Джон Кристофер - Смерть травы. Долгая зима. У края бездны
Валуны сменились грязевой топью. Сперва поверхность была достаточно твердой, но чем дальше они шли, тем больше вязли, пробивая верхнюю корку, — сначала всего на дюйм, потом глубже и глубже. Когда Метью почувствовал, что ему с усилием дается каждый шаг, он понял, что лучше обойти препятствие. Грязь тянулась вперед, насколько хватало глаз, зато к северо–востоку грунт казался твердым. Теперь путники брели спинами к солнцу, которое клонилось к горизонту, впервые за несколько дней затянутому облаками. Картина вокруг была самая безрадостная: справа громоздились серые валуны, слева чернело бескрайнее грязевое поле. Даже Билли погрустнел и примолк. Они шли теперь, не произнося ни слова. Метью спросил мальчика, не хочет ли он отдохнуть, но тот отрицательно покрутил головой. Действительно, устроив привал в таком унылом месте, они бы окончательно раскисли.
Однако после заката, когда сгустилась тьма, а пейзаж нисколько не изменился, волей–неволей пришлось сделать остановку. За предыдущий день одолели миль двенадцать — пятнадцать, а за сегодня — и того больше. Правда, последние пять миль увели к востоку от намеченного маршрута. Если что и обнадеживало, так это погода; глядя на алый отблеск над тем местом, где скрылось за горизонтом солнце, Метью задумался, как долго еще продлится сушь. Ветер снова окреп и довольно–таки противно завывал среди камней.
Поужинали консервами. Костер сейчас не только помог бы сделать еду вкуснее, но и дал бы тепло и уют; однако даже если бы солнце задержалось в небе, им нечего бы было зажечь через лупу Билли. Метью закутал мальчика, как мог, и они улеглись в притоптанную грязь, согревая друг друга. Недавнее воодушевление прошло. Метью, как никогда, отчетливо сознавал сейчас, какие они жалкие и беззащитные.
Еще до рассвета их разбудил дождь, вернее, ливень. Метью достал плащ и укрыл им Билли, махнув на себя рукой. Ливень быстро кончился, зато они теперь дрожали от холода.
Солнце в этот день вставало нехотя. Дождь зарядил снова. Впрочем, путники так промокли, что новая напасть оставила их равнодушными. Метью открыл банку с супом, и они вылакали невкусное холодное месиво; оставалось уповать на его питательность. Подкрепившись, двинулись в путь. От дождя грязь еще более размякла; пришлось прыгать по камням. Это оказалось трудно и утомительно, особенно для Билли. Метью вынужден был то и дело устраивать остановки.
Прошел час, другой, третий. Солнце и не думало появляться из–за серых туч. Дождь иногда стихал, но не надолго. Уже на рассвете, отправляясь в дорогу, путники были мокрыми и измученными; прошедшие часы только усугубили их состояние. Наступила пора очередной банки — на этот раз предстояло лакомиться бобами с колбасой. У них была одна ложка на двоих, но банка оказалась выскоблена за минуту.
Наконец грунт стал иным: грязь сменилась плотным песком и галечником, усеянным валунами и выходами горной породы. Метью мог только гадать, насколько далеко на восток они забрались; оставалось одно — свернуть под более или менее прямым углом по отношению к маршруту, которым путники следовали до этой минуты. Не видя солнца, нельзя было верно определить направление. Если погода останется пасмурной, они могут запросто начать описывать круги. Облака настолько сгустились, что казалось, не рассеются никогда. Дождь, впрочем, не возобновлялся уже целый час, хотя мог, судя по небу, снова хлынуть с минуты на минуту.
Метью не поверил собственным глазам, когда увидел новый корабль. «Уж не мираж ли?» — мелькнула мысль. Впрочем, миражи как будто появляются только в сухом горячем воздухе… Тогда — галлюцинация. Сперва был виден лишь форштевень и еще футов двадцать — тридцать борта; остальное скрывал выступ скалы. Метью был склонен считать это зрелище игрой воображения по одной простой причине: корабль казался совершенно целым. На его белоснежных бортах не было заметно ни единой царапины, хотя они выглядели слишком низкими. При этом корабль соприкасался с песком только килем, и было непонятно, за счет чего поддерживается равновесие.
— Глядите! — воскликнул Билли, цепляясь за его руку. — Что это за корабль, мистер Коттер?
— Пока не знаю. Придется подойти поближе.
Обойдя загораживавшую обозрение скалу, они поняли, как судну удается почти что парить в воздухе и чем объясняется смехотворная высота его бортов. С одного бока его подпирал риф, благодаря чему корпус корабля стоял совершенно прямо. Что касается высоты, то она казалась небольшой лишь по сравнению с длиной борта: перед ними лежал танкер, один из новейших океанских гигантов, должно быть, восьмисот футов длиной и ста тысяч тонн водоизмещением.
— Вот это да! — восхищенно воскликнул Билли. — Как вы думаете, мы сможем на него подняться?
Танкер, шедевр мастерства, достигнутого исчезнувшим миром, стоял перед ними на диво прямо, словно плыл по песчаному морю, олицетворяя грацию, мощь и совершенство очертаний. Волны лишили его своей поддержки, и он спланировал сюда, как усталая птица.
— Попробуем, — ответил Метью.
9
Снова пошел дождь — на сей раз не ливень, а противная морось. Пришлось прятаться под днищем корабля; с белого борта, оказавшегося вблизи не таким уж низким, стекали потоки воды. Метью понял, что подняться на корабль будет не так–то легко. Команду, очевидно, смыло в море, или она погибла при первых же толчках. Метью не мог себе представить, как они с мальчиком преодолеют эту гладкую отвесную поверхность, раз некому было им подсобить.
В их силах было лишь осмотреть танкер со всех сторон, хотя осмотр исчерпывался в основном созерцанием красного днища морского левиафана. Находясь под ним, как под бесконечным стальным навесом, Метью снова почувствовал боязнь замкнутого пространства. Боязнь эта, разумеется, была совершенно беспочвенной: раз самым сильным толчкам не удалось перевернуть чудовищное сооружение вверх тормашками, то смешно даже предположить, что это свершат теперешние, уже совсем слабенькие. Однако, вопреки логике, Метью поспешил прочь, под дождь, и Билли, не говоря ни слова, последовал за ним.
Они направились к громоздящейся над кормой надстройке. На призывное ауканье, долго метавшееся по палубе протяжным эхом, так никто и не отозвался. Лишь завывал ветер да громко стучали дождевые капли.
Внезапно Метью послышался крик. Спустя мгновение он разобрался, кто ввел его в заблуждение: по песку ковыляла перепачканная чайка. Если не считать червей и рыб, она была первым живым существом, попавшимся им после того, как они простились с собакой и кроликами, населявшими Олдерни. Билли взмахнул руками, и чайка тяжело поднялась в воздух. Пролетев не больше десятка ярдов, она снова опустилась и зашлепала по песку дальше. Эта встреча навела Метью на размышления. Что привело ее к кораблю — воспоминания о былых пиршествах или возможность подкормиться в изменившихся условиях? Он вторично издал призывный крик, но отклика не последовало и на этот раз.
Однако еще через секунду они увидели лестницу.
***
Нейлоновая лестница со стальными кольцами свисала недалеко от кормы с правого борта. Она не просто доставала до дна, но и волочилась дальше. Метью подергал ее — сначала неуверенно, потом со всей силы. Лестница было намертво закреплена на палубе.
Вопросительно взглянув на Билли, он произнес:
— Ну как? Полезем? Ты сможешь подняться по веревочной лестнице? Тут высоко.
— Конечно, смогу! Честное слово!
— Тогда лезь первым.
Мальчик как ни в чем не бывало начал восхождение. Дав ему подняться на несколько ярдов, Метью последовал за ним. Лестница раскачивалась и провисала под их тяжестью, и Метью едва не затошнило. Он замер, цепляясь за лестницу и стараясь преодолеть двойной ужас: перед высотой и перед возможным землетрясением. При сильном толчке эта железная стена может рухнуть прямо на них… Он уговаривал себя, что такое предположение — воплощение абсурда, однако разум уже поддался панике. Дрожа с головы до ног, он услышал голос Билли, хотел ответить ему, но получилось какое–то бессмысленное карканье. Прокашлявшись, он через силу выдавил:
— Что такое?
— Я говорю, я уже почти наверху. Но чем выше лезешь, тем труднее. Лестница бьется о борт.
— Передохни, — предложил Метью.
— Нет, я не устал.
Мало–помалу унизительный страх уступил место чему–то другому, тоже неприятному, вдобавок непонятному; названия этому чувству он не знал, но оно по крайней мере поддавалось обузданию. Метью перенес ногу и потянулся к следующему кольцу. Дальше он полез увереннее, заставив себя сосредоточиться на собственных усилиях, на движениях рук и ног. До него донесся торжествующий крик, свидетельствовавший о том, что Билли добрался до цели. Наступил самый ответственный момент: от неосторожных движений Метью теперь сильно ударялся о борт. Он уже почти преодолел высоту, но старался не смотреть вверх. Неожиданно он увидел перила и ноги Билли.
