Позвони мне - Борис Михайлович Дмитриев
Хронология упадка православного духа в России хорошо просматривается на письменах церковной иконографии. Не надо быть великим специалистом, чтобы отметить стремительное падение качества русской иконы с начала восемнадцатого века. До восемнадцатого любое изображение на иконе – это всё равно как волшебное окно, отворённое в Царствие Божие. В древнерусской иконе нас волнует и радует горний мир, строжайший покой, благорастворение прозрачных воздухов. На старинном изображении запечатлены духовные чаяния истинно верующего человека, молитвенно дерзнувшего обнаружить темперным мазком священные лики, вызвать их из небытия и представить зрителю во всей непорочной чистоте. Духовное совершенство иконописных персонажей настолько убедительно, что порой возникает иллюзия, будто не мы вовсе, но они пристально рассматривают нас, иногда с иронией, часто с укором, но неизменно с надеждой и упованием.
После петровских реформ пространство иконы заполняет земная юдоль. Она лукава, диалектична, абсолютно ненадежна, когда уже не на чем сосредоточить вопрошающий взгляд и упокоить душу.
Наши современные православные священники, наши «постники-молитвенники» с талиями в три обхвата, умеют картинно сокрушаться по поводу страшных репрессий, обрушившихся на церковь в годы становления Советской власти. Однако не худо поинтересоваться: а где же было православное духовенство до семнадцатого года? Разве церковные иерархи не ведали, в какую пропасть катится их паства? Разве не в результате духовно-нравственного окормления нашими религиозными поводырями общество пустилось во все тяжкие?
Это только так говорится, что большевики глумились над церковью. Активнейшее участие в красном терроре принимало и наше славное духовенство. Вместе с чекистами попы-оборотни затевали и реализовывали преступную идею создания так называемой «Живой церкви» на пепелищах исконной православной веры. Денно и нощно строчили друг на друга доносы в погоне за высокими митрами и жирными приходами. То же самое происходило в самые недавние времена. Не понимаю, почему общество должно молчать об этом? Не надо держать нас за идиотов. Мы прекрасно осведомлены, наследниками каких славных традиций является православное духовенство, и точно знаем, что бывает, когда «молодое вино заливают в старые меха».
Когда в большевистском угаре социального реванша народ крушил свои храмы, то основным побудительным мотивом неслыханного варварства было глубокое презрение граждан, нет, не к вере, а именно к духовенству. Посмотрите кадры хроники, когда всей деревней, под гармонику, обезумевшие толпы ликуют над поверженными святынями. Люди этим диким актом сводили счеты с поповской ложью, с попами, которые, проповедуя не красть, были ох как нечисты на руку, а призывая к воздержанию, заживо гибли в похотях своих.
Отнюдь не секрет, что и сегодня для большинства церковных служителей храм Божий является неким доходным местом, где на прихожанина смотрят исключительно как на личность дающую. На поповском паскудном жаргоне это называется «стричь овечку». Разделение в нашей церкви на сторону берущую и сторону дающую настолько явно и отвратительно, что именовать себя церковной общиной и язык-то не всегда поворачивается.
Правда состоит в том, что люди никогда ещё не совершали таких чудовищных преступлений против собственной религиозной культуры, против светской власти в лице семьи Николая Романова. Но причинная, более высокая правда заключается в том, что церковные иерархи вкупе с венценосным императором беззастенчиво предали свой народ и обрекли его на несказанные страдания. Это предательство сделалось возможным в результате вопиющего несоответствия между правами и ответственностью, присвоенными себе царствующими особами и духовенством. А теперь, выставляя Николая Романова в образе великомученика и причисляя его к лику святых, православные иерархи, что называется, заметают следы, наводят морока. Потому что если убиенный император Николай святой, то и попы при нём – они ведь, плоть от плоти, в гербовом двуглавом исполнении.
Невесёлые мысли приходят на ум, когда по киевскому телевидению демонстрируют забавного негра, азартно проповедующего слово Божие. Одного из сонма евангельских миссионеров, атакующих в последние времена наше заплутавшее Отечество. Конечно, нет ничего плохого в том, что представители и далёких экзотических стран славят имя Господа нашего Иисуса. Только чудится мне, что по ночам краснеют от стыда святые мощи Киево-Печерских праведников.
Давным-давно, когда далёкие дедушки этих новоиспечённых проповедников только ещё учились неуклюже сползать с баобабов, на киевской святой земле высоким горением светили лампады подвижников духа. И негоже заморским ловцам человеческих душ вести себя на этой земле так, будто они явились сюда в первозванном обличье. По-хорошему, все эти заезжие ребята, если они действительно претендуют на христианское благочестие, должны бы сразу в Борисполе, по выходе из самолета, проследовать ползком на пузе к мощам наших великих праведников. Осмотреться в трезвом уме и попытаться проникнуться уважением к тысячелетней христианской истории нашего народа.
Каюсь, грешный человек, краснею от всего происходящего вокруг и я. Краснею, когда читаю на улицах почтенного Киева заманчивые приглашения во всевозможные церковные собрания, для духовного оболванивания. Я досадую от бессилия, когда встречаю в поезде метро юное создание с раскрытой Библией в руках, ибо знаю наверняка, что радость пробуждения эта просветлённая душа испытала не в моём православном храме.
Нынешнее положение дел в нашей церкви таково, что я, православный человек, должен честно признать перед всем миром: у меня нет возможности подать руку этому юному созданию и привести его в свой храм, где Божие чадо встретят умные и добрые пастыри. Встретят не корысти или своенравия ради, но только и исключительно из христианской любви к чающему духовного обновления человеку. Свидетельствую об этом с чистым сердцем пред Господом Богом моим.
Могут возразить: а что плохого в том, когда люди, и молодёжь в особенности, предпочитают Православной Церкви, скажем так, иные конфессии? Отвечаю: плохого в этом, разумеется, нет ничего, ибо всякое прославление Царствия Божия весьма желанно и благоприятно во всех отношениях. Но вот в чём я убежден бесповоротно – полноту религиозного чувства, его высшую ипостась, славянская душа может испытать только в лоне Православной Церкви.
У каждого человека, окромя памяти интеллектуальной, есть ещё очень цепкая наследственная память, память генетическая. В недрах этой памяти, у любого из моих соотечественников, сокрыто несметное религиозно-нравственное богатство, накопленное предшествующими поколениями людей. Жизнь наших предков всегда нераздельно переплеталась с церковными таинствами, с культурой православного богослужения. Все значительные события в жизни каждого человека и, следовательно, все наиболее яркие переживания человеческих скорбей и радостей были освящены и сопровождались церковными обрядами. Сами эти обряды, их порядок и внешнее оформление за долгие годы трансформировались в лучшие этнические и нравственно-эстетические особенности нашего народа. Поэтому, когда в молитве верующего человека происходит слияние переживаемого духовного восторга с памятью прошлых поколений, возникает абсолютная гармония торжествующей души с окружающим миром. Вот почему, при всём уважении к иным христианским исповеданиям, я утверждаю, что их молитвы, даже самые высокие и искренние, не могут претендовать в славянской душе
