Позвони мне - Борис Михайлович Дмитриев
Итак, об отце Николае. Наше личное знакомство завязалось при необычайных обстоятельствах. Приехав по приглашению в одну из сельских церквей к концу богослужения, я застал в святом алтаре дерущихся на кулачках отца Николая и местного старосту, не поделивших по-доброму воскресную выручку. В наших храмах богослужения сопровождаются непрекращающейся денежной вознёй. Постоянно что-то шуршит, позвякивает. Этот зловещий лейтмотив пронизывает церковную жизнь сверху донизу. Итак, забавный, как вы правильно догадались, оказался священник. Позже мы славно подружились, и мне довелось немало потрудиться на его часто меняющихся приходах. В одной из доверительных бесед батюшка в сердцах поведал откровение высочайшей литературной пронзительности, перед которым меркнет гений самого Фёдора Михайловича.
Дело в том, что от города, в котором жил отец Николай, до его сельского прихода было не меньше двухсот вёрст. Режим работы священника оказался таков, что необходимый автобус отходил по расписанию крайне неудобно, буквально сразу же по окончании воскресной службы. Чаще всего батюшка даже не успевал пересчитать вырученные деньги. Он запихивал бумажные купюры, извлеченные из разных карманов, в поповский безразмерный саквояж и мигом залетал в автобус.
И вот тут-то начинались едва ли не крестные страдания. Дорога дальняя, народищу полный автобус, священнику, конечно, место полагалось, но деньги пересчитывать не было никакой возможности. Отец Николай говорил: «Пока доберёшься домой, с ума можно сойти. Запущу втихаря руку в саквояж, на ощупь пробую деньги, чувствую, что нормально, но точно ведь не знаю сколько, хоть бейся головой в стену». Вот ведь какие страстные муки приходилось терпеть нашим батюшкам. Может, не следовало об этом рассказывать, но и скрывать не смею пред Господом Богом своим.
Вне всякого сомнения, в доперестроечные времена христианство в целом, по всем конфессиям, пребывало в более крепком духовном стоянии, невзирая на жесточайшие репрессии и провокации со стороны властей. Курс на удушение религиозной жизни в стране ни от кого не скрывался. Мне приходилось встречаться в лагерях, отнюдь не пионерских, с людьми, имевшими мужество и светлую честь пострадать за веру Христову, большей частью протестантского исповедания. Это были в высшей степени порядочные ребята, несли себя они очень достойно.
Прекрасно помню свои первые посещения церковных собраний у баптистов, субботников. Молитвенные дома были маленькими, не в пример нынешним хоромам. Людей всегда набито до упора, но дух веры стоял такой, что ты невольно проникался уважением к этим отчаянным людям. Разбойная политика властей по отношению к верующим, конечно, делала свое дело, в том смысле, что люди крепчали верой, действуя наперекор властям. Сегодня всё дозволено, желаешь в баптисты – милости просим, приглянулись харизматы – и туда дорога открыта, однако все без исключения христианские общины во многом утратили нечто чрезвычайно важное, животворящее церковную жизнь. Всё-таки главная истина Христова постигается не в смирении, но именно в борьбе. Прежде всего, конечно, в поединке с самим собой, в советские же времена – в немалой степени и в поединке с государством.
Всё сказанное в полной мере относится и к Православной Церкви. Кому не известно, что священников под страхом отлучения от службы принуждали подписывать унизительно грязные обязательства, фактически все они оказывались заложниками своего положения. Приходилось обладать недюжинной верой, чтобы при этом нести подлинное достоинство православного духа. Были священники – об этом тоже свидетельствую с чистой совестью, – которым и в тех людоедских условиях удавалось сохранять порядочность и благопристойность.
А вот о своей горемычной доле, о бесконечных подсматриваниях, подслушиваниях, о беспардонных наездах со стороны властей в связи с моей работой в церкви поведаю отдельно, на следующих страницах. Когда встречаешь в наших храмах узнаваемую мерзость, которая исступленно боролась с церковью, отравляла ей жизнь, а сегодня в первых рядах идёт под благословение, просто начинаешь терять голову. Иначе как бесовщиной подобное преображение не назовешь. Они лезут изо всех щелей как тараканы, прут так нагло и бесцеремонно, что нам сквозь них уже не протиснуться. Люди, которые буквально теплом своих тел отогревали, не позволяли заглохнуть церковной жизни в стране, опять никому не интересны.
Старые священники рассказывали, что большим негодяем по части издевательств над церковью был Никитка Хрущёв. На поприще закрытия и уничтожения храмов, по количеству уволенного за штат духовенства он, якобы, перещеголял самого Сталина. В ряду всяких сумасбродностей Хрущёв прослыл большим любителем незаслуженно присваивать звание Героя Советского Союза всевозможным заморским, большей частью экзотическим, лидерам. Ведь то было время широкой деколонизации малых стран Азии и Африки. Если поднимался вопрос о свободе какого-нибудь Манолиса Глезоса, затаившегося с берданкой под пальмою, то возмущению нашему не было предела, а уж звезду героя – отдай и не греши. Кого только Никита Сергеевич не награждал!
По этому поводу остроумцы сочиняли забавные анекдоты. Шутники предлагали первому секретарю ЦК очередные подходящие кандидатуры на соискание почётного звания. В частности, удачно предлагалось посмертно присвоить звание героя последнему императору всея белая, малая, серая и т.д. за создание революционной обстановки в России.
В этом анекдоте присутствует большая ирония, но есть и огромный здравый смысл, гораздо более убедительный, нежели нынешнее причисление последнего императора к лику святых. С точки зрения обыкновенной человеческой морали объявление Николая Романова святым так же глумливо и подло, как если бы Михалку Горбачёва признали трижды героем развалившегося Советского Союза. А за то, что этот несостоявшийся тракторист умудрился в кратчайший срок загнать страну в долги за сотню миллиардов долларов, можно было спокойно вручить и пару орденов Победы.
Для тех, кто запамятовал, рассказываю последовательно. В своё время великому князю Николаю Романову с величайшей торжественностью и клятвенными заверениями были вручены бразды правления государством Российским, весьма благополучным, очень богатым государством. Правление это, как известно, закончилось позорнейшим отречением от престола, от священных императорских обязанностей. Подобное деяние, по всем нравственным меркам, рассматривается как подлейшее предательство своего народа.
Не хочу вспоминать всех гнусностей, связанных с убиением бывшего императора и унизанного бриллиантовыми побрякушками его семейства. Что тут скажешь? Каждый берёт с собой в большую дорогу всё самое нужное, самое дорогое. Например, когда чекисты извлекали последнего насельника Киево-Печерской лавры, на деликатное приглашение «собирайся, скотина» тот спокойно ответил: «Давно собрался». Монах тотчас же покинул келью в чём лихо застало, не прихватив с собой даже запасных подштанников. Вот только за один этот поступок лаврского старца вполне