Прорыв - Юрий Сергеевич Аракчеев
Но я опять пожелал ему удачи вполне искренне, дал даже дефицитную цветную пленку для фотоаппарата. Как ни понравилась мне Галя, но дружба и человечность дороже: если получится у него – пусть, дай ему Бог, я в конце концов найду же себе кого-нибудь, надо только расстаться с простудой.
На обед он явился счастливый, я спросил, ходили ли они в горы, он сказал, что ходили.
– Фотографировал?
– Фотографировал! – он радостно посмотрел на меня.
– Без всего? – спросил я нагло.
Тут он взглянул на меня осуждающе и сказал:
– У меня язык не повернулся бы ей предложить.
Теперь это был оскорбленный Роберт. Он так смотрел на меня, будто я и на самом деле оскорбил божество. А между тем он вместе со мной считал такие фотографии не только не предосудительными, а наоборот прекрасными, видел у меня такие слайды, они нравились ему. И он, разумеется, не прочь был бы фотографировать так же, спрашивал, как это делается – какой фон нужно подбирать, какую выдержку и так далее. Восхищаться красотой женского тела – что ж тут плохого? В конце концов ведь это – та же природа, только, может быть, наиболее концентрированное, наивысшее выражение ее, разве не так? Но теперь Роберт воспринял мой вопрос так, словно я оскорбил его в лучших чувствах. То есть, фотографировать «без всего» как будто бы можно, но только в том случае, если не очень уважаешь, а если уважаешь, то, наоборот, нельзя? Почему же тогда он восхищался моими снимками? Он, что же, считал, что я не уважаю тех, кого фотографирую? Ну и ну.
Досада опять взвилась во мне, но тотчас утихла. Тоскливо стало. Я смотрел на него, бодро жующего свой обед, и видел, что разубеждать и доискиваться справедливости бесполезно. Врет ведь. Очень хотел бы, но даже предложить боится. Вот и делает вид.
Ну, что ж, ну, что ж, как выражается в таких случаях один мой философски настроенный приятель. Ну что ж! По крайней мере ясно. Я еще раз понял, что нужно избавляться от простуды как можно скорее и кончать с очерком. К тому времени, может быть, и погода наладится. И хорошо бы найти какого-нибудь парня – с ним организовать тандем. Все же именно это привлекало меня больше всего. Совместный всеобщий праздник, пусть с немногими участниками. Маленькая, но – модель «рая». Возможно это в нашей жизни? Или все-таки нет?
6
И прошел еще вечер. И еще ночь. Вечером я опять работал над очерком. А утром за завтраком увидел Роберта все таким же целомудренно-очарованным.
– Что сегодня делаете? – спросил я между прочим.
– Пойдем опять территорию вашу смотреть. Дома творчества.
– Зайдете?
– Не знаю. Видно будет.
И почему-то ясно стало, что отношения у них на излете. И как далекая весть прозвучало «территорию вашу смотреть». Не ее ли это инициатива? Но нет, он не приведет ее ко мне. Ни за что!
Погода была еще хуже, дул сильный ветер, морские волны вздымались и ровными шеренгами шли на берег, я подумал, что надо будет выйти потом на набережную пофотографировать волны. Очерк шел плохо. Дело в том, повторяю, что я понимал: как обычно, мои мысли и взгляды не совпадут с мыслями и взглядами редактора. Более того – чем лучше будет очерк с моей точки зрения, тем хуже будет он с точки зрения того же редактора. Обычное дело… Все же я сидел над ним, пытаясь найти приемлемый компромисс. Отчитаться за командировку надо, ничего не поделаешь. И все время я помнил, к тому же, что Вася-Роберт без всякой надежды и пользы встречается сейчас с девушкой, которая судьбой предназначена для меня. Однако представления о порядочности не позволяют мне… Опять компромисс! Глупость, конечно. И все-таки.
Я решил пройтись. Машинально смотрел в серые от ненастья аллеи. И один раз мельком увидел их. Роберт бодро вышагивал в своем спортивном костюме – синем с белыми полосками, – он жестикулировал бойко, а Галя шла рядом, понурив голову… Или мне показалось? Они пересекли аллею и пропали. Я вернулся к себе, хоть и был совершенно уверен, что гостей не будет.
В обед мы встретились с довольным Робертом, а после я походил по территории Дома, потом зашел за фотоаппаратом и отправился на набережную фотографировать волны. И вдруг увидел их. Роберт стоял, облокотившись на парапет в эффектной «английской» позе, а Галя рядом…
Как она просияла, когда я подходил! Казалось: солнце выглянуло. Одна эта улыбка – непосредственная, детская, радостная – показала, что я не ошибся: она ждала и наверняка предлагала «Роберту» зайти ко мне. Ее улыбка была настолько сияющей, и даже поза настолько недвусмысленно говорила о том, что происходит – она повернулась ко мне и привстала с парапета и только что руки не протягивала навстречу… Мне даже неловко стало перед Васей. Но он, ослепленный, ничего не понимал. Только улыбался блаженно. И лишь когда я захотел сфотографировать Галю, в нем проснулось чувство собственника. И он не позволил! Ничего себе, а? Только вдвоем, только с ним, Робертом! Ну и ну. Сам не понимая того, он просто толкал нас с Галей навстречу друг другу…
Вдвоем так вдвоем, мне все еще не хотелось ссориться, и я сфотографировал их вместе. И Галя так ласково улыбалась мне в объектив! Улыбка ее просто притягивала, и нельзя было не сказать ей чего-то хорошего, и я что-то сказал, а она так живо реагировала! Она совсем повернулась ко мне, отвернувшись от Роберта, словно его не было здесь, и лицо ее сияло. Но, черт возьми, он же сам виноват!
После она призналась мне, что собиралась тогда уходить от него окончательно – «надоел до ужаса», – и на набережной они как раз прощались, она сказала ему, что пойдет спать. Когда гуляли по территории, она несколько раз предлагала зайти ко мне, но он возражал, говоря, что я работаю, мол, и нельзя меня тревожить… Но это она сказала потом.
А сейчас естественно возникла идея общей вечерней встречи. И Роберту ничего не оставалось, как на нее согласиться. «Я очень боялась, что ты сфотографируешь море и уйдешь, а как же я?» – говорила она потом. Потому, значит, и поворачивалась ко мне, сияя…
– Надо найти четвертую, – сказал я.
А Галя заявила, что подругу приглашать не хочет, да она и вряд ли пойдет.
– А разве вам меня одной мало? –
