы думаете, будто его сиятельство граф Аракчеев компенсирует мне приобретение латуни? И к тому же, господин капитан, перенастройка аппарата на новые материалы потребует времени, которым мы с Зеноном Яковлевичем совсем не располагаем.
– Но…
– Да, планы на следующий год это предусматривают, и военное ведомство обещало выделить некоторые средства… Кстати, Федор Иванович, вы наличными собираетесь расплачиваться или распиской?
– Есть разница?
– Как вам сказать… – немного замялся Кощеев. – Я нисколько не сомневаюсь в обещаниях его сиятельства, но некоторые обязательства перед своими работниками вынуждают меня просить о… хм… И если это не стеснит… Понимаете, господин капитан, отсутствие оборотных средств заставляет нас ограничивать производство, и лишенные дополнительного заработка люди несколько недовольны.
– Они тоже на этом зарабатывают?
– Ну конечно же! На аппарате изготавливаются лишь гильзы, а дальнейшее снаряжение патрона производится крестьянами вручную. Да вы не переживайте, господин капитан, пулелейки и мерки для пороха полностью соответствуют предоставленным от военного министерства образцам. У нас с этим строго!
Борис Сергеевич пустился в пространные объяснения, из которых Федор твердо понял лишь одно: имеющийся в селе Кощееве аппарат представляет собой станок для изготовления винтовочных гильз с металлическим донышком, изобретенный Зеноном Яковлевичем Горынычевым, с приводом от паровой машины, а с водкой здесь совсем туго. Единственный кабак был подвергнут разорению еще летом, и на всеобщем сходе решено оный не восстанавливать, дабы соответствовать высочайшему указу «О трезвости народа российского, а тако же инородцев, к нему приравненных».
О своем огорчении капитан не преминул сообщить вслух, на что получил дельный совет:
– Так медовухи возьмите в общественной чайной или смородиновой браги. Первая мужской состоятельности весьма способствует, а вторая пищеварению очень даже помогает. Рекомендую, господин капитан.
– Да пока не жалуюсь ни на то и ни на другое.
– Напрасно пренебрегаете профилактикой, молодой человек. Подумайте о будущем!
– Так когда оно еще наступит?
– Хорошо, тогда перейдем к настоящему… Сто тысяч возьмете, Федор Иванович?
Капитан Толстой покидал село Кощеево с тяжелым чувством и проклинал встретившуюся на окраине старуху. Неужели эта карга не могла предупредить, что водки здесь нет? Негодяи… Разве десять возов с винтовочными патронами смогут компенсировать пустоту в кармане? Все золото, скопленное в персидском походе им самим, Иваном Лопухиным и половиной батальона (а не надо было оставлять на хранение!), ухнуло в эту бездонную яму. Да еще по грабительскому курсу, когда иностранная монета оценивалась чуть не вдвое дешевле аналогичной российской. В государственном масштабе оно, конечно, правильно, но в частном случае больно бьет по кошельку.
В том, что закупленные по случаю сто тысяч патронов к кулибинским винтовкам будут оплачены, Федор не сомневался, но как же обидно вернуться домой без трофеев! Даже серьги с изумрудами, бережно хранимые для подарка любимой жене, пришлось отдать Кощееву. Сволочь он, и Зенон Горынычев тоже сволочь! Одно
