Владимир Поселягин - Я - истребитель. Я — истребляю
— Елена Степановна, у Вячеслава опять кризис! — выкрикнула она.
— Дарья, подожди меня здесь, — быстро сказала главврач, и бегом выбежала вслед за Машей.
Совещание подходило к концу, когда в кабинет Сталина вошел Поскребышев и что-то прошептал на ухо Верховному. Ни своим видом, ни мимикой, не показал Сталин, как воспринял свежую новость. Генералы и маршалы, стоявшие у большой карты Советского Союза никак не показали своего интереса, продолжив, как только секретарь вышел, обсуждение последнего прорыва немцев под Киевом. Сейчас прорыв локализован и фронт практически стабилизирован, но последние пять дней были довольно тяжелы для Генштаба ощутившего гнев Верховного.
— Что вы скажите товарищ Жуков?
— Выдохлись немцы, товарищ Сталин, не те уже что были в июне-июле. Да и мы учимся воевать. Бьем немцев.
— Так почему мы еще отступаем? Пятимся? Почему, товарищ Жуков?
— Опыта маловато, чтобы гнать их вперед товарищ Сталин.
— А когда мы этот опыт наработаем? Когда мы перестанем пятиться и ударим?
— Скоро, товарищ Сталин, — вытянулся генерал Жуков.
— А вот товарищ Суворов, дважды Герой Светского Союза, летчик-ас, считает, что мы такой опыт наберем только через два года. Как вы считаете?
Генералы и маршалы молчали, они были согласны со словами Сталина. Войска еще не готовы к наступлению, мало того к обороне они тоже были не готовы. Некоторые удивленно переглянулись, недоумевая с какого боку тут известный летчик, что хотел этим сказать Сталин.
После окончания совещания, когда командиры удалились, в кабинет прошел майор Архипов.
— Есть новости, товарищ Архипов?
— Да, товарищ Сталин. Лавочкин уже закончил с проектированием нового истребителя. Завтра они начинают сборку в цехе КБ.
— Что вы думаете о новой машине?
— Пока не знаю, товарищ Сталин. Что-то конкретно можно сказать только после испытаний.
— Как только они пройдут доклад об испытаниях ко мне немедленно.
— Будет сделано, товарищ Сталин.
— Хорошо. Вернемся к подразделению товарища Водопьянова. Что сообщает штаб части?
— К ним прикрепили пилотов Аэрофлота для обучения ориентированию, сейчас проводиться усиленная тренировка личного состава…
Через полчаса, когда майор направился к выходу из кабинета, его догнал вопрос Сталина:
— Что там с товарищем Суворовым?
— Он продолжает находиться без сознания, товарищ Сталин, хотя главврач сообщила, что кризис миновал. Они обнаружили очаг заражения и вычистили рану.
— Сообщите мне, когда товарищ Суворов придет в себя, — велел Сталин.
Через час Архипов был в больнице.
— Что у вас? — спросил он у сержанта Путилина, который встречал его у входа.
— Рецидив. Снова: прикрой, атакую! — ответил особист бросая бычок в урну.
— Значит, сегодня снова бредил?
— Да. Как только поднялась температура, его изолировали, вокруг снова врачи закружили.
— Что Власова говорит?
— Шансы выжить минимальны, он и так за эти три дня много сил истратил борясь с болезнью. В общем сердце может не выдержать.
— Понятно… О, как раз Елена Степановна идет. Сейчас узнаем что там.
Оба командира направились к спешащей в свой кабинет главврачу.
— Здравствуйте, товарищ Власова. Что с Суворовым? — спросил майор.
— В порядке он. Приступ миновал. Даже глаза открывал, в потолок смотрел, а это очень хороший симптом, поверьте мне, — ответила она, снимая маску. Вытерев мокрый лоб рукавом, она спросила:
— Надеюсь посетителей к больному нет? Я вас сразу предупреждаю, десять дней к Суворову, доступ, кроме медперсонала БУДЕТ ЗАКРЫТ!
Проводив глазами скрывшуюся в своем кабинете женщину, Путилин с Архиповым переглянулись.
— А ведь сегодня должна была состояться встреча Вячеслава с корреспондентами, — вздохнул майор.
— Перенесли?
— Да, объяснили ситуацию, и перенесли на две недели. Даже иностранные журналисты не возмущались, понимают в чем дело.
С трудом открыв глаза, я посмотрел на такой знакомый и родной потолок. Даже трещина на нем, была рада моему возращению, раз умудрилась удлиниться. Попытка пошевелиться ни к чему ни привела, кроме сильной слабости бросившей меня в новую пучину беспамятства. Проще говоря, я снова вырубился.
Второй раз я очнулся от лютой жажды. Громко сглотнув, я открыл глаза и успел увидеть руку с медицинской поилкой. Через секунду меня немного приподняли, и приложили к губам носик поилки. Живительная влага как бушующий водопад полилась не только в меня, смывая пустыню Сахару, но и подбородку капая на больничную пижаму.
Перед глазами появилось лицо моей спасительницы, оказавшейся медсестрой Машей.
— Ну что Сева, с возращением?
Громко сглотнув, я хрипло ответил:
— Да… Выиграл все-таки…
Слова приходилось проталкивать в горло, настолько оно казалось сухим и жестким как наждачная бумага. Несколько глотков воды не спасли меня от засухи.
Заметив мой взгляд в сторону поилки, Маша снова напоила, и как только я закончил сразу же спросила:
— Что выиграли?
Судя по ее виду, пока не расскажу не отстанет, поэтому прочистив горло, проверяя в каком оно сейчас состоянии, ответил:
— Я с Богом в карты играл…, — и многозначительно замолчал.
Судя по виду Маши, она готова была из меня душу вытрясти, чтобы узнать подробности, но не успела, в палату вошла мой лечащий врач.
— Здравствуйте, Елена Степановна.
— Вячеслав? Очнулся значит.
— Елена Степановна, больной очнулся час назад, но почти сразу потерял сознание. Второй раз десять минут назад. У больного была сильная жажда и я напоила его водой, — затараторила Маша повернувшись к ней.
— Хорошо. Количество? — спросила она у медсестры подходя ко мне и снимая стетоскоп.
— Сперва сто миллилитров воды, потом сто пятьдесят.
— Хорошо, пока достаточно. Через час еще двести миллилитров. Дальше без нормы, сколько захочет, — велела врач.
— Ясно.
— Как себя чувствуешь? — уже у меня спросила Елена Степановна.
— Сильная слабость. Легкая боль в ноге. Бок и рука вроде в норме. Что со мной было?
— Воспаление. Хирурги вскрыли твою рану на ноге, и обнаружили в ней гной мешающий работать кровообращению.
— Понятно. А сколько я был без сознания?
— Трое суток.
— Ого.
— Так! Больной! Не мешайте мне!.. Дыши… Не дыши… Все можешь дышать… Хрипов в легких нет, — диктовала она Маше которая записывала что-то в мою историю болезни.
В течение получаса меня тщательно осматривали, щупали, и переворачивали.
— Больной. В течение десяти суток вход к вам будет закрыт. Пока я не дам разрешение, ни кто кроме медперсонала к вам не войдет, — сообщила мне Елена Степановна.
— Лечится так лечится. А когда кушать можно будет?
— Уже можно. Сейчас распоряжусь, и тебе принесут ужин. У нас вечер на дворе, — выходя сказала врач.
— Спасибо, — успел крикнуть я.
— Я сейчас назначения унесу, и вернусь. Жду твоего рассказа, — сообщила Маша, и быстро скрылась за дверью.
Я уже успел со всеми поговорить кто работает в моей палате, кому сюда есть доступ: Что не надо называть меня дважды Героем Советского Союза, они сперва это делали, а можно на ты, и по имени. Было трудно, но я справился.
Как только Маша вернулась, и еще раз напоила, стала вытребовать про что я говорил когда очнулся.
— Интересно? Ну слушай. Значит, дело было так: лежу я, и вдруг в палате появился сияющий ярким светом тоннель и меня начало возносить в него. Как будто засосало в туннель. Потом хлопок и я на небесах.
— Ох, — изумленно выдохнула Маша еще больше открыв глаза, жадно слушая мой рассказ.
То, что она известная в госпитале сплетница я прекрасно знал, так что легкая шутка, я думаю, ей не повредит. Да и скучно мне было. За основу рассказа я взял сюжет какого-то мультика, уж не помню какого, главное там было про рай. Рассказывал как в облаках увидел огромные врата у которых толпился народ. И кого там только не было, и простые люди и красноармейцы и немцы, много народу было. Видел, как появлялись новые люди и выстраиваясь в очередь у ворот. Встав в конце очереди за капитан-лейтенантом, дождался своей очереди и предстал пред… вратарем? Короче хранителем врат. Говорил я с удовольствием, до мельчайших подробностей рассказывая все, что со мной «происходило».
— Так вот этот хранитель ищет меня в книге, ищет, а меня там нет.
— Как это нет? — изумилась Маша.
— Я тоже самое спросил… и с таким же выражением лица как у тебя. Оказалось я не умер, но раз находился на небесах, то был под юрисдикцией Бога. То есть отпустить они меня не могли, полномочий не хватало, это решал сам Бог… Попить можно?
— Да, конечно.
Меня напоили водой, и я снова откинувшись на подушку, переждав приступ слабости, продолжил свой рассказ:
