Сделано в Италии? Темная сторона моды - Джузеппе Иорио
Такое позорное поведение, нарушающее все правила приличия, допускается тем типом контракта, который компании и дома моды легально заключают со своими поставщиками, покорными правилам, подобным петле на шее. Контракт не дает им никаких гарантий и может быть расторгнут от сезона к сезону, точнее, каждые шесть месяцев, без соответствующего уведомления и без каких-либо штрафных санкций для компаний.
Я был знаком с реальной жизнью фабрики синьора Лино в Беневенто. Мы неоднократно сотрудничали с ним. Это была одна из лучших фабрик.
К сожалению, синьор Лино столкнулся с одним из многочисленных преступных наемников, находящихся на содержании боссов моды, и имел наивность довериться ему.
За четыре года работы в Moncler я видел немало подобных невинных шуток: некоторые фабрики приняли удар и едва справились с ним, для других удар оказался слишком сильным, и они прекратили свое существование, как фабрика Лино. Я видел, как десятки из них погибли в подобной ситуации.
В то же время отпускные цены на пуховики Moncler, выставленные в витринах магазинов, тоже выросли, а следом и объем их продаж.
Поэтому, проходя мимо витрин, старайтесь не очаровываться теми или иными шедеврами. Это просто блеск и маркетинг, просто прожектора и реклама.
Попробуйте представить себе эти дорогие куртки, эти крутые пиджаки в другом контексте, в другом месте. Представьте себе, что они свалены кучей на складе бывшей тюрьмы в Сопоте, а потом, не исключено, на прилавке базарного ларька. Просто для того, чтобы посмотреть, какой эффект это на вас произведет.
Глава 16. Руффини Загребущие Руки
Владыка
В контексте написанного есть две причины отдельного разговора о Ремо Руффини, лучшем предпринимателе 2017 года, экспортере престижной марки Made in Italy по всему миру, владельце бренда Moncler.
Причина первая: я проработал у него четыре года, поэтому знаю, о ком и о чем говорю. Вторая: этот владыка – своего рода образец. Посмотрим, что за образец!
Цитирую с официального сайта бренда, разумеется, с учетом всех обстоятельств.
2003 – бренд Moncler приобретает итальянский предприниматель Ремо Руффини, нынешний президент и управляющий директор. Каждый предмет одежды производится строго в Европе, – говорит Ремо.
Мы хорошо знаем, что это за Европа: бывшие тюремные карцеры Сопота, фабрики Приднестровья и тому подобное.
2010 – мужская коллекция Moncler Grenoble дебютирует в Нью-Йорке.
Вы должны знать, что город Гренобль (Франция) – это родина нашего, теперь уже печально известного, бренда пуховиков. Здесь находилась историческая фабрика, на которой работало около 50 человек, изготавливающих опытные образцы и испытывающих качество материалов и пуха. Руффини решил закрыть фабрику, что он и сделал: пинок под зад – и все по домам!
Французы очень разозлились, и не в последнюю очередь потому что добряк Ремо цинично назвал свою коллекцию в честь их города. Они дали ему кличку клошар, отчасти из-за его внешности, но в основном из-за его поведения, характерного для типичного нищеброда.
2013 – в декабре компания Moncler вышла на биржу. Руффини уже не один: к нему присоединились (добро пожаловать в клуб!) некоторые из повелителей Made in Italy сделано за границей, такие как Феррагамо, Ренцо Россо (Diesel) и Дзенья, которые производят рубашки стоимостью 300 евро в Турции и платят за них пол-ящика картошки.
Ремо на седьмом небе от счастья, и чтобы отпраздновать это событие, он увольняет почти три сотни соотечественников из Требазелеге (Падуя). Все как обычно, пинок под зад – и все по домам!
2014 – окончательно прибирается к рукам первая фабрика в Румынии с целью создания на ее базе центра исследований и разработок пуховой верхней одежды. Нанимаются почти 600 сотрудников. Надо же такому случиться, но несколькими днями ранее в Италии он увольняет 300 своих рабочих! Какой качественный скачок! Но Ремо уже не устраивает логика увольняю 300 в Италии – беру 600 в Румынии, что, с его точки зрения, уже очень хороший результат. Нет! Он идет дальше, заглядывая далеко в будущее, и поэтому прилагает уйму усилий для подготовки переноса производства своих творений в Приднестровье.
Но ради чего столько усилий?
Неужели к этому его понуждают экономические причины, связанные со простым снижением себестоимости продукции? В конечном счете экономия составляет не более 20 процентов, и то только на цене, уплаченной за сборку.
Здесь же речь идет о том, что люди перепродают в 10 раз больше, чем они производят.
Так почему? Тогда для чего? Что под этим скрывается, кроме экономии?
Давайте немного помечтаем и представим, что Руффини внезапно решает производить продукцию в Италии. Давайте еще немного посчитаем.
Выручка Moncler по итогам 2017 года составила 1194 миллиарда евро. Валовая операционная прибыль (пачка денег, которую можно инвестировать) составила 411 миллионов евро, а чистая прибыль, то есть деньги, реально заработанные Руффини, который уже имеет личное состояние в два миллиарда, – 249,7 миллиона евро.
Это только за 2017 год: то есть если он работал 250 дней, то зарабатывал по миллиону евро в день! Не слабо!
Но вернемся к мечтам: Ремо берется за ум, становится паинькой и все производит в Италии… Честно говоря, сейчас я не знаю, сколько одежды Moncler выпускает в год, но если хорошо подумать, то нам удастся получить близкую к реальности цифру.
При выручке около 1,2 миллиарда евро мы можем предположить, что объем производства составит несколько миллионов единиц. Представим, что только часть из этого делается в Италии при средней стоимости сборки в 40 евро, что всего на 20 процентов больше, чем в Румынии. Это 40 миллионов!
Небольшая итальянская фабрика со штатом в 25–30 человек производит примерно 70–80 швейных изделий в день, то есть около 20 тысяч штук в год.
На этом этапе математика проста. Руффини мог бы занять работой около 50 фабрик, просто перенеся часть производства в Италию. 1500 швей, 6000 свободно вздохнувших людей, если учесть, что семья в среднем состоит из четырех человек.
Если умножить эту цифру на все люксовые бренды, то получатся сотни тысяч!
При этом чистая прибыль Руффини снизится с 250 до 240 миллионов евро в год. На десять миллионов (10!) меньше в обмен на спокойствие шести тысяч человек. Неплохо, не правда ли?
Возможно ли, чтобы у итальянца, богатого и, полагаю, неглупого, никогда не возникало желания озаботиться решением социальных проблем собственной страны?
Но почему в таком случае человек с постоянным огромным доходом и миллиардным состоянием и, главное, живущий за счет традиционно итальянского ремесла, не думает о тех,
