Агота Кристоф - Толстая тетрадь
Лукас говорит:
— Однако, может быть, есть такие женщины, которых можно хоть как-нибудь полюбить.
— Много вы знаете для своего возраста, Лукас!
— Я ничего не знаю, я только догадываюсь.
Петер говорит:
— Если вам что-либо понадобится, приходите ко мне.
2
Последний день года. Земля скована сильным морозом, пришедшим с севера.
Лукас идет на реку. На новогодний ужин он принесет господину кюре рыбу.
Уже темно. Лукас взял с собой переносную лампу и ледоруб. Он начинает долбить лед, которым покрыт садок, и вдруг слышит детский плач. Он направляет свет лампы в ту сторону, откуда доносятся звуки.
На мостике, который Лукас выстроил много лет назад, сидит женщина. Женщина кутается в одеяло и смотрит на реку, по которой плывут куски снега и льда. Из-под одеяла слышен плач ребенка.
Лукас подходит ближе, спрашивает у женщины:
— Кто ты такая? Что ты здесь делаешь?
Она не отвечает. Ее большие черные глаза неотрывно смотрят на горящую лампу. Лукас говорит:
— Пойдем.
Он поддерживает ее правой рукой и ведет к дому, освещая лампой дорогу. Ребенок продолжает плакать.
В кухне тепло. Женщина садится, расстегивает платье и дает ребенку грудь.
Лукас отворачивается и ставит на огонь остатки овощного супа.
Ребенок спит на коленях у матери. Мать смотри на Лукаса:
— Я хотела его утопить. Не смогла.
Лукас спрашивает:
— Ты хочешь, чтобы это сделал я?
— А ты сможешь?
— Я топил мышей, котов, щенков.
— Ребенок — это совсем другое.
— Так утопить его или нет?
— Нет, теперь я не хочу. Слишком поздно.
Помолчав, Лукас говорит:
— Здесь есть свободная комната. Вы с ребенком можете спать в ней.
Женщина смотрит на Лукаса черными глазами:
— Благодарю тебя. Меня зовут Ясмина.
Лукас открывает дверь Бабушкиной комнаты:
— Положи ребенка на кровать. Дверь останется открытой, чтобы комната согрелась. Когда ты поешь, пойдешь спать к нему.
Ясмина кладет ребенка на Бабушкину кровать и возвращается в кухню. Лукас спрашивает:
— Ты хочешь есть?
— Я не ела со вчерашнего вечера.
Лукас наливает суп в миску:
— Поешь и иди спать. Завтра поговорим. Сейчас мне надо уйти.
Он возвращается к садку, ловит сачком двух рыб и отправляется в приходский дом.
Он, как обычно, готовит ужин, ест вместе с кюре, они играют партию в шахматы. Впервые Лукас проигрывает.
Господин кюре недоволен:
— Вы сегодня рассеянны, Лукас. Вы делаете грубые ошибки. Начнем сначала, и возьмите себя в руки.
Лукас говорит:
— Я устал. Мне нужно домой.
— Вы опять пойдете шляться по бистро.
— Вам все известно, святой отец.
Кюре смеется:
— Ко мне приходит много старых женщин. Они мне рассказывают обо всем, что случается в городе. Ну не сердитесь! Идите развлекайтесь. Ведь сегодня Новый год.
Лукас встает:
— Желаю вам счастливого Нового года, святой отец.
Кюре тоже встает и кладет руку на голову Лукаса:
— Да благословит вас Бог. Пусть Он пошлет нам душевный мир.
Лукас говорит:
— В моей душе никогда не будет мира.
— Нужно молиться и надеяться, дитя мое.
Лукас шагает по улице. Он идет мимо шумных
бистро не останавливаясь, он прибавляет шагу, а па неосвещенной узкой дороге, ведущей к дому Бабушки, даже пускается бежать.
Он распахивает дверь кухни. Ясмина все еще сидит на угловой скамье. Она открыла дверцу плиты и смотрит на огонь. Миска, полная остывшего супа, по-прежнему стоит на столе.
Лукас садится напротив Ясмины:
— Ты не поела.
— Я не голодна. Я никак не могу согреться. Лукас берет из шкафчика бутылку водки, разливает по стаканам.
— Выпей. Станет теплее.
Он пьет, Ясмина тоже. Он наливает еще. Они молча пьют. Издали слышен перезвон городских колоколов.
Лукас говорит:
— Полночь. Начинается новый год.
Ясмина роняет голову на стол и плачет.
Лукас встает, снимает одеяло, которое так и не сняла Ясмина. Он гладит длинные, блестящие черные волосы. Он гладит полную молока грудь. Он расстегивает блузку, нагибается, сосет молоко.
Назавтра Лукас входит на кухню. Ясмина сидит на скамейке и держит ребенка на руках. Она говорит:
— Я хотела бы вымыть ребенка. Потом я уйду.
— Куда ты пойдешь?
— Не знаю. После того, что случилось, я не могу оставаться в этом городе.
Лукас спрашивает:
— Что случилось? Дело в ребенке? В городе есть и другие матери-одиночки. Тебя выгнали родители?
— У меня нет родителей. Моя мать умерла при моем рождении. Я жила с отцом и тетей, сестрой моей матери. Она меня воспитала. Когда мой отец вернулся с войны, он на ней женился. Но он ее не любил. Он любил только меня.
Лукас говорит:
— Понятно.
— Да. А когда моя тетя догадалась, она на нас донесла. Отец в тюрьме. До родов я работала в больнице санитаркой. Сегодня утром я вышла из больницы, стала стучать в нашу дверь, но тетя мне не открыла. Она обругала меня из-за двери.
Лукас говорит:
— Я знаю твою историю. В бистро рассказывали.
— Да, все о ней говорят. Город маленький. Я хотела утопить ребенка, а потом перейти границу.
— Границу перейти невозможно. Ты подорвешься на мине.
— Мне все равно.
— Сколько тебе лет?
— Восемнадцать.
— Рано еще умирать. В другом месте ты сможешь начать жизнь сначала. В другом городе, потом, когда ребенок станет постарше. А пока ты можешь оставаться здесь, сколько хочешь.
Она говорит:
— Но как же люди!
— Посплетничают и перестанут. В конце концов они замолчат. Здесь не город, здесь мой дом.
— Ты оставишь меня у себя с ребенком?
— Ты можешь жить в этой комнате, можешь приходить в кухню, но ты никогда не должна входить ко мне в комнату и подниматься на чердак. И еще ты не должна ни о чем меня расспрашивать.
Ясмина говорит:
— Я ничего у тебя не спрошу и не буду тебе мешать. Я и ребенку не позволю мешать тебе. Я буду готовить и убирать в доме. Я все умею делать. У нас я сама вела хозяйство, потому что тетя работает на заводе.
Лукас говорит:
— Вода закипела. Можешь готовить ванну.
Ясмина ставит на стол лохань, разворачивает одежду и пеленки ребенка. Лукас греет над плитой банное полотенце. Ясмина моет ребенка, Лукас смотрит на них.
Он говорит:
— У него кривое плечо.
— Да. И ножки тоже. Мне сказали в больнице. Это моя вина. Чтобы скрыть беременность, я стягивала живот корсетом. Он будет калекой. Если бы у меня хватило смелости его утопить…
Лукас берет завернутого в полотенце ребенка на руки, смотрит на сморщенное личико:
— Не надо так говорить, Ясмина.
Она говорит:
— Он будет чувствовать себя несчастным.
— Ты тоже несчастна, хотя и не калека. Может быть, он будет несчастлив не больше тебя или любого другого человека.
Ясмина снова берет ребенка, глаза ее полны слез:
— Ты очень добр, Лукас.
— Ты знаешь, как меня зовут?
— Тебя знает весь город. Говорят, что ты сумасшедший, но я так не думаю.
Лукас выходит и возвращается с досками:
— Сейчас я сделаю ему колыбельку.
Ясмина стирает, готовит еду. Когда кроватка готова, они кладут в нее ребенка и качают. Лукас спрашивает:
— Как его зовут? Ты дала ему имя?
— Да. Это спрашивают в больнице, чтобы сообщить в мэрию. Я назвала его Матиасом. Так зовут моего отца. Никакого другого имени мне в голову не пришло.
— Ты так его любила?
— У меня никого, кроме него, не было.
Вечер. Лукас возвращается из приходского дома, не заходя в бистро. В плите горит огонь. Сквозь незакрытую дверь Лукас слышит, как Ясмина тихо напевает. Он входит в комнату Бабушки. Ясмина в рубашке сидит около кровати и укачивает ребенка. Лукас спрашивает:
— Почему ты еще не ложилась?
— Я ждала тебя.
— Тебе не надо меня ждать. Обычно я возвращаюсь гораздо позже.
Ясмина улыбается:
— Я знаю. Ты играешь в бистро.
Лукас подходит, спрашивает:
— Он спит?
— Давно. Но мне приятно его качать.
Лукас говорит:
— Пойдем на кухню. А то мы его разбудим.
Они сидят на кухне друг против друга и молча пьют водку. Потом Лукас спрашивает:
— Когда это началось? Ну, у тебя с отцом?
— Сразу же. Как только он вернулся.
— Сколько тебе было лет?
— Двенадцать.
— Он взял тебя силой?
Ясмина смеется:
— Нет, нет! Он меня не насиловал. Он только ложился рядом со мной, прижимал меня к себе, целовал, ласкал и плакал.
— Где была в это время твоя тетя?
— Она работала на фабрике в бригаде. Когда у нее была ночная смена, отец ложился ко мне. Это чулан, без окон, с узкой кроватью. Нам было хорошо в этой кровати.
