Петербург манящий [Старые тайны, уютные уголки, сладости из детства] - Юлия Владиславовна Евдокимова
Из воспоминаний петербуржцев
Выдавали еще сахар и крупы. В конце блокады и этого не было. Выдавали сразу на месяц, сахара 10 грамм и крупы 200 грамм. Часто вместо крупы выдавали жмых, не было крупы, совсем.
Выдавали и талоны на мясо. Но эти талоны были бесполезны. Мяса не было.
Первое время в город посылали баржи с картофелем, но немцы их топили. Картофель плавал в воде, его вылавливали по ночам, потому что днем шли обстрелы. Выловленный картофель раздавали из расчета не более 100 грамм на человека. Его растирали, смешивали со жмыхом или обойной пылью и готовили из него лепешки. Мучной клей, на котором держались обои, соскребали и варили похлебку.
Дольше можно было протянуть на «супах» – когда из кожаной одежды, ремней или ботинок варили суп. Предварительно вещи обжигали, чтобы избавиться от запаха дегтя, а уже потом готовили «бульон» или что-то более похожее на студень.
Истории про то, что съели всех домашних и диких животных, тоже правда. Но коты спасали хозяев не только ценой своей жизни. С началом блокады из города стали массово бежать крысы, и развелось много мышей. Есть истории о том, как коты приносили мышей хозяевам. А это не только кошачья еда в блокадном Ленинграде…
После того как был слит коньяк из бочек, стоявших в коньячных погребах Ленинграда, сами бочки были разобраны, а с внутренней стороны досок счистили весь налет, накопившийся за десятилетия, – богатый сахаром, глюкозой и даже витаминами, выделившимися из виноградного спирта, он стал основой для отваров, которыми спасали жизни детей.
Несмотря на голод, животные ленинградского зоопарка не пострадали. Только от обстрелов. Люди не убивали их ради еды.
Еще одним продуктом стал студень из столярного клея и котлеты из книжных переплетов. Ленинградцы отрывали обложки, резали их на мелкие кусочки, размачивая несколько часов в кастрюле. Когда бумага разбухала, воду отжимали, в получившуюся кашу добавляли муку из жмыха и лепили из смеси котлеты. Масла не было, и книжные котлеты жарили на поверхности горячей буржуйки. Чтобы перебить ужасный вкус, в фарш добавляли специи или лук.
Из воспоминаний петербуржцев
Лук очень ценили, он менял вкус. Поэтому его частями присылали письмами с Большой земли. Делалось это так: к письму пришивался луковый лепесток, а затем отправлялся в почтовом конверте к адресату.
Скудное питание приводило к большим проблемам с ЖКТ и нехватке витаминов. В городе началась цинга. Боролись с ней отварами из богатой витамином С хвои.
Возникает, казалось бы, логичный вопрос – почему не ловили рыбу?
А ответ прост: на пустую удочку рыба не клюет. Есть и другие причины: сидеть у лунки на льду и ловить рыбу – настоящее самоубийство при постоянных обстрелах. В город в среднем прилетало 160–170 снарядов в сутки, да и некому там сидеть, мужчины на фронте и на заводах. А потому рыба попадала на стол лишь в одном случае – оглушенная рыба всплывала в месте попадания снаряда. Тогда подползали и доставали, иногда рыбу выбрасывало на лед.
Весной 1942 года первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) Жданов выпустил распоряжение, обязывавшее приступить к лову не только рыболовецкие колхозы, но все предприятия и организации города. Даже Союз писателей получил свою разнарядку – поэты и прозаики должны были добыть в квартал 1,8 тонны рыбы. При этом распределялся улов по-разному. Колхозы обязаны были все сдавать государству – на нужды армии, флота и населения. А вот непрофессиональные рыбаки – представители заводов, учреждений, творческие работники – половину добычи могли оставить себе для «пополнения рациона питания».
Поэтому корюшка действительно спасала ленинградцев. Как и коты. Как и все, что только могло идти в пищу…
Этот город и эти люди выстояли. И сегодня трагическая история жизни Ленинграда важна не меньше тех, что рассказывают громкоговорители на нескончаемых корабликах его каналов.
Глава 5. Истории петербургских садов
Если бы не было Санкт-Петербурга, я бы придумал этот город, который спит на реке, как состояние души, которое останется со мной навсегда.
Ян Броккен, голландский писатель и журналист
У меня сложился ритуал: в каждый приезд я первым делом иду в Летний сад и к Михайловскому замку. Исторически город начался на Васильевском острове, мой Петербург начинается здесь.
Но ощущений от самой первой встречи с Летним садом повторить так и не удалось, а может, и не надо, пусть она помнится той, особенной.
– А еще Летним называется! – возмущалась я тогда, пытаясь согреть руки своим дыханием.
Вроде и октябрь был теплым, и солнце светило, но именно этим осенним утром было пасмурно и морозно.
Петербургу идет осень. Он хорош в любое время года, и утопающий в цветах поздней весны, и в новогодних декорациях, и жарким летним днем, когда на Невском не протолкнешься, а лодочки
