Генеральный попаданец - Ал Коруд

22 марта. В Париже подписано соглашение между СССР и Францией о сотрудничестве в области цветного телевидения на основе системы «СЕКАМ»

Глава 24

22 марта 1964 года. Четвертое главное управление при Министерстве здравоохранения СССР

— Как ваше ничего, Сергей Павлович?

Ведущий конструктор нашей космической отрасли в ответ кисло улыбается.

— Ваша взяла, Леонид Ильич!

А как он на днях упирался рогом! Хорошо, что у меня имелось несколько козырей. Во-первых, сработало предсказание со скафандром. Леонову вовремя дали команду, и нервов он потратил меньше. А дальше произошло странное. В этой истории, несмотря на все трудности и мелкие аварии космонавты сели в заданном районе. Ну чуть отклонились на пару сотен километров, но нашли их не в тайге и быстро. Так что мне их награждать на днях звездами Героев Советского Союза. Все-таки влияние темпоральной кривой существует! И нужно опасаться, что в какой-то момент она меня больно стукнет!

Вторым козырем стал Виктор Ким. Я его представил китайским целителем. И обратил внимание Королева на то обстоятельство, что не курю. Именно благодаря китайской медицине. Сергею Павловичу пришлось поднять руки, и после конференции он отдался в руки «доктору». Тот после проделанных «пасс» уверенно заявил, что конструктору нужно срочно лечь в больницу. Иначе исход непредсказуем. Я надавил на то, что у него столько нереализованных проектов и пообещал поехать вместе. Мне также пора было на обследования.

И вот мы тут.

— Прав, ваш китаец. У меня острые проблемы. Но обещают вылечить. Они еще удивились, откуда мне известны болячки. Особенно про опухоль.

Королев был бледен и расстроен. Еще бы, громадье планов не ждет!

— Ничего, Сергей, прорвемся! Вам бы еще гимнастикой заняться.

Я заговорщицки подмигнул и перешел на ты. Вместе анализы сдавали!

— Китайской? — позволил себе улыбнуться Королев.

— Конечно! Я пришлю к тебе того человека. Как только выйдешь из больницы. И ты, если что, звони прямо мне. Космос должен быть советским!

Чазов был рад изменениям и много хвалил. Не ожидал такой прыти от Генерального пациента. Он передал мне пухлую папку:

— Вот здесь, Леонид Ильич, мои планы по созданию сети кардиологических клиник.

— Хорошо. Не обещаю сразу, пленум на носу, но обязательно рассмотрю. Потом проведем постановлением Совмина. Но считаю, что перед этим стоит созвать конференцию из передовых специалистов разных областей медицины. Такие научно-врачебные центры должны быть по всем болезням. Как вы считаете, Евгений Иванович?

Чазов хмыкнул, но согласился.

— Широко мыслите, Леонид Ильич.

Улыбаюсь:

— На то я и первый.

По дороге в ЦК вспоминаю волнительную встречу с Гагариным. Настоящий Брежнев с первым космонавтом Земли был уже неплохо знаком. Я же подходил к легендарному человеку чуть ли не с дрожью в ногах. Раз уж я в Звездном городке, то мне устроили короткую экскурсию по Центру подготовки космонавтов. Те ребята молодые и задорные, чуть меня в центрифугу не засадили. Но было весело. Задали настрой на целый день. Затем один на один я пообещал Юрию, что полет на первую орбитальную станцию будет его. Пусть готовится, поддерживает форму, учиться, а не прет буром в небо. Не знаю, как в этой Вселенной сложится его судьба. Но даже если Гагарин погибнет в космосе, то это будет символично. Во всяком случае его дочки получат еще несколько лет с отцом. А там уж, как сложится. Наверняка и в Центре подготовки ему работа найдется.

Надо было видеть, как вспыхнули глаза первого космонавта и каким окрыленным он ушел от меня. Королев эту сцену видел, может, потому в дальнейшем тяжелом разговоре с академиками и конструкторами меня поддержал. Можно определенно точно сказать, что Лунную программу мы сворачиваем. Все равно проиграем США. И начали поздно, и средств не хватает. Да и незачем. Позже американцам нос утрем. Первым «челноком». К тому же я озадачил ведущих конструкторов и ученых созданием «Совкосмоса». В США есть NАSА, а у нас космосом занимается куча разномастных ведомств и министерств. И это на восьмом году космической эры. Дело еще осложнялось тем, что многим в отрасли заведовали военные. И где заканчивалась гражданская составляющая, а где главенствовал ВПК было зачастую непонятно.

— Вас Голиков дожидается, Леонид Ильич.

Секретарь сразу по прибытии в кабинет принес мне папки с документами, а блондинистая буфетчица, виляя округлыми бедрами, привезла чай. Вот чертовка! Чует, что женщины меня еще волнуют. Вскоре зашел Виктор Андреевич.

— Ну, как мировая реакция?

Голиков обычно следил о том, что пишет обо мне пресса. Сейчас он был взволнован и положил передо мной пачку газет. В основном иностранных.

— Это колоссальный успех, Леонид Ильич! Столько о вас еще не писали!

— Ну что ж, — я подтягиваю газеты на английском языке, в нем я неплохо разбираюсь. — Успех для нас важен.

Мой помощник закатывает глаза, ему-то понятно, что мне важен я в этом успехе. Затем он обращает внимание на то, что я читаю, а не просто разглядываю фотографии.

— Леонид Ильич…

— Что?

— Вы так хорошо знаете английский?

Бурчу в ответ:

— Первый секретарь разве не может его знать? Ты лучше дальше рассказывай. Что там в Америке происходит?

Голиков тут же настроился на деловой лад:

— Мнения разделились. Часть их политиков считают, что это неприкрытая угроза США. Другие говорят о том, что мы слабы и делаем хорошую мину при плохой игре. Некоторые болтают о том, что советская космическая программа — просто-напросто блеф, чтобы выжать из американских налогоплательщиков побольше денег. Их население вовсе не горело космической гонкой. Американцы — люди приземлённые. Это власти и пресса раздули антисоветскую агитацию.

«Вот пердаки у них горят!»

— Вот даже как? В целом можно констатировать, что в рядах политиков разброд и шатания. Официалы, президент?

«Как хорошо, что не надо вести дела с прощелыгой, но умницей Кеннеди! Благослови ту руку, что не дрогнула тогда при стрельбе!»

— Они напомнили о своей Лунной программе. Будто бы догонят и обойдут.

Ухмыляюсь:

— И что с того? Мы в очередной раз утерли им нос.

— И этого нам не простят.

— Скажите на милость. Откуда гордость в их недонации?

На лице помощника отразилось удивление. Ведь сейчас во мне говорит тот я, а не истинный