Владимир Романовский - Польское Наследство

– Допустим, я соглашусь. Что дальше?

– Мне потребуются доказательства, что ты не обманываешь меня.

– Слуги Аллаха не обманывают.

– Вот я и хочу убедиться, что ты именно слуга Аллаха, а не подкуплен тем же Джарислабом.

– Как ты смеешь!

Насиб рванулся к Рагнару, но помешала цепь.

– Твой отряд слишком легко сдался, Насиб.

– Нас вероломно окружили и схватили!

– Да. А тебя выкрали и привезли мне. По моему настоянию.

– Как тебя зовут, неверный?

– Рагнар.

– Так послушай же, Рагнар … – начал Насиб и осекся. – Рагнар? – Он посмотрел Рагнару в глаза. – Тот самый Рагнар?

Рагнар кивнул.

– Ты заключил союз с визирем?

– Да Но не будем отвлекаться, Насиб. Мне нужны доказательства, что ты никем не подкуплен.

– Какие именно?

Насиб снова закашлялся, и Рагнар ждал терпеливо, пока кашель закончиться.

– Какие доказательства?

– Доказательства твоей смелости у меня есть, – сказал Рагнар. – И твоей честности, возможно, тоже. Все дело в изворотливости, Насиб. В умении. Ты понимаешь меня?

– Объясни.

– Честный человек может попасть в ловушку неверных, не доехав до первой подставы. Смелый человек может непроизвольно выдать себя и тех, кто его послал, по неосторожности.

– Да, это так.

– Но у тебя были хорошие наставники. Ты хороший мститель, Насиб. Был.

– Ты думаешь, что с тех пор я растерял навыки?

– Нужно, чтобы ты доехал до Киева. А в Киеве нашел Джарислаба. И найдя его, сделал бы так, чтобы тебя не убили, прежде чем ты убьешь его.

– Смерти я не боюсь. Смерть – великая честь. Смерть…

– Твоя смерть никому не принесет пользы, если Джарислаб останется в живых.

Насиб молчал. Райнульф смотрел на Рагнара и Насиба, пораженный. Он-то думал, что преподносит Рагнару сюрприз!

– Какие тебе требуются доказательства? – спросил Насиб.

– Ты должен будешь убить неверного здесь, в Праге, – спокойно объяснил Рагнар. – Я назову тебе его имя, скажу тебе, где его можно найти. Но я не опишу его тебе, не скажу, какая у него охрана, и есть ли у него охрана. Ты найдешь его сам. Ты убьешь его и уйдешь незамеченным. И принесешь мне перстень, который он носит на левой руке. Обыкновенный серебряный перстень. После этого ты получишь все необходимое для скороспешного путешествия в Киев. Согласен?

Насиб, чуть помедлив, кивнул. Рагнар сделал знак Райнульфу. Поправив бальтирад на всякий случай, кузен подошел и, вынув из кошеля ключ, разомкнул обе цепи, после чего неспешно отступил в сторону, держа правую руку на поммеле сверда.

– Как зовут неверного, которого я должен уничтожить? – спросил Насиб.

– Зовут его Божидар, и живет он во флигеле Пахмутской Церкви. Ты не был в Праге раньше, не знаешь, где находится Пахмутская Церковь. Принеси мне перстень сегодня в полночь, в этот дом.

– Хорошо.

– Предупреждаю тебя, Насиб, что другой возможности убить Джарислаба тебе не представится.

– Не беспокойся.

Насиб улыбнулся зловеще. И вышел.

– Ты ему доверяешь? – спросил Райнульф.

– Нет. Но он сделает то, о чем я его попросил.

– Зачем тебе…

– Если Ярослава схватят, или уже схватили, до Киева он не доедет. Если Ярослав вернется в Киев, значит, его не сумели схватить. В этом случае Насиб придется кстати.

– Неприятный человек. Иметь дело с ним опасно.

– Лекарь сказал, что ему жить осталось три месяца, – напомнил Рагнар. – Так или иначе, к нам он уже не вернется.

– Какие у тебя дела с сицилианцами? – напрямую спросил Райнульф.

– Об этом ты узнаешь, дорогой кузен, когда придет время. А пока что – пойдем выпьем еще пива, Райнульф.

– Очень неприятный человек, – еще раз сказал Райнульф.

– Это так. И все-таки эти «мстители» бывают иногда просто незаменимы. Их в Сицилии несколько, сбежавших от гнева визиря. Даже не знаю, как мы будем действовать без их помощи, если безумные наши друзья Гильом и Дрого выбьют всех сарацинов из Сицилии. Придется искать посредника, а это всегда хуже, чем прямое действие.

– Ты действительно собираешься дать ему сопроводительную грамоту для подстав?

– Да.

– А если его поймают? И грамоту прочтут?

Рагнар не ответил. Грамота, которую он намеревался дать Насибу по выполнению контрольного задания, лежала у него в кошеле. На грамоте значилось, «Предъявителю выдать любые повозки и столько лошадей, сколько он потребует. Добронега».

Глава двадцать восьмая. Бродно

Ворота поселения городского типа стояли открытые – заходи, кто хочет. Никакой охраны. Монахов – Андрея, Матвея и Исая – слегка шокировало обилие изображений языческих богов в палисадниках – то тут, то там возвышались в человеческий рост столбики – Диру понравилось, и, прервав душеспасительный разговор с монахами, он занялся узнаванием, тыча пальцем то в один, то в другой столбик —

– Вот, это Род … А то – Даждьбог … А вот Перун, бог всех воинов.

Несмотря на закатное время, тут и там попадались навстречу прохожие. Хелье спрыгнул с повозки, повел лошадь в поводу, и осведомился у первого встречного о местонахождении постоялого двора. Встречный показал рукой и не стал вдаваться в подробности, что показалось Хелье странным, поскольку поляки любят в них, подробности, вдаваться.

Монахи переговаривались тихо, а Дир, устав объявлять имена богов, задремал, привалившись к борту повозки. Попадались неказистые домики с соломенными крышами, не слишком живописные. От недавнего ливня почва все еще была сырая и местами скользкая.

Постоялый двор обнаружился на пологом склоне, ведущем к широкой реке, со столбиком во дворе, с черепичной крышей, с трубой, из которой пригласительно струился прозрачный, приятно пахнущий дымок. Хелье удовлетворенно отметил наличие неподалеку, у берега, старого большого парома – квадратной посудины с мачтой и дряхлым парусом.

Единственную в Бродно церковь сожгли во время первой волны восстаний, полтора года назад.

Хозяин постоялого двора принял гостей, неприветливо глянул на монахов, но с радостью взял с Хелье плату и вскоре подал ужин, состоящий из непонятных однородных блюд, отдаленно напоминавших мясные. Монахи и Дир ели с удовольствием, а Хелье кривился и ворчал.

– Привередливый ты стал, Хелье, друг мой, – заметил ему Дир. – Стареешь, что ли? Жизнь походная – мы в свое время и не такое за обе щеки уминали.

– Где это? – осведомился Хелье.

– Да везде.

– Не помню. И вообще мне Полония разонравилась.

– Смирение, мой друг, смирение.

Хелье насмешливо на него посмотрел.

– Эка тебе голову задурили наши попутчики за эти несколько дней. Не хочешь ли стать священником? Из тебя бы неплохой священник получился.

– Ничего не задурили, – возразил Дир. – Смирение – хорошее качество не только в христианском понимании. Смирение сродни стойкости, неприхотливости, и упорству. У греков были стоики, например.

– И вазы с рисунками у них были.

– Не ворчи.

– А вот у нас в Ростове, – начал Исай, – в это время года…

– Я пошел спать, – грубо перебил его Хелье. – Вы сидите, хвестуйте, сколько вам влезет, обжоры.

Дир засмеялся, и монахи тоже улыбнулись.

Диру действительно нравилось беседовать с монахами – занятные оказались ребята. И спорили они спокойно, без криков, объясняя и разъясняя, что к чему.

– Ну так вот, значит, – сказал Дир, отпив из кружки, – все-таки я не понимаю, что хорошего, если злу не сопротивляться. Я согласен, что Иисус был очень хороший человек, а если он, как вы говорите, сын Создателя, так это вообще просто … даже не описать, и что он своею кровью искупил грехи всех живущих. Уж это всем подвигам подвиг. Но вот все-таки насчет того, что злу нельзя сопротивляться – не понимаю я. Зло тогда распространится на весь мир, везде будет только зло.

– Сопротивляться нужно, – объяснил Андрей. – Но только по-другому.

– Это как же?

– Не ильдом и свердом, а по-другому.

– А другого и нет ничего. Вот Иисус говорил – если бьют по одной щеке, подставь другую. Ну так и по другой врежут.

– А ты терпи.

– Так ведь безнаказанно будет зло. И все больше будет наглеть.

– Нет.

– Как же нет!

– Матвей, скажи, ты у нас самый красноречивый.

Матвей, любивший помалкивать, посмотрел на Дира.

– Если злой человек тебя ненавидит, – сказал он, – и ты будешь его ненавидеть его в ответ, зло ненависти умножится на два. А если ты его будешь в ответ любить, может он устыдится своей ненависти, и зло исчезнет.

– Чего ж ему стыдиться?

– Ну вот к примеру человек совершил зло по отношению к тебе.

– Так.

– Если ты в отместку ему тоже совершишь зло, он, человек этот, не станет ведь лучше.

– Это смотря как … Если хорошо проучить, так он в следующий раз подумает, совершать ли зло.

– То есть, он перестанет делать зло из страха.

– Ну да, – сказал Дир.

– И затаит зло внутри себя.

– А от затаивания зла внутри себя никакого вреда никому нет. Вред от проявлений зла, – отметил Дир.