Юлия Галанина - Да, та самая миледи

Юлия Галанина

Да, та самая миледи

Книге «Да, та самая миледи» в моем лице попался благодарный читатель.

Я обожаю качественные романы «плаща и шпаги» — с атмосферой, деталями, с «высоким лексическим бюджетом».

Маркетологи, наверное, не считают целесообразным делать ставку на такого читателя, как я. Вторят классику: «Узок круг тех бойцов, страшно далеки они от народа». Редкие читательские удачи и длинный список разочарований, эрзац-чтива…

«Да, та самая миледи» — лучшее авантюрное чтение из того, что попалось мне в руки за последние пять лет. Пять лет «безрыбья». А организм требует и кальция, и фосфора. И сумма моих ощущений от чтения этого романа, как от чтения сабатиниевского «Лета святого Мартина», или употребления хорошего кофе-капучино с самарским шоколадом.

Такой текст нужно читать сибаритски — в кресле, укрывшись пледом. И чтобы в наушниках — «Скрипичная музыка эпохи барокко».

Как там этот фермент называется? Серотонин?

Образцовый приключенческий роман — легкий, стильный, с ветвистой интригой. И одновременно — феминный триллер.

Хотя не это главное…

Миледи получилась живая, чувственная, яркая, трогательная. Она живет и дышит, взрывная смесь Маргарет Тэтчер, Настасьи Филипповны и Шерон Стоун (простите за шутливый схематизм).

Есть и… макабрически красивые сцены… которые долго остаются под веками, не смаргиваются как след от магния — эпизод с повешеньем — прекрасен — «костер из платий», «взвеивает подолом пепел сарабанда ненависти» — пластика. Два штриха — и глазной нерв воспален — «платье сохранилось лучше мамы», живот как болотная кочка (ненависть к лафе-ровскому семени), потом — возрожденная теплота материнства — и все в одном абзаце. Много еще…

Роман захватывающий и человечный. Потрясающий ход — психологическая подоплека классических диалогов Дюма в интерпретации миле-Ди — достоверно. Интерпретация противостояния миледи и мушкетеров — хороша и по замыслу, и по исполнению. Сюжетные натяжки Дюма (глотая в детстве «Трех мушкетеров» — просто не замечаешь, сколь щедро по тексту рассыпаны ляпы) приобретают психологическую достоверность в устах «обер-злодейки»… Такое странное, но убедительное преломление — особенно в сцене суда и казни, когда наглядно и концентрировано демонстрируется циничная подоплека расправы.

И в целом — сюжетные повороты пригнаны как кольца кольчуги (или петли фламандского кружева).

Высококалорийное читательское удовольствие.

Благодарю.

Артем ДАВИДЕНКО

«Нэ так все было» — однажды произнес И.В.Сталин.

Эти четыре слова можно поставить эпиграфом к любой книге жанра криптоистории.

Берется какое-нибудь событие или явление из реальной истории. Желательно — известное всем. На худой конец — описанное в классическом литературном произведении. Таком, как, например, «Три мушкетера» Александра Дюма. А дальше — рассказываем, как все это было «на самом деле».

На первый взгляд — все просто. Но автор должен выбрать один из двух путей. Путь первый — сказать: «Нэ так все было. Савсэм нэ так. А вот как — мы сейчас расскажем».

И рассказать.

Большинство авторов так и поступают. Этот путь — путь свободного творца, не скованного ограничениями. Нужно будет — изменим сюжет, изменим характеры. Понадобится — поменяем местами добро и зло. «Черная книга Арды» Н.Васильевой, «Д'Артаньян — гвардеец кардинала» А.Бушкова. Достойные книги.

Но есть и другой путь. Он сложнее.

Поверить оригинальной версии. Принять ее как данность. Признать: да, в оригинале написана правда. Но вся ли? Одну сторону мы выслушали, но что будет, если заслушать и другую сторону?

Заслушиваем.

Перед нами знакомые с детства герои. Тот же сюжет, те же поступки. Те же самые слова — с точностью до знаков препинания. Что же добавилось? Мысли главной героини. Немного предыстории. И все. А картина — совсем другая, не та, что мы помним.

Что ж, надо признать — у автора получилось.

Олег ПОЛЬ

Франция

1638 г. от Р.X.

Восьмое сентября

Провинция Пуату.

Уютный замок близ местечка под названием Ришелье…

Четверть часа до полуночи

Не люблю запах дыма от поленьев, наготовленных из фруктовых деревьев, хотя и считается, что он самый ароматный. В моем поместье топят только сосной. Эта нелюбовь, наверное, от матушки. Она тоже его терпеть не могла, и когда мы с братьями были детьми, часто рассказывала, что бабушку сожгли, как ведьму, именно на таком костре. Уж очень она была красивая. Маленькой я слепо верила в эту историю, когда подросла, засомневалась, но матушка показала документы тех времен, все оказалось правдой, только о яблоневых поленьях нигде не упоминалось. Но детское отвращение к их сладкому дыму осталось. Смешно.

Скоро полночь. Давно пора спать.

Существует ли переселение душ? Не знаю. Но бабушкины черты отчетливо проступили и в моем облике, и в моем нраве. А уж сколько было шансов повторить ее печальную судьбу, знает только Господь. Иногда мне становится странно, что я все еще жива… Но я живу, живу так, как мне хочется, слышу смех своих детей и даже идет к концу третий день, как я пребываю в совершенно новом для себя качестве — я стала бабушкой. Боже мой, я? Раз десять в день спускаюсь вниз к внучке, пугая кудахчущих возле колыбели нянюшек, распеленываю красный комочек, глажу его крохотные нежные пятки. Может быть, через неделю привыкну.

Моя крохотная внучка умудрилась родиться в один день с дофином, которого уже давно ждать перестали. Разве это не признак дерзкого характера? Посмотрим, начало, во всяком случае, многообещающее. Месье д'Орлеан остался с носом (это я о рождении наследника короны).

В странные времена мы живем. В мемуарные. Все, кому не лень, принялись строчить воспоминания. Ходят слухи, что даже лавочник какого-то захолустного городка накропал целый том слюнявых мемуаров об одном-единственном дне в своей жизни, когда ему посчастливилось краем глаза увидеть исчезающую за поворотом карету Его Величества. И ведь все врут, что характерно. Летописцы, тысяча чертей!

Ведь если задуматься, сижу я у камина и жду полночи совсем не из-за счастливых волнений, связанных с новорожденной малышкой. Нет, просто из Амстердама прислали новую, негласно ходящую по рукам книжку «Воспоминания графа де Ла Ф. о некоторых событиях, произошедших во Франции…».

Читать о событиях десятилетней давности, в которых и ты принимала участие, всегда забавно, но чревато всплеском воспоминаний. Прав был отец Жозеф, уверяющий, что для крепкого сна на ночь не следует читать ничего, кроме молитвенника.

Но каяться поздно, бессонная ночь обеспечена.

Придется вспоминать…

Вот и полночь.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ЛАРЕЦ С ИНСТРУКЦИЯМИ

Невольно приходит на память завязка этой истории. Право, она, как привратник, стоит на страже остальных воспоминаний, не пуская их дальше. Ну что ж, начнем с нее. Пусть вспоминается, как вспоминается…

В первый понедельник апреля 1625 года карета, в которой я находилась, считала выбоины на дороге, ведущей к городку Менгу, если не ошибаюсь, знаменитому только тем (не считая, конечно, моего посещения, которое сделало честь этому месту), что здесь родился автор «Романа о розе». Вот бедолага!

День начинался препаршиво и прошел в полном соответствии со своим началом.

Во-первых, мы опаздывали.

Де Рошфор, конюший кардинала де Ришелье, срочно вызвавший меня на встречу в Менг, с утра ждал в гостинице «Вольный мельник». А ждать он терпеть не мог, да и я не люблю опаздывать. Но за час до городка неожиданно полетело колесо, пришлось стоять над людьми с хлыстом наготове, чтобы поломка исправилась в предельно короткие сроки.

Во-вторых, было слишком жарко и пыльно. Даже странно для апреля. Может быть, это было даже во-первых.

В-третьих, при внезапной остановке кареты я сломала ноготь.

В общем, было от чего прийти в ярость. Видимо, это почувствовал кучер, потому что он сумел расшевелить своих ленивых нормандских подопечных. Громыхая колесами, карета ворвалась в Менг. Оставив на Главной улице и в истории города отпечатки своих колес, она остановилась у «Вольного мельника», возле которого уже нетерпеливо маячила хорошо мне знакомая высокая темноволосая фигура в фиолетовом мятом дорожном костюме.

На удивление, Рошфор был в довольно спокойном расположении духа. Оказывается, он отвел душу в ссоре с каким-то гасконским юнцом, трусящим на оранжевой кляче в Париж. (А куда же еще могут направляться горячие головы?!)

Даже подобие улыбки пряталось в его глазах и губах, правда, не знающий Рошфора сказал бы, что в жизни не встречал более холодного и высокомерного лица. Стоя на подножке моей кареты, он подробно рассказывал все перипетии своего развлечения.

— Итак, Его Высокопреосвященство приказывает мне… — пришлось намекнуть Рошфору, чтобы он перешел, наконец, от самых замечательных цитат из рекомендательного письма этого юноши, адресованного де Тревилю, к делу, за которым меня вызвали в Менг.