Прорвемся, опера! - Никита Киров
— Нет! — чуть ли не хором ответили все.
— Зима скоро, пригодится. Чай-то с мёдом пить — самое то. А то сахар дорогой сейчас. А я дёшево отдаю, как от себя отрываю. С получки отдадите.
— Так получка-то ещё когда будет? — Устинов нахмурил брови. — На что мы тебе мёд-то покупать должны?
— Я-то откуда знаю? — смутившийся Шухов выскочил в коридор.
Не, знаем мы его свежий мёд, даже я это вспомнил. Старые слежавшиеся комки засахарившегося мёда, который невозможно есть, но который он продавал всем, кого видел.
Ладно, пока есть свободная минутка, надо действовать. Я поднялся и подошёл к Толику. Он всё хотел перевестись к нам, но Шухов не давал, вредничал, ставил условия. Подмогну немного.
Ведь я помню, куда в итоге делись те медали, дело-то обсуждали долго, когда они нашлись.
— Толя, — позвал я. — Разговор есть.
— Говори, — он с подозрением посмотрел на меня.
— Был на рынке вчера вечером, — сказал я, думая, как лучше всё подать. — Встречался со своим информатором. И он брякнул, что внук генерала Загорского бегал и пытался всем впихнуть ордена своего деда. Тот, который с этой, попугайской причёской, зелёной.
— Ах он сучонок мелкий, — протянул Толик, моментально просияв. — Панк хренов. Так и знал, что это он, гадёныш, спёр их. Ох, дед ему устроит. Своей портупеей генеральской ему всю жопу отхлестает. А я всю голову сломал.
— Успевай, — я кивнул. — Пока он не продал всё. Если успеешь, увидишь расправу.
— С меня пузырь, Паха!
Толик накинул куртку, метнулся то в одну сторону, то в другую, а потом посмотрел на меня и достал из кармана целую горсть жареных семечек.
— Хоть это пока возьми, — бросил он и выскочил в коридор. Оттуда выкрикнул: — Сам жарил!
Ну, вот так шаг за шагом и будем всё делать. А Толик про благодарность не забывает. И чё мы с ним тогда не поделили? Молодые были, что поделать.
А я подошёл к Якуту и Дружинину. Хотелось посмотреть, как матёрый капитан Филиппов будет колоть бывшего зэка. Может, и сам покажу, чему научился за все эти годы. Заодно вспомню обстановку тех лет по городу. Смутно уже вспоминались знакомые когда-то имена и прозвища.
— Я жаловаться буду! — объявил Дружинин, косясь на Якута. — В европейский суд по правам человека! Понял, мент?
— Во как, — спокойным и умиротворяющим голосом произнёс Филиппов… — Там вон телефон с прямой связью с европейским судом. Будешь звонить? — и как даст ладонью по столу! — Где обрез взял⁈
— Какой? — зэк выпучил глаза. — Какой обрез, начальник? На понт меня взять хочешь? Не было никакого обреза, вы мне его подкинули, век воли не видать!
— Обрез, — произнёс я и чуть привстал на носки, чтобы разглядеть бумажки на столе Якута, — из которого был недавно убит гражданин Сидорчук, он же криминальный авторитет Чингис из зареченских. Тот самый обрез.
— Да, а мы уже провели экспертизу, — подыграл мне Якут и подмигнул. — Так что видишь, как удачно всё совпало. Взяли тебя, а у тебя есть засвеченная пушка с мокрухи.
— Да я в натуре не понимаю, вы чё, мне Чингиса шьёте? — Дружинин начал вставать, но я надавил ему на плечо, чтобы сел. — Я отвечаю, не в курсах, кто его мочканул! Это…
— Ну, — я пожал плечами. — Мы, конечно, люди не болтливые, но если Артур услышит, он за своего человека будет рвать всех, кого найдёт.
Дружинин приоткрыл рот, но Якут не дал ему подумать об этом.
— Обрез откуда⁈ — рявкнул он, привстав из-за стола и наклонившись к Дружинину. — Где взял? Кто его сделал? Говори! Или на тебя Чингиса повесим. А братве шепнём, что ты их бугра порешил.
— Да у деда одного на хате вынес, он всё равно куда-то пропал, — оправдывался тот. — С Лёхой Кирпичом на дело пошли, квартиру выставлять, нашёл ружьё под шконкой. Ножовкой по металлу ствол отпилил, ну это, чтобы носить сподручнее. И приклад того, отхреначил.
— Кража с проникновением в жилое помещение, незаконное хранение оружия, незаконное изготовление оружия, — перечислял я. — И подготовка к разбойному нападению. Ну и вишенка на торте — нападение на сотрудников милиции при исполнении. Ах да, чуть не забыл, за что мы тебя искали-то. Убийство с отягчающими там.
— И не просто нападение, а вооружённое покушение на жизнь сотрудников, — добавил Якут.
— А у нас же там сидит кто-то из зареченских? — спросил я. — Может, вместе их запихать, в одну камеру в изоляторе? Там и разговорится. Если выживет, конечно. А потом как Артур узнает, уже точно не выживет…
— Да я не в курсах про Чингиса, отвечаю! Б** буду, век воли не видать, я… не надо меня туда, — прошептал он. — Они же отморозки. Твари конченные, начальник!
— Ты за что Кирпича убил⁈ — Филиппов наклонился к нему через стол так близко, как мог.
— Из-за ружья этого! Говорю, продать надо на Старом рынке, сделать обрез, братва с руками оторвёт. Потом, говорю, поделить поровну, а он выделываться начал, говорить, что его это доля. Выпил, фуфло начал мне толкать, граблями своими махать, вот я нож случайно взял и…
— Пиши, — Якут взял из пачки лист и хлопнул по нему ладонью.
— Что писать?
— Всё пиши. И про обрез, и про Кирпича, и как в нас стрелять хотел, — он закурил и чуть кивнул мне, мол, всё хорошо. — Всё, что говорил, всё и пиши. Или я за себя не отвечаю.
А когда Дружинин стал писать большими корявыми буквами, делая ошибки чуть ли не в каждом слове, Филиппов присмотрелся ко мне и тихо сказал:
— Отсыпайся, Васильев. Ты, конечно, когда сутки не спишь, такое вытворяешь, но отдыхать тоже надо. Иди, прикрою, пока тебя Шухов не увидел, а то запряжёт ещё куда-нибудь.
Тут он был прав, а мне хотелось обдумать всё в спокойной обстановке.
Но выйти из кабинета я не успел, услышал тяжёлые торопящиеся шаги. Отдохнуть и подумать, кажется, пока не дадут.
— Васильев, всё-то на работе? — Шухов, куда-то
