Мода в стране дефицита. Культура одежды, массовый пошив и ателье в позднем СССР - Юлия Папушина
«FashionEast: призрак, бродивший по Восточной Европе» – монография британской исследовательницы и преподавателя Университета искусств Лондона Джурджи Бартлетт, опубликованная в 2010 году, посвящена моде соцстран с 1920-х до начала 1990-х годов. В 2011 году книга вышла на русском языке[6]. Основная предпосылка рассуждений Бартлетт заключается в том, что советская мода не менялась значительно на протяжении своего существования. Хотя автор признает эволюцию советской риторики и появление потребительской культуры, она не видит трансформаций, которые происходили в сфере производства товаров народного потребления, а также полностью отрицает какие-либо элементы рыночной координации в советской моде и швейной промышленности. Бартлетт постоянно повторяет тезис о неизменности и использует для определения советской моды понятие мифа. Однако этот тезис противоречит представлениям других ученых о советской системе производства моды, особенно в ее поздний период[7].
Советскую моду Бартлетт рассматривает через систему противопоставлений, что часто встречается в публицистических и академических текстах, посвященных советскому периоду, как на Западе, так и в России[8]. Бартлетт утверждает, что при социализме существуют три вида модного нарратива: утопический, социалистический и повседневный. Каждый нарратив она описывает через систему дихотомий. Так, утопическую моду характеризуют такие дихотомии, как время – безвременье, циклическое время – линейное время, история – современность, конструктивизм – традиция, массовая продукция (массовое производство) – одежда, сшитая на заказ (ручная работа)[9]. Нарратив социалистической моды представлен через пары: застой – динамичность[10], эстетика соцреализма – несанкционированные изменения в моде, подиумная мода – повседневная жизнь[11]. Наконец, повседневная мода определяется как конфликт между индивидуальными тактиками и практиками сопротивления модниц, адаптировавших западные тенденции, и давлением государства, сопротивляющегося естественному развитию моды[12]. Сфера потребления представлена через противопоставления: государственная торговля – черный рынок, стремительное развитие потребительской культуры – идея рационально обоснованных потребностей.
Проблема подобного, бинарного, подхода заключается в неявной оценочности языка описания. Этот язык маркирует определенное – скорее всего, негативное – отношение автора к идее социализма. Конечно, автор вправе иметь какое угодно мнение о предмете своего исследования, но выбранная перспектива приводит к появлению в работе слепых зон.
Первой слепой зоной, в частности, является субъектность советских модельеров. В книге Бартлетт советская мода предстает как бездушный механизм, в котором действуют лишенные воли люди-винтики, работающие на прославление и поддержание социалистической идеологии. Вопрос о том, откуда в таком случае брались творческие решения и нередкая фронда со стороны модельеров, остается открытым.
Вторая слепая зона – отношения между подиумной модой и массовым производством. По мнению автора, они существовали параллельно, то есть не пересекались, тогда как другие исследования[13] и мемуары[14] свидетельствуют об обратном. Провинциальные модельеры просто не могли себе позволить создавать «лишь дискурс, слабо связанный с реальной жизнью»[15]. Витать в облаках модельерам не позволяли ни швейные фабрики, ни руководство, как московское, так и местное.
«Одеваться по-советски: мода и оттепель в СССР» (S’habiller a la Sovietique. La Mode et le Dégel en URSS)[16] – еще одна книга о советской моде, вышедшая в 2011 году. Это работа сотрудницы Национального центра научных исследований в Париже Ларисы Захаровой. К сожалению, книга до сих пор не переведена на русский, хотя посвящена важнейшим страницам истории советской моды. Опровергая утверждение Бартлетт о том, что попытки Хрущева «транслировать идею технологического развития непосредственно в сферу дизайна и производства повседневной одежды… не имели успеха» и «социалистическая мода по-прежнему оставалась верна грандиозной эстетике сталинизма»[17], Захарова показывает, насколько значительными были трансформации советской моды в период оттепели.
В частности, в центре внимания исследовательницы находится адаптация советской моды к плановой экономике, а также заимствование подходов, технологий и профессионального дискурса у западной моды. Захарова также показывает противоречивость положения советской моды. Во-первых, развитие моды как социального института и индустрии было связано с решением прикладных экономических и управленческих задач. Во-вторых, индустрия моды не могла самостоятельно трактовать потребности, ее все время «направляли» специалисты по определению «разумного уровня потребностей», который считался ориентиром планирования в экономике. Лариса Захарова приходит к выводу, что с формальной точки зрения советским менеджерам удалось успешно согласовать моду и плановую экономику. Кроме того, она отмечает, что в советскую швейную промышленность, насколько это позволяла социалистическая система, внедрялись элементы маркетинга.
«Мода по плану. История моды и моделирования одежды в СССР, 1917–1991»[18] – последняя в списке фундаментальных трудов по истории советской моды книга, изданная в 2013 году. Сегодня более вероятно найти ее переиздание под названием «Мода по-советски: роскошь в стране дефицита»[19]. Масштабный проект российского историка Сергея Журавлёва и финского социолога Юкки Гронова ставил целью «дать целостную картину создания многочисленных домов моды, ателье и институтов, которые существовали в СССР»[20], и стать «первым в историографии систематическим исследованием истории развития советской моды и моделирования одежды в Советском Союзе»[21].
Сергей Журавлёв и Юкка Гронов анализируют организационно-экономические причины и следствия того, что «быстрые, часто непредсказуемые сезонные изменения моды не вписывались в жесткую плановую экономическую систему, где производство всего, вплоть до ниток и пуговиц, расписывалось заранее»[22]. Кроме того, исследователи обращаются к несоответствию между развитой системой моделирования и низким, за редкими исключениями, качеством одежды, доступной покупателям в магазинах.
Авторы «Моды по плану» приходят к выводу о нормализации моды в СССР к 1960-м годам и ее растущей интернационализации в 1970–1980-х. При этом «унифицированной идеологии моды», то есть специальных постановлений КПСС и руководства страны по поводу моды, авторы книги не нашли. Это свидетельствует о том, что на отношение людей к моде и их мнение по этому поводу власть пыталась влиять относительно мягкими «культурно-пропагандистскими средствами».
С. Журавлёв и Ю. Гронов признают, что ограниченность объема книги заставила их кое-чем пожертвовать. В частности, мало описаны профессиональная рутина модельеров, кроме сотрудников Ателье мод ГУМа, а также повседневная деятельность обычных советских ателье. По понятным причинам основное внимание авторы уделили моделирующим организациям Москвы, Ленинграда и Таллина.
Таким образом, с опорой на результаты выполненных ранее академических работ в данной книге я освещаю вопросы, которые по тем или иным причинам не были изучены ранее.
Перечисленные выше труды не учитывают (либо слабо учитывают) отношения «центр – периферия», которые были и остаются исключительно важны в России. Такие отношения в культурных индустриях, каковой является мода, могут работать неожиданным образом: во-первых, периферия переосмысливает информационные потоки, идущие из центра, и возвращает эти потоки трансформированными; во-вторых, периферия в состоянии сопротивляться разным формам навязывания образцов и стандартов в различных отраслях, в том числе и в сфере моды.
Опубликованные
