Лев Филатов - Обо всем по порядку: Репортаж о репортаже
Официальным мнением было, что хоккеисты себя не жалеют ни в тренировках, ни в игре, а футболисты — лодыри и слабаки. Хоккеистов величали не иначе как «ледовой дружиной», превозносили, они пользовались высочайшим покровительством, едва ли не все матчи посещал Л. И. Брежнев, одно время их после каждого чемпионата мира награждали орденами.
Нам приходилось ломать голову, как соблюсти такт при этих полярных оценках: не поддаться преувеличенным хоккейным восторгам и не изничтожать ни за что ни про что футбол. Мне неоднократно давали понять «сверху», что журнал поскупился, освещая победу хоккеистов, что напрасно милует футболистов. Такое было время, что блеск золотых медалей затмевал состояние дел в золотодобывающей промышленности. Если избалованные хоккейные руководители и тренеры, читая наш журнал, гневались и жаловались на малейшую критическую зацепку, то люди футбольного лагеря, настроенные вовсе не воинственно, намекали нам: «Только не вздумайте нас сравнивать с хоккеем, другим газетам простительно, а на вас мы надеемся».
Противопоставление навязывалось искусственно и властно, его требовали от нас в кавалерийском раже. Мне кажется, редакция устояла, хотя клинки и сверкали над нашими головами.
Футбольные дела тем временем усложнялись. И не из-за нехватки медалей. Если еженедельник начал свою жизнь в обстановке оптимистичной, исканиями и спорами вокруг игры, то постепенно обстановка менялась. Мы в редакции это почувствовали в рабочих обстоятельствах. Как и раньше, готовы были делиться своими соображениями в печати «старики»: Аркадьев, Маслов, Ан. Старостин, Дубинин, Глебов, Качалин, их по-прежнему занимала эволюция футбола, его превращения, его судьба в целом. А следующее, новое, поколение тренеров такого желания не проявляло. Его представители соглашались в лучшем случае обрисовать положение в команде, где они работали, но рассуждать в масштабах всего футбола избегали. Тут не скромность по молодости лет и малости опыта — давала себя знать духовная бедность практичности.
Это стало бедой не только в редакционной работе, а и бедой футбола. К счастью, журналистов того же, нового, поколения это не коснулось — они поднялись, выросли на старых традициях. Мне, редактору, было легко доверить им присмотр за благополучием футбола. Мы отклонились от преимущественного, подчеркнутого доверия, которое оказывал авторам из футбольной среды редактор М. Мержанов. Это был в тот момент не вынужденный, а необходимый шаг. Валерий Винокуров, Геннадий Радчук, Виктор Асаулов, правдист Лев Лебедев, Юлий Сегеневич, Олег Кучеренко, Алексей Леонтьев из «Советского спорта» — на их плечи легло публицистическим пером отстаивать как игровые, так и моральные ценности футбола. Явилась пора, когда не тактические варианты требовали к себе внимания, а порядочность, здравый смысл, смелость.
Подкравшиеся опасности футбольные власти не торопились признавать: им привычно было делать вид, что все идет как надо. Не настаиваю, что журналисты как-то особенно проницательны, истинное положение вещей знали и другие. Но другим достаточно поговорить, пошушукаться, покачать головами, а у нас — журнал, и как перед читателями кривить душой, играть в молчанку? И мы, как могли, задавали вопросы, выражали сомнения, наседали на частности в надежде, что до обобщений читатель доберется сам.
В изданиях неспортивных футбольную проблематику публиковали охотно: она как бы шла в суммарный зачет той критики, к которой словесно призывали, а пользовались с оглядкой. В редакции одного массового журнала, где я регулярно сотрудничал, после опубликования очередного обозрения редактор на планерке заявил своим сотрудникам: «Видите, о футболе острое выступление, так почему же на другие темы у вас не получается?» Планерка молчала, шокированная риторическим вопросом.
Не ведали ни редактор того журнала, ни сотрудники, что автор «острого обозрения» вскоре будет вызван на заседание коллегии Спорткомитета с отчетом о работе. Отчет как отчет, замечания как замечания, но я все ждал, когда же вынырнет потаенная причина. И вот встает ответственный работник, «отвечавший» за футбол, раскрывает толстую тетрадь и начинает из нее зачитывать отрывки из моих обозрений, публиковавшихся в том самом массовом журнале на протяжении нескольких лет. В общем, что-то вроде реферата, который должен был разоблачить зарвавшегося журналиста, несогласного, видите ли, с тем, как руководят футболом. Сопровождалось это зачитывание разведением рук в стороны: дальше ехать некуда. Как мне показалось, некоторые из присутствовавших ощущали неловкость: такое досье ведь характеризует и собирателя.
В итоге я как редактор был строго предупрежден за разного рода упущения в работе редакции «Футбола — Хоккея», которые, разумеется, нашлись, но не составляло секрета, что на самом деле предупредили журналиста за «крамольные» статьи.
И после того мне не раз приходилось держать ответ перед разными инстанциями за публикации, как свои, так и моих сотрудников. Порой я удивлялся, почему меня не отстраняют от должности редактора. Возможно, останавливало то, что я нисколько не дорожил должностью и, едва разговор переходил на высокие, вибрирующие тона, заявлял, что готов уйти хоть сию минуту. Это разочаровывало нападавших, и они терялись. Однажды я сказал, что могу писать и не о футболе, а хоть о выращивании гладиолусов. «Какие гладиолусы?» — прозвучал вопрос. На том разговор оборвался, я был отпущен.
Самое горькое было в том, что люди, следившие за порядком в печатных органах, отлично знали нашу правоту. Горько было и то, что мы, журналисты, позволяли себе куда меньше того, что обязаны были бы позволить.
А ведь все складывалось так наглядно, такой уж он, футбол, — уши торчат, ничего не спрячешь, все удостоверяет хроника, самая простенькая, набранная мельчайшим шрифтом и втиснутая в невидном уголке газеты, которую при всем нежелании все же нельзя не поместить.
Не объяснишь же простым совпадением, что в годы печально известные подложными исходами матчей и подкупами судей сборная пропустила два чемпионата мира и три чемпионата Европы, лет на десять скрывшись в провинциальной глухомани.
Раздосадованные, напуганные навалившимися провалами, ответственные лица настаивали на критической программе, согласно которой журналистам полагалось вытаскивать за ушко да на солнышко форвардов, смазавших с пяти метров, тренеров, не умевших заставить команды побеждать, чиновников, которым полагалось управлять футболом в городах и областях, чего делать они были не в силах, а значит, безвинных. А мы все надеялись, что нам велят: «Разберитесь должным образом наконец, что с футболом! Копните поглубже!» Но это было бы в то время самоубийственным повелением.
Вместо этого в один прекрасный день было дано указание прекратить сообщать о переходах игроков, до того как в редакцию пришлют составы команд. Уже игроки, пришедшие в новые команды, играли на юге в товарищеских матчах, уже болельщики на всех yглах обсуждали перемены, а еженедельник как в poт воды набрал. Читатели негодовали, высмеивали нас они привыкли получать информацию. Объяснить эти « тайны мадридского двора» мы не умели, сами их не понимали.
Еженедельник к Новому году проводит выборы лучшего игрока сезона. Сначала результаты голосования журналистов печатались в обобщенном виде, как итог. Мы решили, что будет лучше сделать голосование открытым, чтобы читатели получили о нем исчерпывающее представление. И появился бюллетень «Кто за кого». Он был встречен с признательностью. И вдруг мне задают вопрос: «Зачем вы печатаете анкету, кому это нужно? Давали же когда-то коротко итоги, ну и хватит».
Я уперся, прибегнув к приему, известному под названием «встречная демагогия»: «Но это же демократично?» Мой начальственный собеседник промолчал, сверкнув глазами. Ему захотелось «поруководить», убрать непривычное, смущающее. На этот раз санкций не последовало.
Футбол помечен печатью времени. Не приняв это во внимание, можно многое не понять в его жизни. Все упомянутое происходило в семидесятые годы.
Чем была мила для нас редакция, так это тем, что в нее на огонек стягивались люди. Не проходило дня, чтобы нас кто-то не навестил с разговором. С рукописью — это само собой, но и с разговором, свободным, о чем угодно. Незаметно, между делом, можно было узнать все, что хотелось. Уроки «геометрии» футбола — из легких, внешняя сторона игры больших разноречий не вызывала. Но почему так, а не иначе складывается матч равносильных команд? Я не знаю, как назвать «предмет», отвечающий на этот вопрос. Но он наиболее увлекательный, и, чтобы «успеть», требуется знать побольше, чем предлагают тренеры в скучных послематчевых интервью.
Не раз бывало: минут за десять до телетрансляции важной встречи звонил мне домой Валерий Воронин.
