Кресли Коул - Профессионал
— Я не выбрала Филиппа.
— Ты не выбрала и меня! Пока не оказалась наедине со мной, напуганная, потрясённая смертью Пахана. Я воспользовался тобой в ту ночь, и в каждую следующую тоже.
— Нет, — твёрдо сказала я, — я тебя тоже хотела.
— Потому что не знала, какой я на самом деле. Теперь ты понимаешь, почему я не хотел втягивать тебя в свои извращения, чтобы причинить тебе боль? Я боялся, что стану похож на своего отца. Я так этому сопротивлялся, но когда ты сказала, что можешь уйти к другому — это переполнило мою чашу.
Надавив на него, я причинила ему боль? Заставляя заниматься сексом, который его не устраивал? Учитывая, то, что я узнала — и то, о чём он ещё умолчал — мне оставалось только гадать.
Он мог получать удовольствие со мной, но потом себя презирать.
Сейчас он говорил со мной, и мне необходимо было узнать больше.
— Расскажи, когда ты впервые понял о своих особенных наклонностях?
— Я должен ещё в чём-то признаться? — мрачно спросил он.
— Да, Севастьян, — ответила я. — У нас нет ограничения на количество слов.
Его брови сошлись.
— Всё началось не с секса.
— Не понимаю.
Он выдохнул.
— Раньше у меня всегда были братья, но в Санкт-Петербурге никого рядом не было. Хоть я и познакомился с другими ребятами, близости с ними я не ощущал. Не с моим прошлым. И всё равно я не хотел быть один. Даже в том возрасте, я решил, что мне нужна жена — та, кто будет мне принадлежать.
Я попыталась представить юного Севастьяна, обдумывающего вопросы брака. Даже спустя столько лет он так и не женился. Он хочет жениться на тебе, Нэт…
- Мой возраст позволял мне строить глупые планы, но я понимал, что у меня нет ни денег, ни дома. Я знал, что мне нечего предложить. Но год спустя… — Он умолк.
— Расскажи.
Нехотя он продолжил:
— Там была одна проститутка, за которой подглядывали все мальчишки. Я видел, что она симулировала страсть для своих клиентов, притворно вскрикивая — лишь бы заработать хоть что-то за ночь.
Я съежилась при мысли обо всех вещах, которые он узрел во время жизни на улице.
— Как-то раз к ней пришёл один мужчина, он трогал её так, как я никогда раньше не видел — властно, даже жестоко. Он высек её, заставив опереться ладонями о стену. Я не мог поверить в то, что он её бил. Я почти готов был его убить за то, что он поднял руку на кого — то гораздо слабее его. Я направился было к нему, но потом всмотрелся в её лицо — по-настоящему всмотрелся. Её глаза остекленели, она никак не могла перевести дух. — Взгляд Севастьян метнулся ко мне — чтобы убедиться, что я по-прежнему с ним? — потом он вновь посмотрел в сторону. — Она была… словно в раю.
— Продолжай.
— После того, как этот мужчина, наконец, её трахнул, эта обессиленная женщина перед ним просто растаяла. В тот момент она бы что угодно сделала, лишь бы получить ещё. Она принадлежала ему абсолютно, — Севастьян повернулся ко мне, удерживая мой взгляд, словно нуждаясь в моём абсолютном понимании. — Он давал ей что-то такое, что не мог дать никто другой. И я понял, что если научусь, как делать то, что делал он, то смогу также управлять женщиной. Она передо мной растает. Меня волновал не сам акт, а, скорее, следующий за ним результат.
Я и раньше подозревала, что отклонения в этом мужчине были больше связаны с женским удовольствием, нежели с его собственным. Теперь же я поняла, что в его памяти навсегда остался тот день, когда он впервые увидел, как высоко может вознестись женщина.
— А потом?
— Как я уже говорил, это всегда было похоже на практику. Встретив тебя, я понял, почему. Но с тобой мои желания усилились, я испугался, что боль меня привлекает в каком-то другом смысле. Может быть, потому, что я сам вытерпел так много боли. Может быть, потому, что я хотел контролировать её, как и спиртное, ограничивая каждую дозу. Я приходил в ужас от мысли, что могу тебя отпугнуть — или потерять контроль и как-то тебе навредить.
Но я давила на него всё время. Я сильно об этом пожалела.
— Значит, я подталкивала тебя к тому, что тебя тяготило.
Он решительно покачал головой.
— Когда эти желания возникают у такой, как ты… то, что я с тобой делал, я не воспринимал, как нечто грязное. Ты делала это… чистым. Оказавшись в том клубе, я тоже почувствовал надежду.
Наверное, ему показалось, что он меня не убедил, поэтому он добавил:
— Я оказался прав. В ту ночь в клубе ты выглядела так, словно оказалась в раю, и я знал, что ты — моя.
Я вспомнила, как блестели его глаза, когда он прижимался лбом к моему плечу. Он сказал, что я создана для него.
— По дороге домой ты вцепилась в мои волосы своими маленькими пальчиками и дрожала, прижавшись ко мне. Ты вздохнула так, словно любила меня. — Он впился в меня взглядом. — Ради этого я пойду на всё.
Увидев, что может сделать с женщиной страсть к боли, он запомнил это чувство. Этот мужчина лишь желал свести меня с ума, подняв к новым высотам.
А значит, я не сделала ему больно!
И он действительно со мной общался.
Правда, когда я почти уверилась, что мы с этим справимся, его взгляд вдруг помрачнел.
— Но ты ведь была не моей, да?
— Была. И есть! — я раздражённо фыркнула. — Ты представляешь, каково это — любить каждую твою грань, которую ты позволяешь мне видеть — даже понимая, что больше ты не покажешь мне ничего?
— Любить? — Его кадык дёрнулся.
— Да, Севастьян. Я готова работать над нашими отношениями, если ты тоже готов. Если ты и дальше будешь со мной говорить, то, полагаю, мы справимся с чем угодно.
Он подозрительно на меня посмотрел, словно не в силах понять такой поворот событий.
— Ты даёшь мне ещё один шанс?
— Если и ты дашь мне ещё один. Как ты и сказал, я должна научиться терпению.
Он придвинулся ближе.
— Я знаю, что не такой, как надо. Но если поможешь мне, я смогу стать лучше. Я хочу этого. Натали, пойми: я… прошу.
Я уже тянулась к нему. Когда он усадил меня верхом на колени, я обняла его за шею.
Его тело, прижатое к моему, содрогнулось, будто сбросив с себя тяжёлый груз — словно какой-то перетруженный мускул наконец-то расслабился.
Я прошептала:
— Ты меня впустил. — Он смог только кивнуть.
— Пожалуйста, не закрывайся от меня снова. Пока ты будешь со мной говорить, я никогда от тебя не уйду.
— Я сделаю все, что нужно.
Казалось, он держал меня так несколько часов.
— Севастьян, что будет дальше?
Голосом хриплым от волнения, он сказал:
— Дальше мы вернёмся домой.
Эпилог
Москва-река уже почти замёрзла.
Из павильона я наблюдала за выдрами, которые резвились на островках льда. Я увидела горностая, несколько зайцев и полярную сову. Все они прекрасно существовали при такой вот температуре воздуха — промозглая сырость здесь кусалась даже сильнее, чем в Небраске.
Павильон был одним из моих любимых мест в усадьбе. Я приходила сюда всегда, когда Севастьян работал.
Вся Берёзка уже была покрыта девственно чистым снегом. И это помогало мне забыть смертельную схватку у лодочного домика и войну за власть, разразившуюся на этой земле.
Преждевременную смерть Пахана.
Эта белизна напомнила мне, что раны всё равно заживают.
Хотя у Пахана была красивая могила — расчищенное место на вершине холма в окружении стройных берёз — близость к нему я ощущала именно здесь.
На его похоронах присутствовало много любивших его людей.
Севастьян не позволил себе при всех как-то проявить своё горе. Но вечером того же дня наедине со мной по его щеке скользнули две слезинки, что для такого, как он, означали тысячи пролитых слёз.
С каждым прошедшим днём нам было уже не так тяжело вспоминать Пахана. Я была рада, что смогла провести с ним, пусть даже так мало, времени. В течение нескольких недель он изменил мою судьбу навсегда.
Его предсмертное желание исполнилось: моя жизнь, благодаря ему, стала лучше.
Я оглянулась и увидела, что ко мне шёл Севастьян, вокруг его ног обвивалось длинное чёрное пальто; от одного его вида моё сердце забилось быстрее. Я знала, что так будет всегда.
Когда он приблизился, его лицо поймало луч зимнего солнца. Наблюдая сейчас за ним, я могла сказать, что он в какой-то мере обрёл внутренний покой. Он казался моложе, и та усталость, которую я сначала почувствовала в нём, рассеивалась. Он чаще улыбался, и я могла даже заставить его иногда рассмеяться.
— Готова вернуться? — Он предложил свою руку, и мы отправились в большой дом. Мы переделали моё крыло для нас двоих, перевезя его вещи из отдельного здания.
— Да, — я положила на его руку, затянутую в перчатку, ладонь, взглянув на его горящие щёки и ясные глаза, не удержала вздох.
