Записки спортсмена-воздухоплавателя и парашютиста - Полосухин Порфирий Порфирьевич
Снова громкий взрыв смеха. Малоопытные пилоты действительно выполняли «нормальную посадку» примерно так, как описал ее Невернов.
Я пошел на летное поле. Темнота, пронизывающая сырость. Лужи от растаявшего снега. Сквозь густой туман слабо пробивались лучи прожектора.
Под высокой крышей эллинга, кроме дирижаблей, поблескивая серебристыми оболочками, стояли пятнадцать готовых к полету воздушных шаров - зрелище, способное удивить даже бывалого воздухоплавателя. Необычное впечатление усиливалось тем, что возле аэростатов не было ни души. Воздушные шары удерживались не людьми, а длинными поясными веревками, привязанными к стартовым металлическим плитам. Огромное тихое помещение с неподвижно застывшими дирижаблями и их историческими предшественниками - воздушными шарами - казалось фантастическим музеем воздухоплавательной техники.
Раздвинулись ворота эллинга. Стартовая команда ввела и поставила прилетевший корабль на место. Сойдя на бетонный пол; командир дирижабля и бортовой инженер что-то разглядывали на поверхности гондолы рядом с мотором.
- Обледенение, - сказал командир, ощупывая свежие вмятины на гофрированной дюралевой обшивке. - С винта слетал лед. Вот почему раздавался такой стук… Неважная погода, - добавил он и, бросив взгляд на воздушные шары, отправился с докладом к командиру эскадры, которым в то время был знакомый читателю по моему первому полету на аэростате Сергей Попов.
Командир эскадры задумался: метеоданные не позволяли надеяться на улучшение погоды в ближайшие день-два. Но если отставить полет на большее время, возможно, придется «разоружить» аэростаты, то есть выпустить в воздух около 10000 кубических метров водорода. Пропадет зря вся работа, выполненная для снаряжения шаров. И Попов решил: «откладывать не будем».
Едва забрезжил рассвет, неподалеку от эллинга начали наполнять десять «шаров-прыгунов» - маленьких «одноместных» аэростатов объемом всего лишь 150 кубических метров. Такой шар не способен поднять гондолу; и вместо нее к стропам подвешена скамеечка, на которой сидит пилот. «Прыгуном» шар называют потому, что на нем, пользуясь попутным ветром, можно перепрыгивать через деревья, строения, реки. Для этого он должен быть хорошо уравновешен - загружен так, чтобы его вес с пилотом и снаряжением равнялся подъемной силе. А снаряжение составляют самые необходимые приборы и 2030 килограммов балласта.
Наши аэронавты на шарах-прыгунах совершили сотни интересных спортивных и агитационных полетов. Нередко они начинались из московских парков. А однажды в Центральном парке культуры и отдыха дали старт любопытным гонкам автомобилей и мотоциклов за пятью «прыгунами». Победителями гонок, конечно, оказались воздухоплаватели.
Когда стало совсем светло, было отдано приказание: «Экипажи, по аэростатам!» Аэронавты по три-четыре человека заняли места в гондолах, и стартовая команда начала выводить воздушные шары из эллинга на поле.
Порывы ветра налетали на аэростаты, словно торопя их подняться в воздух. Стартовой команде пришлось крепко поработать. Даже для того, чтобы удержать маленький прыгун, требовались усилия четырех человек. Известные неудобства выпали при передвижении крошечных шаров по земле на долю их пилотов. Мы относились к этому юмористически. Особенно комичным казался восседавший на скамеечке прыгуна молодой пилот Анатолий Кобзев. Простодушное выражение его лица и рыжеватые волосы, выбивающиеся из-под нахлобученной на лоб шапки-ушанки никак не соответствовали облику покорителя воздушных пространств. Шар раскачивало. Анатолий суетливо перебирал ногами по лужам, растопыривая руки, чтобы сохранить равновесие.
- Наш орел расправил крылья! - сострил кто-то.
Несколько корреспондентов обступили шар-прыгун пилота Алексея Рощина. Корреспонденты щелкали затворами «леек» и что-то быстро записывали в блокноты.
- Как высыпается этот песок? - поинтересовался один из них, осторожно тронув пальцем подвешенный к скамеечке мешок с балластом.
- Буквально щепотками. Шар очень чутко реагирует на изменение веса.
- А сколько можно пролететь на таком аэростате?
- Это зависит от погоды и умения пилота. Недавно наш воздухоплаватель Василевский продержался на прыгуне более двадцати двух часов. Мировое достижение! - важно отвечал Рощин.
Особое внимание журналистов привлек аэростат, в гондоле которого находились одни девушки. Представители прессы наперебой старались получить интервью у командира женского экипажа Людмилы Ивановой и ее помощницы Али Кондратьевой.
Кому не приятно, развернув свежую московскую газету, прочесть свое имя в заметке о новом полете? И я, и мои друзья в начале нашей летной деятельности, откровенно говоря, чересчур увлекались различными интервью. Потом мы стали скромнее и серьезнее относиться к опубликованию сведений о полетах. Изредка случалось, что несведущие, а порой недобросовестные авторы писали о воздухоплавании, как о чем-то очень примитивном, а то и присочиняли всякие небылицы. Помню, как-то в газетах появилось интервью, полученное иностранным журналистом у бельгийского стратонавта Пикара. С полной серьезностью сообщалось, будто Пикар заявил; что «проблему межпланетного полета едва ли можно разрешить путем увеличения диаметра воздушных шаров». Такие случаи приводили в ярость Сашу Фомина. Он добивался, чтобы корреспонденции о полетах были точными.
Однажды меня и двух молодых курсантов в ночном полете застиг сильный ливень. Мы промокли насквозь. Из-за того, что балласт быстро израсходовался, я был вынужден в темноте произвести посадку. Ничего выдающегося в этом приключении не было и невозможно вспоминать без смеха заметку, появившуюся тогда в одной из московских газет. В заголовке крупными буквами значилось: «В гондоле вода… аэростат падает…», а ниже и несколько мельче: «Хладнокровие пилота Полосухина спасло экипаж».
«Вскоре гондола наполнилась дождевой водой. Все попытки вычерпать ее оказались безуспешными…», - писал корреспондент, вопреки тому, что в плетеной из прутьев гондоле вода может держаться не дольше чем в решете.
«В гондоле вода» и «хладнокровие пилота» вывели нас из себя и мы с Фоминым обратились с негодующим письмом в редакцию. Оказалось, что заметка была написана ретивым молодым корреспондентом, которому редакция доверяла потому, что он, к нашему стыду, учился… на втором курсе дирижаблестроительного института.
Возвращусь, однако, на летное поле. Резкий порывистый ветер разогнал туман. Но над землей висели низкие облака. Уменьшения силы ветра не предвиделось. О том, чтобы выпустить аэростаты одновременно, нечего было и думать.
Ни одному стартеру еще не приходилось руководить выпуском стольких аэростатов. Широкоплечий спокойный Попов подходил от одного шара к другому и выслушивал рапорт о готовности экипажа. Наметанным глазом оценивал расстояние до эллинга, в направлении которого дул ветер, и приказывал снять побольше балласта. Затем командовал:
- Дай свободу! В полете!
Воздушный шар быстро поднимался и, подхваченный ветром, исчезал, словно растворяясь в облаках. Ответ: «Есть в полете!» - едва успевал достигнуть земли. Попов направлялся дальше, и через каких-нибудь полчаса все двадцать пять свободных аэростатов были в воздухе.
Красивую, необычную картину наблюдали мы с Ревзиным в этом полете. Из туч, будто из морской пучины, один за другим всплывали воздушные шары. Над ними сквозь верхний слой облаков, как через матовое стекло, пробивался ровный, спокойный солнечный свет. Внизу на тучах образовались причудливые, окруженные радужным ореолом тени аэростатов. Это было довольно редко наблюдаемое явление глории, которое вызывается лучами солнца, проходящими между рассеянными в воздухе ледяными и водяными частичками облаков. Аэростаты вначале летели рядом и экипажи могли перекликаться. Десятки звонких голосов раздавались над облачными просторами.
Ввысь и вдаль
В книге бельгийского стратонавта профессора Пикара о его полете в стратосферу есть следующие строки: «Некоторые говорят: свободный аэростат - игрушка ветров, какой цели он служит? Его место в сарае. Мы, воздухоплаватели, высоко ценим свободный аэростат. Кто обвинил бы швейную машину за то, что она не способна молоть кофе? Кто обвинил бы кофейную мельницу за то, что она не может шить? Всякая вещь, выполняющая свое назначение, хороша сама по себе».
