Борис Рябинин - Рассказы о верном друге
Помнится, как они познакомились: она сама сделала первый шаг, хотя еще не знала, что он живет рядом с ними. Встретившись во дворе, она внимательно-любопытно посмотрела на него, потом вдруг сделала быстренько вежливый поклон с приседанием и сказала:
— Извините, пожалуйста. Вы в каком доме живете? В двухэтажном?
Он ответил, улыбаясь:
— В двухэтажном.
— Нет, верно? А на каком этаже?
— На первом.
— А почему на первом? — Она была явно разочарована. — Если бы вы жили во втором, я бы к вам пришла.
Всех-то влечет высота, каждому, даже будь он ребенок, хочется окинуть взором мир с вышины, чтоб увидеть шире, дальше…
Кажется, давно ли это было; и вот она уже учится в школе, ходит в балетный класс (добилась-таки своего!), а он, «дядя Дима», — слепец, и ничто уже не может помочь ему…
Все соседи переживали его горе, когда он вернулся из госпиталя калекой. Никто, правда, не говорил об этом вслух, но он чувствовал по многим и многим деталям. А девочки так прямо не отлипали от него, ходили, как за своим. Мать уйдет на работу, а ему понадобится что-либо, только подай голос — бросят любое занятие, прибегут и сделают все, что ни попроси. Хорошие девочки, душевные.
Вероятно, прошло месяца полтора или два, как его привезли домой, — однажды слышит осторожный стук в дверь, будто поскреблась мышь. «Кто там? Можно». Входят Таля и с ней еще одна девочка, подружка по школе. Таля важно объяснила:
— Мы тимуровки, мы будем помогать вам. Хотите, дядя Дима, я почитаю вам книгу? Когда я устану, будет читать она.
— Почитай, — согласился летчик.
Они уселись напротив него. Таля раскрыла книгу и принялась за чтение, старательно делая остановки на всех запятых и точках. Но он, погруженный в свои невеселые думы, почти не слышал ее; потом внезапно встрепенулся: что они читают ему? Ах да, это же «Как закалялась сталь». Летчик горько усмехнулся: хотят поднять его политико-моральное состояние!
Чтение продолжалось с полчаса, затем он устало сказал:
— Идите, девочки. Вам ведь надо учить уроки…
Разговоры об уроках он слышит каждый день. Пожалуй, даже сам может сказать, что надо учить сегодня, о чем могут спросить в школе завтра, что задали по русскому или английскому. Кажется, сегодня на очереди география. Пришел со службы отец-инженер; Таля поверяет ему свои знания.
— Горы Карпаты… — звенит ее голосок. — Чуть-чуть они наши, а больше заграничные. Уральские горы, они горы длинные-предлинные, но… ну, не высокие! Не такие, как Альпы!
«А с самолета горы совсем не выглядят высокими», — думает летчик. И мнится ему, что поднимись он опять высоко-высоко, отпали бы его беды, перестала бы болеть душа.
Таля тем временем продолжает:
— Прикаспийская низменность. Она очень низкая и потому окрашена в темный-темный зеленый цвет…
Слышен быстрый топот каблуков, взбегающих по лестнице, и затем деловито-уверенно: «Добрый день!» — пришла Лара.
О, эта совсем другая, недаром прозвали профессором. Примерная ученица (круглые пятерки!); садясь заниматься, надевает большие круглые очки; обожает математические науки (готовит себя в ученые!). Аспирантура при каком-либо научно-исследовательском институте — на данном этапе ее идеал.
Они и наружно очень разные. Мысленно летчик рисует себе их портреты: он же хорошо знает девочек. Таля — точная копия отца — шатенка с мягкими вьющимися волосами, с пухлыми, алыми, как бутон розы, губками. Таля — дитя военного времени: родилась и росла в самую трудную пору. У нее плохие зубки (уже приходилось обращаться к врачу), слабое здоровье. У Лары, наоборот, зубы, как сахар; она — блондинка, в мать, с легкими веснушками на чуть вздернутом носике, рот всегда плотно сжат, выражение лица сосредоточенное.
Таля целый день поет, тараторит; у Лары не выжмешь лишнего слова. Лара — аккуратистка, Тале постоянно достается от нее. Вот и сейчас: только успела поздороваться — и уже началось.
— Ты опять мою ручку взяла! Отдай! Таля не отдает, пряча ручку за спиной:
— Я показывать ею буду. Я ее не поломаю!
— Отдай, знаю я тебя!
— Оставь, — вмешивается отец. — Никуда не денется твоя ручка.
— Да-а, не денется… — ворчит Лара, смиряясь, однако, перед волей родителя.
Таля с новым воодушевлением принимается за повторение заученного:
— Туранская низменность. Она маленькая, но все-таки большая. Один километр туда и один километр сюда…
— Сколько, сколько? — переспрашивает отец.
— Ах, одна тысяча километров, я ошиблась!
— То-то. А то эдак получается, как от нас до вокзала.
— Теперь про что рассказать?
— Алтайские горы забыла.
— Алтайские горы… — бойко начинает Таля и спотыкается. — Я не знаю, высокие они или нет, но очень красивые. Ты сам рассказывал. Склоны покрыты лесами… Что тебе еще нужно?
— Все спешишь, все спешишь, — качает головой отец. — Ты бы хоть у Лары немного позаимствовала прилежания…
— Она зубрит, а я не люблю!
— И вовсе я не зубрю! — с негодованием опровергает Лара. — Поменьше бы в зеркало смотрелась!
— А вот и буду! А вот и буду! Не укажешь!
— Перестаньте…
Таля, показав украдкой язык сестре, умолкает; Лара, дернув плечиком, уходит в свою комнату, чтобы без помех заняться уроками.
Летчик очень живо представляет себе все происходящее.
С некоторых пор все эти препирательства, болтовня девочек приобрели для него какой-то новый смысл; слушая их, он испытывает почти отцовское чувство. И у него есть определенные права на них. Да, да! Вот потому он и ослеп, чтоб защитить их детство. За то он и воевал, не щадил себя, чтобы они были веселы, жизнерадостны, и, сидя за стенкой, оставаясь чужим для них, он тем не менее участвует во всех их пререканиях и распрях.
Раньше, когда он еще видел, подобные сценки нередко случались и в его присутствии, и он мог бы повторить в лицах, как Таля высовывает насмешливо острый кончик розового язычка, а Лара, сделав пренебрежительную гримаску, удаляется, полная собственного несокрушимого достоинства, ясно говоря своим видом: что с ней связываться!… Смешные девчонки!
Но вот что интересно: прежде такие размолвки нередко перерастали в ссору, после чего сестры подолгу дулись одна на другую; последнее время все оканчивается более мирно. Не щенок ли этому причиной? У них же появилась общая собственность: беспокойное существо на четырех лапах, с коротеньким хвостиком и нелепой кличкой Типтоп. «Движимое имущество», как говорит отец девочек.
Действительно — движимое! Движется по квартире без конца, суется всем под ноги, прыжки, игры — с утра до ночи; кот Потап не знает, куда спрятаться от озорника. Зато девчонки от него без ума: водят щенка на прогулку, даже установили очередь, кому когда с ним идти; визжат от восторга, если он принесет палочку или щепку; обе записались в кружок собаководов и теперь аккуратно посещают его.
Особенно увлекается щенком Таля. Она и кличку ему придумала. Она же первая повадилась ежедневно приходить к слепому летчику и непременно приводить с собой мохнатого воспитанника.
Придя со щенком впервые, она тотчас подсунула его слепому:
— Дядя Дима, посмотрите, какой он хороший… И растерянно прикусила язычок. «Посмотрите» — ай, какая она неосторожная, не зря Лара пробирает ее каждый день! Думать надо, что говоришь!
Летчик, может быть, и не заметил этой оговорки (и лучше, если не заметил!), потому что сразу принялся ощупывать щенка. Он все еще не привык к этому занятию — знакомиться с предметами и даже с живыми существами главным образом посредством рук, осторожно обследуя их пальцами, — стеснялся своей неловкости и весь напрягался в такой момент, нервничая и боясь показаться жалким, несчастным.
Он положил руку на голову собаки, провел по шее и спине… Какая жесткая шерсть… Как прутья! Курчавая, как у овечки, и жесткая… Хвостик — будто кочерыжка и непрерывно дергается туда-сюда… очевидно, ради приятного знакомства! Рука снова вернулась на голову, перешла на морду, тронула холодный и влажный кончик носа, попыталась почесать под нижней челюстью и — опять удивление: борода! Бородатый пес! Везде шерсть сравнительно небольшая, а тут, под челюстью, висит пучком, длинная и волнистая… настоящая борода! И усы тоже есть… Занятная скотинка!
— Какой он породы?
— Это эрдель-терьер! — с гордостью объявила Таля. — Он знаете какой, дядя Дима? Он где хотите дорогу найдет! Нигде не заблудится! Сам дорогу найдет и еще человеку покажет!
— Уж будто! — сдержанно усмехнулся летчик.
— Ну вот, вы не верите, а я вам правду говорю! Какой вы! Почему вы мне не верите? — В ее голосе зазвучала обида.
— Да верю, верю… отчего ж… — поспешил он успокоить ее. — А какой масти твой пес?
— Сверху он черный, а снизу рыжий, — с готовностью принялась описывать собаку Таля. — Чепрачный, одним словом. Так нам в кружке объяснили. У него очень развит ориентировочный инстинкт…
