Эдуард Фукс - Иллюстрированная история эротического искусства. Часть вторая
У. Хогарт. До. Галантно-сатирическая гравюра.
У. Хогарт. После. Галантно-сатирическая гравюра.
Обратившись к Франции, мы найдем и тут неопровержимое доказательство того, что этот тон господствовал всюду, где только вообще велись галантные беседы. Этим доказательством служат диалоги Алоизии Сигеа; их ценность заключается вовсе не в том, что они представляют собой воспроизведение какой-либо имевшей место в действительности беседы, — они так же вымышлены, как и лица, в уста которых они вложены, и как их автор. Но сомнению не подлежит, что неподделен в них тон эпохи; да и, кроме того, в настоящее время бесспорен тот факт, что эти невероятные фаллические описания в точности соответствуют нравам, царившим в то время в высоких и высших сферах. Для получения наиполнейшего представления об этих нравах рекомендуется прочесть еще рассказ Симплициуса Симплициссимуса о его приключениях в Париже.
Этому грубо эротическому, фаллическому тону соответствовали все другие формы частной и общественной жизни, игры, развлечения, вкусы и пр. Август Саксонский носил на пальце широкий золотой перстень, на котором был изображен герб, составленный из переплетенных половых органов мужчины и женщины, и на котором красовался, сверх того, циничнейший лозунг. Этим перстнем-печаткой Август запечатывал все письма своим метрессам. Такими и аналогичными выходками забавлялись сильные мира сего, положившие начало режиму фавориток. Один придумал эротические игральные карты, другой носил в кармане табакерку с подвижными эротическими фигурками и т. п. За игрой в трик-трак придворные дамы и метрессы пользовались косточками, украшенными эротической резьбой или мозаикой. И все эти эротические выдумки и развлечения тотчас же перевозились из Парижа в Германию…
Эротизм «простого» народа, поскольку последнего не коснулась похотливая атмосфера, непроницаемым слоем окутавшая абсолютизм, продолжал развиваться по старому пути средневековья. Об этом свидетельствуют сотни литературных документов, многочисленные народные пословицы и поговорки, свадебные обычаи и народные песни. Народная поэзия по эротической откровенности не отстает, конечно, от поэзии высших слоев общества, но зато в ней нет и следов несомненно прогрессирующей сухотки спинного мозга.
* * *Развращенность высших классов в конце XVI и в XVII веке, которую в то время считали одной из главнейших причин общего упадка, изображалась нередко с сатирической целью в весьма ясной и прозрачной форме. Хорошим примером этого может служить произведение Саделера «При дворе Сарданапала». Снова настали времена необузданного разврата, говорила сатира и изобличала их. Не менее наглядно и сатирически символическое изображение продажности любви. Деньги соблазняют Венеру, и она послушно исполняет все желания порока. Грубость чувственного наслаждения чрезвычайно удачно изображена Генрихом Ульрихом в его гравюре «Крестьянин и сластолюбивая госпожа». Крестьянин понимает превосходно, что сластолюбивая госпожа только затем и пришла к нему, чтобы поиграть с ним в любовь, и что она только и жаждет его грубых, но сильных объятий; вечная «любовная жажда», которую она не может утолить на супружеском ложе, заставляет ее забыть общественное различие. Эти гравюры — художественная сокровищница эпохи; в них звучат еще ноты Ренессанса. Отдельно следует упомянуть еще Калло, хотя это уже почти чисто французское искусство.
После хорошие произведения начинают встречаться в Германии все реже и реже, пока совершенно не исчезают под влиянием Тридцатилетней войны; тут уже замолкает решительно все — общество довольствуется неприкрашенной непристойностью, для которой нет даже ни малейшего художественного оправдания.
Этой грубой и безвкусной форме в литературной сатире соответствуют лишенные всякой художественности карикатуры. Эротизм их превосходит все границы. Наиболее популярной книгой в то время была «Le centre de l'amour» («Сосредоточие любви». — Ред.), вышедшая в 1648 году. В ней имеется свыше пятидесяти иллюстраций, не требующих никаких комментариев, настолько они откровенны, циничны и грубы; они всецело совпадают с тем, что было сказано выше о грубых формах наслаждений того времени.
В эту эпоху не отсутствовала, конечно, и морализирующая сатира; неоднократно встречаешься с ней в тех собраниях гравюр, в которых каждой человеческой глупости посвящена отдельная иллюстрация.
Когда деспотизм вместе с развитием абсолютной княжеской власти все упорнее стал преследовать всякое свободно сказанное слово, тогда, естественно, втайне стало развиваться и крепнуть сопротивление, появилась и настоящая сатира. В области литературы это были презрительные прозвища, сатирические стихотворения или эпиграммы, в изобразительном искусстве охотнее всего прибегали к услугам сатирических плакеток:[13] их было чрезвычайно легко распространять в большом количестве и не менее легко в случае необходимости прятать. Так как современникам наиболее резко бросались в глаза тягости и вредные стороны режима метресс, то против последних и направлялось большинство нападок: этим объясняется, что сатиры в огромном большинстве случаев носили эротический характер. В нашем распоряжении имеется одна такая плакетка, изображающая графиню Козель, одну из известнейших мегресс Августа Саксонского. На одной стороне серебряной медали изображены два амура, на другой — любовная сцена петуха и курицы. Подпись под изображением гласит: «Если ты не хочешь быть верной, то по крайней мере — par complaisance (любезной, снисходительной. — Ред.)». Смысл этой сатиры следующий: будучи еще женой графа Гойма, графиня Козель питала такую антипатию к мужу, что отказывалась от брачног о сожительства с ним. Муж постоянно мучил ее, а так как вся его любовь к ней сводилась исключительно к половому наслаждению, то он и пускал в ход аргумент, чтобы она не отказывала ему хотя бы «par complaisance». Впоследствии это стало известно. Сатира относится, по всей вероятности, к тому времени, когда Август Саксонский превратил прекрасную графиню Гойм в графиню Козель и когда народ, благодаря тяжелому бремени, взваленному на него, ясно почувствовал, что эти дамы никогда не любят только «par complaisance», а что Август оплачивает их ласки невероятными суммами денег и подарками.
Отличительным признаком народных карикатур того времени была, конечно, грубость. Это наглядно доказывают многие гравюры, посвященные излюбленнейшей теме народного остроумия — блохе. Блоха была одним из главных реквизитов средневекового остроумия и сохранила эту роль вплоть до новейшего времени. Это вполне понятно. Из-за всеобщей неопрятности насекомые были распространены повсюду: они мучили одинаково и князей, и графов, и горожан, и крестьян, и нищих. То, что этот непрошеный гость служил неисчерпаемой темой для остроумия, конечно, неудивительно, ибо поиски его всегда сопряжены с самыми комичными ситуациями. Столь же понятно и то, что и эта тема носит эротический характер. Поэтому-то с этим мотивом приходится встречаться даже и в серьезном галантном искусстве всех времен. Старейшим остроумием было желание показать, что женщина и блоха нераздельны, что большей частью блохи бывают у женщин. Следы такого остроумия еще дают себя знать и в наше время. Наиболее характерной карикатурой XVII столетия следует считать страсбургскую карикатуру «Женщины и блохи».
* * *Голландское искусство XVII века обнаруживает такую же понижающую тенденцию, как и германское. От Халса, Яна Стена и Рембрандта оно переходит к Тенье, Тросту и Дюзарту. Но так как экономическая жизнь, художественным отражением которой является это развитие, не была здесь, как в Германии, переходом от богатства к нищете, а только от роли смелого и отважного самоосвободителя и завоевателя мира к роли зажиточного купца, озабоченного лишь приумножением своего богатства и подчиняющегося охотно абсолютизму, то естественно, что и результаты получились здесь существенно иные, чем в Германии. Они не производят, по крайней мере, такого унизительного впечатления, хотя, конечно, с другой стороны, и в них весьма мало утешительного. Причиной служит исчезновение грандиозного, героического момента, конечный результат — неограниченное господство буржуазного самодовольства. Между двумя этими крайними точками находится галантное мировоззрение, соответствовавшее новой придворной культуре.
Это развитие потому не исключило из области искусства эротизм, что наслаждающийся человек чувствует особое пристрастие к такого рода вещам, он всегда наиболее крупный потребитель их, но указанный ход развития обусловил собой резкое изменение форм эротики и чувственности. Место естественной, стихийной силы заняла, так сказать, техника. Это было вызвано глубочайшей внутренней необходимостью, ибо и не могло быть ничем иным, как переворотом, обусловленным изменением всей экономической жизни. Ибо естественный человек стихийного инстинкта превратился в человека, жаждущего только наслаждения: этот человек из алькова сделал увеселительное заведение, где он может применять различную технику любви, и применять притом самоуверенно, самодовольно.
