Алексей Горбылев - Божественный кулак Масутацу Ояма

Хотя Харуяма и получил ранение паха, во время спаррингов в додзё удары в пах продолжали применяться очень широко.

Но победу одерживают не с помощью приемов. Все зависит от того, насколько умело боец контролирует ситуацию между приемами. Поскольку в таких спаррингах мы наносили удары в лицо голыми кулаками, единственное, на что все сразу же обращали внимание, была их ожесточенность, но если бы они присмотрелись, то смогли бы заметить, что все наши действия были точнейшим образом рассчитаны.

В настоящее время после создания Кёкусин кайкан наносить в лицо как прямые, так и круговые удары кулаком по лицу, естественно, строжайше запрещено. Запрещен и удар ногой в пах. Более того, когда кто-то из черных поясов или инструкторов причиняет новичкам или обычным ученикам травмы, он получает ужасную отповедь сосая. Похоже, времена изменились…».

Несмотря на то, что, судя по воспоминаниям учеников Оямы, на тренировках он был настоящим монстром, заставлявшим их выкладываться полностью, порой до потери сознания, после тренировки он превращался в этакого любящего «папашу».

«Если кто-то не мог внести месячную плату за обучение, Ояма говорил ему: «Можешь не платить». Фудзихира–кун тренировался до полуночи, и когда местные жители приходили к кантё с жалобами на то, что он им мешает спать, учитель звал Фудзихиру и говорил ему: «Ну, ладно, хватит на сегодня». Вот такая атмосфера была в его додзё в то время.

Ояма был не только очень смелым человеком. Он был очень внимателен и дружелюбен по отношению к ученикам, и еще он очень хорошо умел говорить, и его рассказы производили на нас большое впечатление. Эти рассказы я помню до сих пор.

По окончании тренировок он напоминал нам: «Холодную воду пить нельзя. Если хотите чего-то попить, пейте молоко. И масла побольше намазывайте на хлеб», — либо вел нас подкрепиться в якиникуя — закусочную, где подают жаркое из курицы или мяса. Когда я не мог откусить мясо, учитель говорил: «Желудок настоящего мужчины должен железо переваривать». Хотя в экономическом отношении времена были очень тяжелыми, он часто водил своих учеников есть в якиникуя. Он был много должен хозяину закусочной, но все же продолжал водить в нее своих учеников.

Сейчас я вспоминаю, как искренне он хотел воспитать своих учеников, как тепло и по–простому к нам относился, сколь светлая у него была голова. Он много рассказывал нам о своих мечтах, и это оказало на меня очень большое влияние. Думаю, что у него можно было бы многому поучиться… У меня были причины, чтобы покинуть Кёкусин кайкан, но сейчас я хотел бы сполна выразить свою признательность кантё Ояме. Для меня он стал учителем, которого никто не смог бы заменить», — говорит Накамура Тадаси.

К нему присоединяется и Ояма Сигэру: «После тренировок сосай часто водил своих учеников в якиникуя. Он рассказывал нам истории о своем затворничестве в горах, о боевых приключениях во время путешествий заграницу. И каждый раз он говорил нам:

«У каждого из вас должна быть мечта. Но нужно быть строгим к себе. И еще. Если ты начал заниматься, то должен верить, что сможешь стать чемпионом. Для этого ты и тренируешься. Понятно»?

Когда сосай говорил нам это, он словно становился моложе любого из нас, своих молодых учеников, и глаза у него становились такими же чистыми, как у ребенка. Вот что мне вспомнилось о сосае. По правде говоря, было и много такого, о чем даже вспоминать сейчас не хочется. Но эти неприятные воспоминания уходят куда-то вдаль и там исчезают. Хорошо помнится только, что сосай позволил мне познать всю романтику каратэ.

Велик след, оставленный сосаем. Поистине огромен. И потому драгоценная для меня память о том, как мы пробуждались вместе ото сна, ели, проливали пот, навсегда отпечаталась в моем сердце». Несколько интересных штрихов к этому добавляет Стив Арнейл: «В додзё Оямы царила особая атмосфера трудолюбия, самоотдачи, полной преданности воинскому искусству. Эта школа была не для всех, но я интуитивно почувствовал, что мы с Оямой во многих отношениях подходили друг другу и были близки по духу.

В тот момент, когда я принял решение перейти в зал Оямы, он находился в США с показательными выступлениями. Поэтому меня не допустили к тренировкам, но разрешили каждый день наблюдать за ними. Донн Дрэгер объяснил, что решение примет сам Ояма, когда вернется. Мне сразу понравилась дисциплина и атмосфера взаимоуважения в додзё. Когда через 3–4 недели прибыл Ояма, я через Донна Дрэгера объяснил, где и у кого учился, выразив твердое желание заниматься Кёкусинкай.

Ояма предупредил, что, если я решаюсь стать его учеником, то это на всю жизнь. Он сказал, что моя первая тренировка начнется этим же утром, и подарил мне каратэги, чем я очень гордился.

Я выполнял всю хозяйственную работу вместе с другими белыми поясами. Мы до блеска мыли полы, забивали торчащие гвозди, чистили туалеты, прибирали алтарь. Мы также стирали каратэги старших учеников, забирая их домой, потом возвращали их на место — на стену зала, где они висели в свернутом виде на штырях. Все воспитание кохаев было пропитано атмосферой будо».

Ояма прекрасно понимал, что без рекламы большую организацию создать невозможно. Он регулярно изготавливал плакаты с эффектными рисунками и фотографиями и призывами вступать в его школу. Расклеивать их он посылал своих учеников сразу после окончания тренировки. Как осуществлялись такие «акции», подробно рассказывает Ояма Сигэру:

«Разбившись на группы по 4–5 человек, мы отправлялись в разные стороны: в Оцука, в Мэдзиро, Хигаси Икэбукуро и Ниси Икэбукуро. Перед выходом из додзё сосай обращался к нам с воззванием, говоря что-то вроде следующего:

«Вы деретесь в спаррингах, как звери, избиваете всех, и новички очень быстро бросают занятия. Поразмыслите об этом! Теперь настало время пропагандировать каратэ. Если вы не станете расклеивать плакаты в таких местах, чтобы они сразу бросались в глаза, трудно мне придется. И смотрите, чтобы никто ко мне жаловаться не приходил»!…

Плакаты были очень смелыми, даже дерзкими. На них значилось: «Кэнка каратэ Ояма–додзё» — «Зал каратэ для драк Оямы».

Однажды мне вместе с Харуямой и еще двумя–тремя учениками было поручено расклеить плакаты в Ниси Икэбукуро, Хигаси Икэбукуро и в районе монастыря Гококу–дзи. С собой мы взяли два больших ведра с клеем и четыре кисточки. В путь мы отправились со скоростью, не уступающей скорости шага участников соревнований по спортивной ходьбе. Для бега это было вроде бы слишком медленно, а для обычного шага — слишком быстро. По возрасту я был самым старшим в группе, остальные были учениками повышенной образовательной школы.

Сначала мы на скорую руку расклеивали плакаты по всем телеграфным столбам, какие попадались нам на глаза, от них перешли к стенам гостиниц и т. д. Через некоторые время мы распалились и начали клеить плакаты на ограды частных домов и даже на двери их парадных. Это продолжалось в кромешной тьме уже далеко за полночь.

Два или три плаката мы наклеили даже на стены полицейских будок, которые попались нам по дороге. В одной из них как раз находился несколько полноватый полицейский средних лет. Он тут же нас заметил и, закричав на местном диалекте: «Эй! Вы что тут делаете»? — пустился за нами вдогонку, но где уж ему было угнаться за нами. Я сказал Харуяме и другим товарищам, чтобы они прекратили безобразничать, но они меня не слушались.

В конце нашего путешествия мы расклеили плакаты на улице перед станциями Ниси Икэбукуро и Хигаси Икэбукуро. Кроме того, мы обклеили плакатами даже припаркованные грузовики и легковые автомобили. Но плакаты все не заканчивались, и мы были готовы понаклеивать их прямо на лица идущих мимо людей. Поскольку сосай снял для нас комнату в гостинице, расположенной поблизости от додзё, нам хотелось поскорее закончить и улечься спать.

Закончили расклеивать плакаты мы уже около 3–х часов утра. В то время еще не было специальных магазинов, работающих 24 часа в сутки. А я был еще молод, а Харуяма и его приятели и того моложе. В общем, очень хотелось есть, но пришлось потерпеть.

На следующий день на додзё, естественно, обрушился шквал жалоб. Но сосай только ворчал. «Да, да, прошу извинения», — только и вылетало из его большого, медвежьего тела. Он тут же приносил свои извинения и только злобно поглядывал на нас.

Однако расклейка плакатов все-таки дала нужный эффект. Новички стали приходить к нам один за другим. И я, и Харуяма засыпали их вопросами: «Ты откуда пришел? Ты откуда про наше додзё узнал»? Узнавая, что пришедшие живут в том районе, за который отвечали мы, мы понимали, что это наша заслуга.