Как полюбить вино. Мемуары и манифест - Эрик Азимов
Продвигаемся дальше на восток вдоль Луары на территорию «совиньон блан» и двух важных апелласьонов, Сансер и Пуйи-Фюме. «Совиньон блан» намного более известен и популярен, чем «шенен блан» или «мелон». За последние двадцать пять лет он превратился поистине в международный сорт, выращиваемый по всему миру практически в каждой винодельческой стране. Тем не менее мало какие другие вина совиньон блан так тесно связаны со своей родиной, как лучшие вина из Сансера и Пуйи-Фюме, и мало какие вина из Сансера и Пуйи-Фюме могут сравниться с совиньон блан Дидье Дагено.
Дагено был личностью весьма незаурядной, бескомпромиссным vigneron и бунтарем с соответствующей внешностью – дредами и бородой. Он обожал риск, участвовал в мотогонках, гонках на ездовых собаках и не стеснялся критиковать своих соседей, которые, по убеждению самого Дагено, не отвечали его стандартам виноделия в целом и выращивания винограда в частности. Все это, разумеется, не прибавляло ему популярности в родном регионе, но качество его вин оставалось на неоспоримо высоком уровне, как, впрочем, и цены на них.
Дегустирование вина от Дагено в первый раз сравнимо с откровением. Его совиньон блан отличаются неожиданной чистотой и прозрачностью, насыщенными вкусами с различными оттенками. В отличие от многих других совиньон блан, в его винах пронзительна не фруктовость, а свежесть. Какой бы яркой ни была личность Дагено, его вина превозносят не столько самого создателя, сколько красоту терруара.
Дагено погиб в 2008 году, когда у легкомоторного самолета, которым он управлял, при наборе высоты заглох двигатель. Его сын, Луи-Бенжамин, был готов продолжать работу в хозяйстве и руководить домом. Судя по различным отчетам, он блестяще справляется со своими обязанностями, производя вина, которые, как и вина самого Дидье, отличаются динамичностью и почтительностью, отражают терруар и винтаж и всегда имеют сильный характер.
Смена поколений – самое, вероятно, деликатное звено хрупкой цепи, соединяющей вино с конкретной культурой. Поместьям Huet и Dagueneau повезло в том, что нашлись преданные люди, готовые подключиться к работе в случае необходимости, но, к сожалению, так бывает не всегда. В истории вина достаточно примеров удивительных, особенных хозяйств, которые исчезли, оставив после себя только призрачные бутылки, приоткрывающие завесу в мир их создателей. Вспоминаю изумительное Barbaresco от Giovannini Moresco, бесподобное Côte-Rôtie от Marius Gentaz-Dervieux, несравненное St.-Joseph от Raymond Trollat, изысканные бургундские вина от Jacky Truchot и сложные рельефные корнас от Noël Verset. Ноэль Версэ вместе с Огюстом Кляпом во многом способствовали сохранению апелласьона в суровые периоды середины XX века, пока в конце 1980 года тот не обрел вторую жизнь.
Вспоминаю выдающиеся вина Fiorano, принадлежащие Альберико Бонкомпаньи Людовизи, принцу Веноза, который производил великие красные и белые вина в поместье на окраине Рима. Когда в 1946 году принц унаследовал поместье, там произрастали местные сорта винограда, из которых получались преимущественно безликие вина. Новый хозяин заново засадил виноградник «каберне совиньон» и «мерло», причем задолго до того, как эти бордоские сорта стали модными в Италии, а также «мальвазией» и «семильоном». Мало кто знал об этих винах, и красные пользовались большей известностью, чем белые. Но даже белые характеризовались глубиной. Принц отличался некоторой эксцентричностью, и вести бизнес с ним было довольно трудно. В конце концов он прекратил продажу вин, после чего в 1995 году без всяких объяснений выкорчевал все виноградные лозы.
По правде говоря, вина Бонкомпаньи Людовизи в большей степени раскрывают его собственную эксцентричность, чем служат отражением местной культуры. Такие замечательные вина могли появиться только благодаря его уникальной целеустремленности, ресурсам и амбициозности. Вероятно, осознавая своеобразную природу своих вин и своего поместья, он и выдрал все лозы вместо того, чтобы передать бразды правления зятю Пьеро Антинори, главе знаменитой тосканской семьи виноделов. Антинори предполагал, что принц не мог допустить, чтобы кто-либо другой производил его вина, когда он сам уже не сможет этим заниматься.
«Он так любил свое поместье, а когда вы так сильно любите, то немного при этом ревнуете, – говорил мне Антинори несколько лет назад, когда принц был еще жив, но совсем одряхлел. – Если уж он не может работать самостоятельно, как в старые времена, то, наверное, предпочел отказаться от всего».
Так пришел конец винам Бонкомпаньи Людовизи. После смерти принца в 2005-м последовали годы юридических споров, тормозящих передачу права владения поместьем. Сегодня три дочери Пьеро Антинори и его жена Франческа сообща работают над проектом по возрождению хозяйства: хотят заново засадить виноградник и производить вина Fiorano. Я с большим удовольствием посмотрю, что у них получится. Правда, принц применял весьма необычные и специфические методы, так что вряд ли стоит ожидать точно таких же вин, какие изготавливал он. Но все же Fiorano сможет снова заявить о себе.
Не уверен, что аналогичная судьба будет уготована одному из моих самых любимых бордоских производителей, крохотному хозяйству Domaine du Jaugaret в Сен-Жюльен. Критики невысоко оценивают производимые здесь вина; они не носят инвестиционного характера. Об этом хозяйстве не знают даже завзятые любители бордо, да и жители Бордо вряд ли подозревают о его существовании.
О Jaugaret мне стало известно несколько лет назад, во время беседы о меде с Нилом Розенталем, импортером вина, который занимается пчеловодством на ферме в северной части штата Нью-Йорк. Каким-то образом разговор перекинулся на Бордо. Я сказал, что планирую туда поехать, а он выразил надежду, что у меня будет возможность посетить Jaugaret, чьи вина он импортирует. Занимает это хозяйство примерно 1,3 гектара, столь небольшая площадь больше типична для Бургундии, чем для Бордо, и я подумал, что Нилу оно пришлось по душе именно поэтому, ведь он сам родом из Бургундии.
Эта информация отложилась где-то в глубинах моего сознания, и прошло некоторое время, прежде чем в Нью-Йорке мне попалась бутылка урожая 2002 года. Я налил бокал и, едва понюхав вино, понял, что полюблю его. Сложные ароматы, которые вы обычно ожидаете от действительно хорошего вина из Сен-Жюльен, но важнее этого – ощущение изящества, невзирая на молодую плотность. Чарующие ароматы и текстура этого напитка заставляли меня снова и снова брать
