Джон Кристофер - Смерть травы. Долгая зима. У края бездны
Теперь они освоились с необычностью пейзажа, и Метью все больше надоедала его монотонность. Скалы, песок, полосы подсыхающей грязи, потом цепочка луж — и так без конца. В целом их путь лежал под уклон, хотя время от времени приходилось преодолевать небольшие подъемы. Некоторые рифы и отдельные камни вздымались довольно–таки высоко, а один оказался настолько громадным, что в былые времена торчал, как видно, из воды. Солнце начало клониться к западу, и Метью старался оставлять его по левую руку.
Встреча с первым же затонувшим кораблем повергла их в шок. Билли приметил его раньше Метью, и они устремились вправо от взятого направления, чтобы взглянуть на корабль. Перед ними лежал на боку корпус торгового судна, или часть корпуса. Нос судна, заросший водорослями и рачками, указывал на запад. Оно было невелико — не более тысячи тонн водоизмещением — и пролежало на дне лет десять, а то и больше. Метью вновь охватил прежний страх, смутное ощущение какой–то угрозы. Видимо, на сей раз это был ужас, знакомый мореходам: ведь где–то поблизости покоились останки утонувших моряков. Билли ничего подобного не испытывал. Он бегал вокруг корабля, заходя то с одного угла, то с другого, и даже собрался забраться наверх. Метью запретил ему это делать, и мальчик нехотя вернулся.
— Тут нет ничего, кроме ржавчины и гниющих водорослей, Билли. Кроме того, нам нельзя терять времени. Надо идти.
Путники шли вперед до тех пор, пока в небе не появились звезды, и только тогда встали на ночлег. Метью часто останавливался, давая мальчику передохнуть, но тот все равно совершенно изнемог. Они поужинали консервированной ветчиной из банки, однако Метью обуял страшный голод, и, несмотря на полный желудок, ему захотелось еще. Билли отломил несколько долек от своей плитки шоколада и предложил ему. Метью поколебался, но потом согласился взять одну, настаивая, чтобы мальчик съел остальное. Билли не спеша расправлялся со своей порцией, и Метью отвернулся, чтобы не истечь слюной.
Вскоре после того, как они выступили в путь на следующий день, перед ними вырос новый затонувший корабль, помятый куда больше, чем первый; местами он сгнил окончательно. Корабль был военным: ниже фальшборта зияли отверстия, из которых когда–то высовывались пушечные жерла. Из одного до сих пор торчала насквозь проржавевшая, заросшая водорослями пушка… Наверное, именно из нее был произведен последний выстрел, после которого корабль захлестнуло волнами, и он опустился на дно. Сколько лет минуло с той поры? Четыреста? Может быть, корабль входил в состав Великой Армады, которая, спасаясь от холодов и преследования Дрейка, устремилась в холодные воды Ла–Манша? Или это был британский корабль, утраченный двумя веками позднее, при возвращении с Трафальгарской битвы? Теперь на эти вопросы уже нельзя было дать ответа. Да и нужно ли?
— Очень старый корабль, правда, мистер Коттер? — спросил Билли.
— Да, еще какой!
— Внутри могут лежать сокровища?
— Вполне. Только если и так, от них немного проку.
— Можно мне взглянуть?
Сокровища — вещь непростая. Пусть мировая торговля рухнула и на дублоны теперь ничего нельзя купить — ни яйца, ни бифштекса, ни корочки хлеба, однако дублоны остаются дублонами. С точки зрения ребенка, они извечно наделены колдовской загадкой. Метью присел на плоский камень и с облегчением снял рюкзак.
— Что ж, давай взглянем. Только осторожнее. Эти бревна теперь не выдержат и пушинки.
Корабль лежал на дне левым бортом. Сразу за форштевнем зияла пробоина, в которую, сгорбившись, сумел пролезть Метью. Внутри было темно, и он заставил Билли немного постоять, прежде чем глаза привыкли к темноте. Метью опасался, как бы у них под ногами не обвалились сгнившие доски, для которых даже веса мальчика могло оказаться более чем достаточно; однако, стоило им сдвинуться с места, как он понял, что тревожился напрасно. Хотя снаружи их находка еще походила на корабль, внутри уже не осталось никакой начинки. Все переборки давным–давно обрушились и смешались с песком и тиной на дне, образовав неровную, но достаточно твердую поверхность. Они оказались внутри просторной сумеречной раковины, пахнувшей тленом.
Метью остановился, переживая, что Билли, должно быть, чувствует немалое разочарование. Внезапно дно заколебалось, и деревянные стены их темницы издали предупреждающий скрип. Метью инстинктивно схватил Билли в охапку и потащил назад к дыре. На солнце наступило облегчение, от которого подкашивались ноги.
— Не очень сильный толчок, правда? — спросил мальчик. Он тоже напугался и теперь что было силы старался не подать виду.
— Нет, не очень, — согласился Метью. Поразмыслив, он добавил: — Корабль выстоял и при более сильных колебаниях, значит, не развалился бы и сейчас. Древесина надежнее кирпича и камня — она не такая жесткая.
И верно, остов старого корабля не стал бы для них смертельной западней, в отличие от наземной постройки. Однако возвращаться туда, покидать надежное открытое пространство ему вовсе не хотелось.
— Там не на что смотреть, — буркнул он. — Ничего интересного.
— Вообще–то да, — понуро кивнул Билли.
— Тогда мы продолжим путь. Или ты хочешь передохнуть?
— Нет, лучше пойдемте, мистер Коттер.
На протяжении следующего часа по дну несколько раз пробегала дрожь, однако они привыкли закрывать глаза на подобные мелочи. Метью раздумывал о старом корабле и о том, как он отнесся к находке. Корабль пережил катаклизм — подъем морского дна, разрушительное отступление морской толщи, — и остался таким, каким был. Этого не должно было произойти, но все же произошло. Значит, если выстояла эта тысячу раз сгнившая древесина… Он снова задумался о Джейн, о старом доме на возвышении. Деревянная крыша могла стать ей защитой, если она действительно спала наверху.
Метью оглянулся на истерзанный остов — возможно, знак, призывающий не терять надежду, — и, неожиданно для самого себя, стал что–то насвистывать. Билли удивленно взглянул на него и улыбнулся.
Следующее приметное место Билли окрестил «гигантскими ступенями». Оно представляло собой вереницу разломов на расстоянии от десяти до пятидесяти ярдов один от другого, с абсолютно плоскими промежутками. Каждый разлом выглядел как крутая ступенька высотой от нескольких дюймов до четырех футов. Все вместе походило на террасы, на которых разбивают сады в гористой местности. Казалось, перед путниками предстало незаконченное творение человеческих рук, и гигант–садовод вот–вот вернется, чтобы продолжить работу. Ступени протянулись на добрую милю и оборвались лишь там, где песок сменился камнем.
Зато дальше глаз радовали бесчисленные лужицы, в которых все еще плескалась рыба. В одной из луж, размером с домашнюю ванну, утомленно мокла скумбрия длиной в целый фут. Она не могла прожить здесь с тех самых пор, как отступила вода. Оглядевшись, Метью понял, что произошло. Лужа оказалась отгороженной завалом из камней от довольно обширной запруды. Рыбина, должно быть, перепрыгнула через эту естественную дамбу высотой в несколько дюймов, стремясь обрести вожделенную глубину. Теперь она доживала последние минуты, лишенная кислорода и еды.
Билли свесился с камня и погрузил руки в воду.
— Хотите поймаю, мистер Коттер? В два счета!
— Нам не из чего сложить костер.
— Тогда просто захватим ее с собой. Может быть, нам еще попадутся дрова.
Метью отрицательно покачал головой. Он сострадал несчастной рыбе, воле к жизни, заставившей ее взмыть в воздух.
— Если ты сумеешь ее поймать, я бы перебросил ее обратно, в большой пруд.
Запас сил у рыбины оказался больше, чем можно было предположить. Билли не справился бы с ней без помощи Метью. Вместе они перебросили ее через завал. Она мигом ушла в глубину — здесь вода разлилась на ширину двадцати футов, и солнечные лучи не могли проникнуть на дно.
— Теперь она выживет? — спросил Билли.
— Надеюсь, да.
Так рыба проживет хоть какое–то время — несколько дней, недель, а то и месяцев. Однако все эти озерца постепенно сжимаются и усыхают. Спасенная ими рыба все равно обречена.
Теперь они продвигались не так быстро. Дно было усеяно валунами, зачастую зазубренными, через которые им приходилось перебираться. Во время очередного привала Метью взялся осмотреть башмаки Билли. Подошвы стали тоненькими и были испещрены трещинами и порезами, а на замену до Большой земли надеться не приходилось. Метью предупредил мальчика, чтобы тот старался ступать по мягкой поверхности, однако ни один ребенок не смог бы поступить согласно такому совету.
Валуны сменились грязевой топью. Сперва поверхность была достаточно твердой, но чем дальше они шли, тем больше вязли, пробивая верхнюю корку, — сначала всего на дюйм, потом глубже и глубже. Когда Метью почувствовал, что ему с усилием дается каждый шаг, он понял, что лучше обойти препятствие. Грязь тянулась вперед, насколько хватало глаз, зато к северо–востоку грунт казался твердым. Теперь путники брели спинами к солнцу, которое клонилось к горизонту, впервые за несколько дней затянутому облаками. Картина вокруг была самая безрадостная: справа громоздились серые валуны, слева чернело бескрайнее грязевое поле. Даже Билли погрустнел и примолк. Они шли теперь, не произнося ни слова. Метью спросил мальчика, не хочет ли он отдохнуть, но тот отрицательно покрутил головой. Действительно, устроив привал в таком унылом месте, они бы окончательно раскисли.
