Письма героев (СИ) - Максимушкин Андрей Владимирович
— Ведите.
За последние два дня на площадке мало что изменилось. Над недостроенным, зиявшим пустыми проемами корпусом возвышался спортзал. На крыше работали плотники, ставили стропила и стойки чердака. Порыкивал дизелем кран. Гудела бетономешалка. Рабочие сновали между складами и учительскими домами. Стройка жила своей жизнью.
Инженер остановился на краю котлована. Половину ямы занимала куча красного кирпича. Из земли торчал согнутый рельс распорки. Рядом с котлованом возвышался гурт черного торфа. Рабочие уже дошли до слабого грунта и вычерпывали речные отложения. Да вишь как вышло.
— Не успеем в срок, — выдавил Загребин, отводя глаза. — Недоглядели малость.
— Хорошо, что ночью обрушилось, а не днем. Стены смотрели? — голос инженера звучал уверенно. — Аккуратно положите наружную стену и вон ту колонну.
— В график не уложимся, — повторил мастер.
— Черт с твоим графиком! Слушай что говорю. Могут быть повторные обрушения, людей может задавить. Как слабые стены свалите, разбирайте кирпич. Ты, Савелий, ставь подсобников на сортировку. Шпунт не выперло?
— Стоит как вросший.
— Вот и раскапывайте дальше, раз нам такое решение выдали.
Решительный настрой владельца компании передался помощникам. Ребята повеселели, побежали расставлять рабочих, распределять уроки на день.
— Ох, задали Вы мне работу, Иван Дмитриевич, — покачал головой начальник Управления. — Вам не икалось, когда вчера Ошарин орал?
Разговор шел в том же самом кабинете на третьем этаже Министерства. Электрические люстры светят, паровые батареи греют, на столике в углу электрический самовар. Тепло, уютно, благолепно, вот только на душе от всего этого кошки скребут. Никифоров сидел за столом молча слушая хозяина кабинета.
— Насилу нашего товарища министра успокоили. Пока пар не выпустил, даже слушать не хотел.
— Раз ты меня на порог пустил, получается выслушал господин Ошарин.
— Выслушал. Значит так, — чиновник подался вперед. — Ввод школы в Гражданке переносится на весну сорок первого. Договор с твоей компанией продлеваем.
— Благодарствую, — кивнул Никифоров. — новую смету утверждаем?
— Утверждаем. Лишку включим в бюджет сорок первого года.
Этот вопрос как раз инженера не беспокоил. Министерство рассчитывалось по договорам честно. Заказчик не пытался обмануть, в чем-то ужать подрядчиков. Причем, несмотря на популярное в определенных кругах убеждение, на лапу с выгодных договоров чиновники не брали. Конечно, не совсем честно работали, старались нанимать на «жирные» объекты своих подрядчиков. Но здесь вопрос не в корысти, а в разумной предосторожности.
Скажем, хозяин кабинета знал Ивана Никифорова еще по стройкам в Новониколаевске, когда-то работал у Никифорова мастером. Уважал, чего уж там говорить, бывшего наставника, знал, тот слово держит, работает на совесть, лишнего со сметы в карман не уводит. Настоящая русская старообрядческая этика, купеческая честность.
Сам чиновник принимал конечно подарки, но в меру разумного и законом не осуждаемого. И Никифоров ему никогда ничего сверх приличий как старому знакомцу не дарил. Был такой момент.
— Не спеши благодарить. Есть нюанс. — Игорь Иванович пододвинул к себе коробку с папиросами. — Тебе надо отдохнуть года два-три. Уехать из столицы, не подавать заявки на казенные конкурсы.
— То есть?
— Все знают, что ты не виноват, но именно ты вызывал комиссию, подписывался в актах. Руднев злопамятен, помнит, что именно с твоей подачи, это злосчастное решение родилось.
— Я не настаивал на открытой разработке.
— Видишь, надо было настоять на цементации. Видишь, теплая погода еще держится. Закачали бы цемент со шлаком….
— Значит мне Руднев работать не даст?
— Не он один. — Покачал головой хозяин кабинета. — Ты не торопись, есть интересный вариант.
Домой Никифоров возвращался в настроении мрачном. Он уже сто раз проклял тот день, когда взялся за эту школу. Вспомнил нехорошим словом треклятое погребенное болотце, пожелал скорейшей пенсии по инвалидности губернскому архитектору МВД. Это все лирика. Товарищество «Северный монолит» вполне проживёт пару лет без одного из совладельцев. Партнёр вытянет, Никифоров даже не сомневался. Другое дело, подло все вышло, вроде честно, но несправедливо. Предложенный вариант тоже вызывал внутреннее неприятие. Хотя, чего греха таить, он многих устраивал.
От супруги не укрылось состояние мужа. В строительстве она понимала на уровне обывателя, в отношениях с казной тоже не разбиралась, но могла похвастаться недюжинным для дамы интеллектом. Ум и рассудительность унаследовала от отца кемеровского промышленника Завьялова.
— Будь что будет, — Елена Николаевна нежно провела ладонью по шевелюре мужа. — Давай не торопиться, две недели у нас есть. Может что и решится.
— А если нет?
— Значит так Господь рассудил. Не горячись. Переживём разлуку. Моего жалования на семью хватит. Дмитрий Федорович хорошую пенсию получает. Тебя явно, не рядовым принимают. Вон, муж Лизоньки на офицерское жалование своих содержит и не тужат.
Крепкая семья великое дело. Жена, отец и мама поддержали именно в тот момент, когда их одобрение требовались сильнее всего. Дети, конечно, почувствовали близкую разлуку. Все оставшиеся дни до отъезда льнули к отцу.
Конечно, чуда не произошло, за отпущенный срок ничего не изменилось. В последний день ноября Иван Дмитриевич поехал на Черную речку в губернский военно-призывной участок. Надолго там не задержался, но вышел из здания уже «вашим благородием» поручиком инженерных войск Империи. Формально доброволец. Однако, в участке его уже ждали, документы оказались подготовлены заранее, а начальник призывного пункта отставной капитан инфантерии тепло встретил и сам посодействовал скорейшему оформлению новоиспеченного поручика.
Заодно седовласый капитан поделился новостями из тех, что в газетах не пишут. «Добровольцев по рекомендации» в последний месяц приходит много. Отставники тоже возвращаются в строй. Царь демобилизацию задерживает. Дескать, все руки не доходят приказ подписать. А свежий призыв прошел расширенный, нормы мобилизации спустили больше, чем в прошлом году.
Иван Дмитриевич прекрасно понимал, куда это все движется. Война в Европе затихла, но не прекратилась. И немцы, и французы перебрасывают войска к границе. Наши в Персии мятеж подавили. Посланные на усмирение русские войска возвращаться на квартиры не спешат. А по некоторым намекам их только усиливают. К этому можно добавить английское эмбарго на поставку нефти и бензинов с полей Мосула и Месопотамии в Россию. Дескать, как ответ на поставки русских мазута, масел и олефинов в Германию.
Умному достаточно. На этом фоне скрытая мобилизация никого не удивляет. Сам Никифоров уже смирился с риском попасть в действующую армию. «Ничего страшного» — успокаивал он себя. Сапёрные части в окопах не сидят, в атаки не ходят, а строить мосты, дороги, казармы Иван Дмитриевич умел. Денежное довольствие конечно ниже заработка инженера тем более главы компании, но деньги не самое важное в жизни. Хватает и ладно.
На Новороссийской улице инженер остановил машину и открыл окно. С улицы доносились звонкие голоса мальчишек газетчиков:
— Царь Алексей вызвал британского посла!
— Нота протеста против вторжения в Грецию!
— В Смирне формируется новое греческое правительство! Наши корабли на рейде Смирны!
Никифоров порылся в кармане, извлёк горсть мелочи и свистом подозвал мальчишку с газетами.
— Эй, малой, «Вестник», «Русское знамя» и «Петербургские ведомости».
Отдав пятнадцать копеек, Иван Дмитриевич бросил газеты на заднее сиденье машины. Иногда надо почитывать прессу чтоб потом не ужасаться почем зря очередным решениям власть предержащих.
Совсем некстати вспомнилось, что старший брат давно в эмиграции. В годы оные Леша вляпался по дури в нехорошую историю, бросил семью, бежал из страны. Сейчас во Франции мыкается. Как понимал Иван Дмитриевич, не самое лучшее место для спокойной жизни в ближайшее время. Характер, способность брата влипать в истории тоже вызывали озабоченность. Может ведь выкинуть очередную блажь, влететь так, что в век потом не оправдается.
