Паническая атака. Избавиться раз и навсегда! - Андрей Владимирович Курпатов
«Кое-как на подкашивающихся ногах» она вышла из магазина и поначалу боялась ходить именно в этот конкретный магазин, но потом этот страх распространился на все общественные места.
Из-за психического напряжения, вызванного внутренним конфликтом, и из-за страха смерти, пережитого Светланой в том злосчастном продуктовом магазине, у неё стали возникать разнообразные вегетативные приступы. Причём сразу со стороны как сердечно-сосудистой, так и желудочно-кишечной, а также мочеполовой систем.
Житейские драмы идут без репетиций.
Эмиль Кроткий
Она обследовалась у многих врачей, в том числе у кардиолога, который не объяснил Светлане природу её состояния, отвечал уклончиво и просил «не беспокоиться».
Всё это очень насторожило Светлану, которая вспомнила свою подругу, умершую внезапно «от сердца» в возрасте 38 лет, «хотя и обследовалась у врачей».
Этот кардиолог рекомендовал также принимать аспаркам и рибоксин, а в моменты приступов – валидол, который принимала бабушка Светланы «перед смертью».
Результативность этого лечения, как мы уже можем догадываться, была нулевой, что, разумеется, перепугало Светлану ещё больше. В итоге из всей «палитры» вегетативной симптоматики у неё закрепились только те расстройства, которые можно было именовать «сердечным приступом».
Страх за собственное здоровье и жизнь нарастал у Светланы от врача к врачу, которых она прошла множество: гастроэнтерологов, пульмонологов и пр.
В своей «сердечной патологии» Светлана убедилась окончательно после того, как из всего, что было написано в заключении по одной из её электрокардиограмм, она смогла прочитать лишь драматичное, по её мнению, слово – «микарда» (по всей видимости, «миокарда») и не менее пугающее – «блокада» (по всей видимости, речь шла о «неполной блокаде правой ножки пучка Гисса»).
Что это за «блокада» такая, мы уже с вами знаем, а «миокард» – это латинское название сердечной мышцы, упоминание которой в заключении к любой электрокардиограмме вполне естественно. Но Светлана не была в курсе этого, спросить правильно не сумела и ещё больше запаниковала.
Но вернёмся к психологическому состоянию Светланы. В процессе наших занятий выяснилось, что на уровне сознания (здравого рассуждения) она с сочувствием и пониманием относилась к «болезни» мужа. Однако продолжала ощущать выраженный дискомфорт и неудовлетворённость своим положением «приживалки», будучи нереализованной как женщина.
В дальнейшем эта подавленная сексуальная потребность привела к чувству раздражения, которое потом сменилось на чувство тревоги. И вот «сердечный приступ», который одним махом решил множество проблем:
• во-первых, с избытком восстанавливал «статус-кво» Светланы в отношениях с «больным» мужем (теперь она тоже болела, причём «гораздо сильнее»);
• во-вторых, её «болезнь» привела к снижению интенсивности сексуальной потребности Светланы («Мне сейчас не до этого», – говорила она мне во время обсуждения этой темы);
• в-третьих, статус «больной», положение человека, неспособного выйти из дома, «лишали» Светлану возможности думать о том, чтобы искать удовлетворения своей сексуальной потребности «на стороне» (а также этому всячески препятствовали её принципы, сформированные ещё в детстве);
• наконец, «болезнь» Светланы служила ей поводом привязать к себе мужа, над которым она потеряла ощущение «сексуальной власти».
Такие или подобные им задачи и решает обычно любой невротический симптом. По сути, он освободил Светлану от тех проблем, которым она не могла найти рационального объяснения или какого-то их адекватного решения.
Сознание говорило Светлане: «Ты не должна сердиться на мужа за его сексуальную несостоятельность. Он в этом не виноват!» А подсознание отвечало: «Но я хочу!»
Сознание убеждало Светлану: «Ты не должна изменять своему мужу! В жизни главное – человеческие отношения, а не секс!» А подсознание настаивало на своём: «Хочу, и баста!»
«А если я болею, если у меня смертельная болезнь? – предложило вдруг сознание Светланы её подсознанию. – Может быть, тогда секс отменяется?» «Ладно, – согласилось подсознание, – болезнь так болезнь». А потом обеспокоилось: «Болезнь?! Действительно?! Смертельная?! Какой ужас!» – и дальше пошло-поехало, спелись…
Кроме того, сознание Светланы требовало от неё вести активный образ жизни, выйти на работу, чувствовать себя самостоятельной. Но подсознание всячески этому сопротивлялось. Наше подсознание любит всё привычное, понятное, а новшества для него – настоящая катастрофа, оно сразу же начинает и паниковать, и протестовать.
Плюс к этому работа – это же ещё и возможность кого-то встретить, может быть даже испытать чувства, влюбиться… Ведь хочется, а нельзя.
Так что подсознание нашло оправдание своей консервативной политике: «Ты не можешь работать, – сказало оно Светлане, – потому что ты больна». Снова сознание и подсознание Светланы сошлись и опять так некстати…
Вегетативные приступы сделали за Светлану то, что она не могла сделать сама: они стали той проблемой, которая примирила враждующие стороны – её «культурное» сознание и «бескультурное» подсознание. А потому оба они взялись за выстраивание идеологии болезни: «Я больна! У меня серьёзная болезнь! Мою болезнь не могут найти врачи! Со мной может что-то случиться!» и т. п.
Комедия – это трагедия плюс время.
Кэрол Бёрнетт
Во всём этом безобразии сознанию Светланы принадлежит решающая роль. А вот её подсознание «отличилось» на другом фронте: оно принялось за формирование у Светланы привычки тревожиться, бояться и «выдавать на-гора» вегетативные приступы, которые сама Светлана, разумеется, считала «сердечными».
Что ж, всё это помогло Светлане длительное время сохранять «хорошую мину при дурной игре», но и только. Ведь «побочных эффектов» оказалось выше крыши.
Светлана фактически превратилась в инвалида, неспособного ни покинуть свою квартиру, ни оставаться в ней «без сопровождения». Она оказалась полностью поглощена своей «болезнью» и не заметила очень серьёзных перемен, случившихся в её жизни, пока она занималась своим здоровьем.
Случилось же следующее: её муж то ли каким-то чудесным образом «вылечился» от своей импотенции, то ли и не страдал ею никогда, но, так или иначе, завёл себе молодую пассию и стал жить на две семьи.
Сын вырос и, утомлённый бесконечными придирками матери, а также её требованиями постоянного присутствия – кто-то же должен быть рядом с «умирающей», – умудрился жениться в 18 лет и ушёл в новую семью.
В результате Светлана обнаружила себя в роли старухи из сказки Пушкина, с «разбитым корытом».
Внимание, вопрос: того ли боялась Светлана последние четыре года? Оттуда ли пришла опасность: откуда ждали и где она изначально и находилась? Второй вариант: начались проблемы в личной жизни, в ней же они и расцвели бурным цветом.
И всегда так происходит: мы начинаем потворствовать своему неврозу, а он лишь усугубляет нашу ситуацию. Мы отдаём свои мысли и чаяния «симптому», а надо было бы разобраться с тем, что происходит в глубине нашего подсознания
