Борис Рябинин - Рассказы о верном друге
Смокки ловила их повсюду. Целыми часами высиживала она неподвижно где-нибудь в углу у крысиной лазейки. Однако излюбленным местом для охоты долгое время оставалась щель за шкафом.
Вернувшись домой со службы, я заставал всегда одну и ту же картину: из-за шкафа торчит куцый, задранный кверху хвост фокстерьера, а перед ним на полу в выжидательной позе сидит Бенно. Такая молчаливая сцена могла продолжаться целый день. Кончалась она обыкновенно одним: Смокки ловила очередную жертву.
Иногда крыса пыталась спастись бегством. Смокки кидалась за нею. В ловлю ввязывался доберман. В доме начинался настоящий тарарам. С грохотом летели стулья, с этажерки валились книги; случалось, со стола падала и разбивалась посуда. Но крыса неизменно оказывалась в острых зубах Смокки.
Ловила их Смокки одним и тем же исключительно точным приемом, и притом молча, без единого звука.
Молниеносным прыжком набрасывалась она на добычу, без промедления, не зная промаха, хватала крысу за шею — и для той все было кончено.
Охота не прекращалась круглые сутки. Среди ночи мы просыпались от страшного грохота. Опять рушилось что-то в углу, затем раздавался короткий предсмертный писк. «Ага, еще одна». И можно было спокойно засыпать до утра.
Кончилось это полным изгнанием крыс из нашего дома. Тщетно дежурила Смокки за шкафом и в коридоре. Крысы не появлялись. Поняв, что отныне каждую из них в любую минуту здесь подкарауливает смерть, они всей стаей переселились в другое место.
Наступил перерыв в охотничьих подвигах Смокки! Обитатели дома хвалили собаку, не могли нахвалиться.
Вот тебе и Смокки, вот тебе и грязнушка! Теперь мне и заикнуться никто не дал бы, чтоб отдать Смокки в другие руки. Мои мать и сестра не чаяли в ней души.
Однажды мать, беря посуду из буфета, оставила нижнюю дверку открытой. Смокки в тот же миг оказалась в шкафу. Что случилось? Оказалось — заскреблась мышь. Полетели черепки: Смокки, расшвыривая тарелки и чашки, лезла в самый угол. С трудом вытащили ее обратно. Маленькое, упругое тельце ее было, как стальное.
Смокки начала заметно поправляться. Она округлилась, налилась мускулами, совсем другой стала шерсть, перестали гноиться глаза.
В первый же день, как она поселилась у нас, я вымыл ее теплой водой с мылом. И тогда она явилась в своем настоящем виде, превратившись из серо-желтой в белую. Лишь голова и хвост были пепельно-серыми, отчего, по-видимому, она получила кличку «Смокки». В переводе на русский это значит: «пепельная». Лишние, непомерно длинные, свалявшиеся космы я выщипал[22], после тщательно расчесал всю частым гребнем, и бывшая замарашка стала элегантным, с курчавой бородой и усами, жесткошерстным фокстерьером. Теперь каждый мало-мальски понимающий толк в фоксах любовался, глядя на нее.
Изменился и нрав собаки. У нее появились живость, желание поласкаться. Она даже научилась нежиться. Когда топилась печь, Смокки садилась перед открытой дверцей и, жмурясь, смотрела прямо на жарко пылавшие дрова. Время от времени она сладко потягивалась, потом, когда жар становился непереносим, повертывалась к огню спиной и, порой выгибая ее, могла сидеть так бесконечно.
На улице Смокки была необыкновенно резва. Вислые ушки всегда приподняты, всегда настороже, обрубленный хвостик торчит кверху, подергиваясь, как заводной, иногда от возбуждения начинает дрожать. Вся напружиненная, задыхаясь от стесняющего ее ошейника, Смокки азартно тащит хозяина за собой. Я едва удерживаю в руках поводок — с такой силой тянет его Смокки.
Но вот прогулка окончена. И Смокки притихла. Куда девался ее темперамент! Дома она была фокстерьером лишь наполовину, ибо в каждом фоксике сидит настоящий чертенок, толкающий на новые и новые шалости; ртуть, а не собака! Смокки же в квартире делалась совершенно неузнаваемой: тихая, покорная.
Очевидно, прошлые невзгоды все же отложили свой след. Может быть, именно дома ей попадало больше всего за малейшее проявление ее натуры, поэтому в помещении она никогда не играла, не развилась. И ни я, ни Бенно ничем не могли увлечь ее. Так, попрыгает немного на меня, когда я приду домой, подергает хвостиком, выражая свою радость, и — все.
Мы с Бенно затеем возню, а она смотрит на нас внимательно, следит с интересом за всем, поблескивая из-под мохнатых, «насупленных» бровей живыми умными глазками, но чтоб сама поиграла — ни-ни! Не заставишь ни за что. В этом отношении она представляла редкое исключение, не походя ни на одного знакомого мне фокстерьера.
Она преображалась, зачуяв крыс, враз превращаясь вся во внимание и слух, готовая в любую секунду к прыжку и хватке.
Со временем выяснилось, что не только крыс она умеет ловить так мастерски.
Как-то отправились мы на прогулку. По обыкновению я вел Смокки на поводке, Бенно бежал впереди.
Мы шли мимо забора. Внезапно Смокки немного отстала, поводок натянулся. Я оглянулся — вижу: она уже до половины скрылась в дыре под забором. Хвост возбужденно подергивается, задние лапы роют землю, стараясь протиснуть туловище еще дальше.
Я потянул Смокки за поводок — и остолбенел. Она медленно вытащила голову из отверстия… В пасти висела мертвая кошка.
Видимо, бедная киска сидела по ту сторону дыры; Смокки учуяла ее и беззвучно сомкнула на ней свои не знающие промаха клыки.
Прошло несколько дней — новая жертва охотничьего искусства Смокки. Опять на прогулке. Шли мирно, никого не собирались задевать. Откуда ни возьмись с карниза ближнего дома, точно камень, свалился большой серый кот. Со свирепым шипением, задрав трубой распушенный хвост, он вскочил на спину Бенно.
Мгновением позднее прыгнула Смокки. Она буквально сняла кота со спины добермана. Изогнувшись змеей, кот впился когтями и зубами в мордочку Смокки. Но она ловко стряхнула его с себя, хотя сама была немногим больше кота, не давая ему опомниться, тут же атаковала его и… Бедный кот! Что я еще могу сказать? Наверное, он никак не думал, нападая на добермана, что все так быстро и так трагически кончится для него.
Смокки «брала» кошек тем же самым приемом, каким она ловила крыс и на который способны только фокстерьеры.
Это была какая-то напасть. Я вовсе не желал зла кошкам; но они, как нарочно, сами набегали на нас. Уже в нескольких соседских квартирах недосчитывались своих любимиц. Узнай там, кто виновник гибели их мурлышек, не сдобровать бы моей Смокки. Не помогли бы и ее прежние заслуги в борьбе с крысами. Поневоле я вспоминал остроумные рассуждения Джерома Джерома о неисправимой греховности фоксов. Да уж, действительно. В собачий рай им не попасть!
Когда на счету Смокки числилось шестнадцать загубленных кошачьих жизней (Шестнадцать! Вы только представьте! Право же, повторяю, я никак не желал этого, но все мои попытки предотвратить несчастья разбивались о Смоккину дьявольскую ловкость и собственную неосмотрительность ее жертв), хозяева наконец дознались, в чем дело, и пошли жаловаться на меня и Смокки в домоуправление. Там ответили:
— Шестнадцать? Когда она задушит двадцать, придите и скажите нам: мы выдадим ей премию за борьбу с безнадзорностью кошек…
От себя добавлю: конечно, можно фокса приучить не бросаться на других животных. Но Смокки я взял уже взрослой — отсюда ее «неисправимость» (переучивать всегда труднее, чем учить).
Все фоксы невероятные драчуны и забияки. Не отстала в этом отношении и моя Смокки. С Бенно у них установилась дружба с первого дня. Что же касается других собак…
Раз из соседнего двора выскочила овчарка и бросилась на Бенно. Доберман мог бы и сам за себя постоять, но просто не успел это сделать: его опередила Смокки. Подскочив на всех четырех лапах, она впилась овчарке прямо в нос!
Испугавшись за Смокки — много ли такой козявке надо! — я, оторвав ее от овчарки, поспешно подхватил на руки. Не тут-то было! Смокки вырвалась и злей прежнего, с неукротимой отвагой и энергией, как всегда молчком, еще раз повторила ту же операцию с носом овчарки. Не ожидавший такого наскока бедный пес взвыл от боли (нос — самое чувствительное место у собак) и, поджав хвост, пустился наутек, преследуемый Бенно. Бенно даже не довелось помериться с ним силами. Аи да козявка! Муха испугала слона!
Это маленькое существо отличалось неудержимой храбростью, и позднее я имел возможность еще не раз убедиться в ее бесстрашии.
Известно, что фоксы могут самоотверженно защищать хозяина и способны обратить в бегство несравнимо сильнейшего противника. Глядя на Смокки, я частенько раздумывал над тем, что такая собачка могла бы с успехом быть использована для службы связи, в кавалерии например. Портативная: можно сделать удобную клетку-корзинку, приторочить к седлу — и марш-марш, поехали. Пустили с донесением — она несется, как пуля; убить трудно, поймать еще труднее. А повстречался враг — ого, она сумеет постоять за себя! Наша Смокки наглядно демонстрировала это.
