Нэпман 4. Красный мотор - Алим Онербекович Тыналин
— Маша… Мы с первого курса вместе были. Она тоже инженер, представляете? Первая девушка на нашем потоке. А я… — он сглотнул. — Я когда про эту стройку услышал, загорелся. Думал, вот построим завод, создам себе имя, вернусь… А она…
— Вышла замуж? — тихо спросил я.
— За моего же друга, — криво усмехнулся Звонарев. — Пишет, что не могла больше ждать. Что я одержимый, только о работе думаю. Может, она права? Вот сегодня комиссия хвалила мои изобретения, а я… — он смял фотографию, потом торопливо расправил. — Простите, Леонид Иванович. Не стоило вам это все рассказывать…
— Стоило, — перебил я. — Знаете, Мирослав, такая одержимость, она как огонь. Может согреть, а может сжечь. Но без таких одержимых людей ничего великого в мире не создавалось.
— Думаете? — он поднял на меня свои удивительные зеленые глаза, сейчас какие-то беспомощные.
— Уверен. И знаете что? Вы не просто строите завод. Вы создаете будущее. Ваши технические решения… — я замялся, подбирая слова. — Они опережают время. Через десять лет так будут строить везде.
Он слабо улыбнулся:
— Спасибо… Знаете, я тут давно думал про систему автоматической подачи бетона.
И он снова начал говорить о технике, но теперь я слышал в его голосе что-то новое, не просто юношеский энтузиазм, а глубокое, выстраданное понимание своего пути.
Над стройкой загудел гудок, сменяя бригады. Звонарев встрепенулся:
— Ой, мне же надо проверить установку виброуплотнителей на четвертом участке!
Он вскочил, снова превращаясь в того неугомонного изобретателя, которого все знали. Только фотокарточку бережно спрятал во внутренний карман.
Я смотрел ему вслед, думая о том, какую цену порой приходится платить за право быть первопроходцем. Но иначе нельзя. Будущее не построить без таких вот одержимых мечтателей, готовых жертвовать личным ради большого дела.
Совсем стемнело. На стройке зажглись прожектора. Где-то вдалеке Звонарев уже что-то объяснял рабочим, размахивая руками. Жизнь продолжалась.
После разговора со Звонаревым я поднялся в свой временный кабинет. На столе надрывался телефон.
— Да, Протасов? — я узнал голос главного инженера московского металлургического завода. — Что у вас?
— Леонид Иванович, все хорошо. Докладываю. Только сегодня была проблема с мартеновской печью номер три. Футеровка не выдерживала новый режим плавки…
— Понял. Свяжитесь с Величковским, он как раз разработал улучшенный состав огнеупоров. И поставьте дополнительные датчики температуры по моей схеме, — привычно скомандовал я.
Протасов рассмеялся.
— Уже сделано, Леонид Иванович. Я хотел доложить, что все по плану.
Не успел я положить трубку, раздался новый звонок.
— Краснов слушает.
— Товарищ Краснов, это Глушков, служба безопасности Нижнетагильского завода. По поводу попытки хищения технической документации…
— Да-да, помню. Установите наблюдение за помощником начальника цеха. И проверьте его связи в Златоусте.
Телефон зазвонил снова. Сомов с прокатного стана:
— На новом стане проблемы с калибровкой валков…
— Немедленно остановите прокат. Пусть Сорокин и Зотов проверят настройку по схеме, которую я прислал на прошлой неделе. И передайте Пирогову, жду результаты испытаний новой марки стали.
Следующий звонок был с угольной шахты. Главный инженер докладывал о внедрении моей системы вентиляции. Я сделал несколько распоряжений по усилению крепежа в новой штольне.
В перерыве между звонками просмотрел сводку с хромовых рудников. Там шло внедрение новой системы обогащения руды. Надиктовал телеграмму с уточнениями по технологии.
Звонки продолжались до глубокой ночи. Вся огромная промышленная империя требовала постоянного внимания. Но я понимал, что именно эта отлаженная система производства даст стране металл для новых заводов и машин.
За окном шумела грандиозная стройка автозавода. Где-то далеко гудели мартены, грохотали прокатные станы, уходили в забои шахтеры.
Я отложил последнюю сводку. Завтра предстоял новый день, новые проблемы, новые решения. Но сначала надо проверить, как там Звонарев со своими виброуплотнителями…
Глава 5
Станки
Августовское утро выдалось прохладным. Я стоял на временной разгрузочной платформе, наблюдая, как два крана медленно вытаскивают из вагонов массивные деревянные ящики с клеймами «Ford Motor Company». Первая партия станков наконец прибыла.
— Осторожнее! — взвился вдруг откуда-то тонкий голос. — Вы же нарушаете допустимый угол наклона при разгрузке!
Из-за штабеля досок появилась нелепая фигура. Невероятно высокий и худой человек в черном сюртуке явно дореволюционного покроя. Он напоминал ожившую чертежную линейку.
— А вы, собственно… — начал я.
— Циркулев Игнатий Маркович, — он склонил голову так церемонно, что пенсне на цепочке качнулось. — Прибыл согласно распоряжению наркомата для инспекции поступающего оборудования. Позвольте заметить, что текущий процесс разгрузки не совсем соответствует инструкции. Точнее, совсем не соответствует.
— Да что вы понимаете! — раздался знакомый голос Звонарева, который уже мчался к нам, размахивая своей неизменной папкой. — Я лично разработал схему разгрузки с учетом всех требований.
— Молодой человек, — Циркулев поправил пенсне длинным костлявым пальцем. — За двадцать лет преподавания в Императорском техническом училище я руководил таким количеством разгрузок, что…
— Хватит! — прервал я начинающуюся перепалку. — Игнатий Маркович, покажите ваши документы.
Он извлек из внутреннего кармана сюртука безупречно сложенную бумагу. Все было в порядке, перед нами действительно стоял один из лучших специалистов по металлообработке в стране.
— Отлично, — я свернул документ. — Теперь к делу. Что именно вас смущает в процессе разгрузки?
Циркулев достал крошечный блокнот:
— Как я уже говорил, согласно инструкции производителя, угол наклона при перемещении токарных станков данной модели не должен превышать двадцати градусов. В данный момент мы имеем отклонение минимум в двадцать три с половиной градуса, что может привести…
— Позвольте! — снова вскинулся Звонарев. — А вы учли модификацию такелажной оснастки, которую я специально приспособил для текущей ситуации?
— Коллеги, — я поднял руку, останавливая новый виток спора. — Давайте так, Мирослав Аркадьевич, скорректируйте угол подъема. Игнатий Маркович, проконтролируйте процесс. А я хочу услышать ваше мнение о самих станках.
Циркулев важно кивнул и начал обходить первый распакованный ящик, делая пометки в блокноте. Его движения напоминали какой-то странный ритуальный танец.
— Любопытно, — пробормотал он. — Весьма любопытно… Но позвольте заметить, система крепления шпинделя достаточно примитивна. А эти направляющие…
Я внимательно наблюдал за его действиями. Кое-что в конструкции станков действительно вызывало у меня сомнения. В двадцать первом веке я достаточно изучил оборудование, чтобы видеть слабые места этих, пусть и передовых для 1929 года, машин.
— Игнатий Маркович, — прервал я его бормотание. — Что если
